Часть 1
10 марта 2021 г. в 14:37
Мой отец был изобретателем и исследователем. Он дружил с Джоэлем Голдшмидтом.
Когда мне исполнилось шестнадцать лет, они нашли то тело и достали два кокона, в котором находились две девочки-близняшки.
Мы жили под одной крышей — так нужно было организации, которая занималась изучением и извлечением пользы из всяких монстров. Мой отец был главным в этом обществе, он лишь хотел, чтобы я выжила. Я была первым его ребёнком. Он растил меня один: моя мать умерла, а мои светлые волосы так и напоминали ему о ней. Но пережить потерю меня он бы не смог, поэтому и пошёл на отчаянные поиски. И он нашёл. Ему помог его друг.
Когда Джоэль нашёл мумию, а в ней два кокона, впитавших кровь и открывшихся, началась моя жизнь и Саи.
***
Хадзи — мальчик, который был куплен для Саи. Я помню, как он умер, когда полез за цветком для неё и упал. В тот момент я наблюдала за этим и встретила его внизу. Я недолго думая оказала ему помощь, дав свою кровь. Я не была уверена, что она подойдёт ему, но я решила попробовать, и, кажется, у меня получилось: он зашевелился. Сая беспомощно стояла на вершине и смотрела за тем, как я прокусила своё запястье, она даже закричала от ужаса и скрылась, когда мальчик стал дёргаться. Решив, что мне больше нечего делать, я ушла, а Сая… Даже не знаю. Может, прибежала посмотреть на моё деяние. Я же решила продолжить плавать в озере. Мой отец говорил, что Хадзи — её защитник и слуга и однажды придёт день, когда он станет её спутником, живущим ради неё. Поначалу я не чувствовала ничего, пока не увидела этого, казалась бы, обычного безэмоционального мальчика, который принадлежал Сае. Я несильно хотела дружить с ней, хоть она и называла меня ласково сестрой, и она была недалека от истины, ведь ту девочку, что была во втором коконе, пустили на органы для меня, в результате чего произошли изменения в моём организме: глаза поменяли цвет, частично развилась гетерохромия. Таких детей растили отдельно до определённого возраста. Сестру Саи чем-то кололи, что, на удавление, ускорило её рост, чтобы быстрее передать мне её органы. Я наблюдала за этим мальчишкой, кажется, он ненавидит Саю. Просто его жизнь была адом, он не знал тепла и любви, а теперь он раб — жалкое зрелище. В тот вечер я просто шла в свою комнату, когда услышала крик, шум и увидела выбегающего мальчишку, который старался не заплакать. Он врезался в меня, поднял голову, и слёзы покатились по его щекам. Он причитал о том, что его купили как вещь, что мир несправедлив, тогда я просто обняла его, сначала поглаживая по спине, потом слегка похлопывая, так делал мой папа, когда я была в его возрасте. Хадзи проплакался, успокоился, и я взяла его за руку и отвела на кухню, дала ему пирог, потом нашла молоко, налила ему в стакан и стала смотреть, как он это ел. Ущипнув его за щёку, я сказала, что ему нужно хорошо питаться, чтобы вырасти большим и здоровым мужчиной. С тех пор мне казалось, мальчик проявлял ко мне больше симпатии, чем к Сае, с ней он был холоднее, чётко делал всё, что она требовала, но исчезла та напускная безэмоциональность. Мы с Саей не менялись, мы застряли в подростковом возрасте, когда как Хадзи вырос в прекрасного юношу. Он выполнял всё, что поручала ему Сая, учился и хотел многое уметь. Помню тот день, когда он спросил, почему не может быть моим слугой, и это было мило. Я лишь взъерошила его чёрные волосы, сказав, что это потому, что он мой друг, но только это секрет. Я заметила, что со временем Хадзи стал воспринимать задания Саи как работу. Когда у него появлялось свободное время, он предпочитал учиться чему-то новому или развивать свои навыки. Мне нравилось слушать, как он играет на виолончели, и я поделилась этим с ним, похвалив его талант. Сама же я не стремилась играть на инструментах. Вместо этого я любила плавать и могла делать это от рассвета до глубокой ночи, и Хадзи поражало это. Зачастую я так расслаблялась в воде, что казалось, я сплю, дрейфуя по глади озера. Я предпочитала быть подальше от Саи, не хотела ни видеть, ни слышать её, не знаю, в чём причина. Может, я ревновала? И чтобы не ощущать этого, я предпочитала подавлять свои чувства, ведь он теперь взрослый мужчина. В тот день, когда я обратила его, мой отец думал, что это невозможно. Мне не делали переливания, я питалась сама. Однако помню первый приступ, когда я чувствовала нестерпимый голод, убивавший меня, я не могла насытиться обычной едой и не знала, что мне съесть. Боль жгла и колола изнутри, я хваталась за живот не в силах терпеть, меня кидало то в жар, то в холод. Я не могла найти себе места, поэтому убегала в лес, где однажды встретила девушку-пастушку. Тогда мои зубы заострились, я почуяла запах кровь — она поранилась — и я приблизилась к ней, а дальше одна капля — и я выпила её досуха. Я не сказала об этом папе и стала воровать кровь, что была для Саи. Я не могла признаться отцу в том, что я чудовище, как и она, хоть у неё сейчас нет зубов и питается она через вены. Моё тело было погружено в воду, её прохлада успокаивала меня. Сейчас я не хотела думать ни о чём, ни о том, что я сделала, ни о том, что я не должна была красть у Саи спутника, но она и не знала об этом. Хадзи никому не принадлежит, кроме себя, я так ему всегда и говорила, он не вещь и не раб, он свободен и может уйти, но на эти слова он лишь улыбался.***
Как оказалось, Дива была жива заперта но Сая не знала что делает и начто обрекла всех нас кагда отпустила её , об этом мы узнали позже, когда пришли в горящий особняк. В тот день не одна я потеряла всё. Тогда Дива убила всех: опекуна Саи, многочисленных гостей, в том числе моего отца. У меня не было никого роднее него. Я помню лишь дождь, огонь, чьи-то руки и голос, говорящий, что всё будет хорошо и теперь он со мной. Меня успокаивал Хадзи. А я плакала, поскольку теперь врать не было кому . Я не могла прекратить рыдать и шептала, что я чудовище. Мы с Саей похожи, ведь во мне есть часть её сестры-близнеца. Я не знала, что мне делать.