It's a small village, Gaston, I've met them all

      Это было почти так же живописно, как он себе и представлял: его добыча жарилась на вертеле над огнём, их дети либо играли с собаками, либо сидели, как мать, читая книгу.       Он сидел в кресле перед камином, усталый после удачной охоты, вытянув ноги, доставая ими до места, где сидела Белль, штопая одну из детских рубашек. Он пошевелил пальцами ног. — Нет, Гастон, — остановилась она, — Ты делаешь это уже много лет, и я много лет говорю одно и то же.       Они снова принялись спорить, как и каждый раз, когда Гастон проводил весь день в лесу с Лефу, разыскивая самую большую добычу, прежде чем, наконец, застрелить огромного оленя и тащить его домой голыми руками (вместе с Лефу, но большую часть работы делал он, Гастон). — В том-то и дело. Прошло уже много лет. Тебе не кажется, что ты должна уже поменять своё мнение насчёт той маленькой и не очень важной детали, о которой ты говорила мне пятнадцать лет назад? Как твой муж, я не сдвинусь с места. — Это ты так говоришь мне, что я к этому привыкла, Гастон? — она резко усмехнулась.       Белль продолжала говорить, но он её не слушал. Голос становился всё более резким, и он смутно осознавал, что должен отступать, иначе проведёт ещё одну ночь на холодном и неудобном полу в одиночестве, пока она не начнёт с ним разговаривать. А после хорошей и насыщенной охоты он предпочёл бы заняться с ней чем-нибудь более интересным.       Его ноги бесцеремонно приземлились на деревянный пол, что вырвало Гастона из раздумий. Он бросил на неё скептический взгляд, которого она не заметила, так как её глаза были намеренно сосредоточены на починке. — Меня не удивляет, что ты перестаёшь слушать, когда слова не относятся к твоей персоне, — её голос сочился болезненно сладко, — Я была серьёзна, когда говорила, что не буду твоей маленькой женой. — Я знаю это, Белль, — упрямо пробормотал Гастон. Он попробовал ещё раз, и она снова столкнула его ноги с лёгкой усмешкой на лице.       Всё это было шуткой — её расстройство в поведении мужа. Всё это притворство. — Белль… — раздражённо прорычал он, увидев её взгляд. Он собирался сделать ещё одну попытку, когда маленькие ручки, владелец которых еле держался прямо, толкнули сбоку его ноги. Гастон посмотрел вниз на их младшую дочь, которая только училась ходить.       Он проворчал что-то в ответ Белль, которая легонько рассмеялась в ответ и могла бы добавить своим глубоким, страстным голосом: «Позже, мой красавец, когда дети уснут». Гастон одарил её полусерьёзным взглядом, на который она ухмыльнулась. Затем он посадил дочь к себе на колени.       Маленькая Амелия — восьмая в длинном ряду генов Гастона, как любил говорить Лефу. Ей исполнился год, меньше чем семь месяцев назад, и была, как Гильберт, который почти никогда не плакал, тихим и мирным ребёнком. Она была так же красива, как её сёстры и мать. Амелия и двое её старших братьев были единственными, кто унаследовал серые глаза Гастона — у остальных пятерых были карие глаза Белль.       Амелия потянулась своими пухлыми руками к лицу Гастона, не слишком удачно коснувшись его щёк, покрытых щетиной. Белль, отложив свою работу, наблюдала за ними, поморщившись за Гастона. Она ласково улыбнулась, как улыбалась всякий раз, когда он держал на руках их детей, потому что он не обращал внимания на их неуклюжие движения, щипки и удары.       Белль улыбнулась им обоим, когда он притянул Амелию к себе и поцеловал в щёку. Царапина от щетины заставила её рассмеяться, что вызвало смешок и у Гастона.       Когда он сказал много лет назад, что изменился, она не думала, что Гастон может так сильно измениться.       Конечно, поскольку Гастон был всё-таки Гастоном, с самого начала Белль не представляла, что он будет заботливым и воспитывающим отцом. Она действительно этого не ожидала.       Первое, о чём многие думают, когда упоминается дородный человек, — это охотник, который хвастается собою каждый час каждой ночи. Она с лёгкостью может вспомнить, что это было только в первое время. Но как только Белль оборвала его песню «Гастон», он с Лефу спел её сначала Натаниэлю, а затем Гилберту, когда те ещё были детьми. Тогда она увидела, что, возможно, он сможет измениться.       В тот самый день на городской площади, где все деревенские жители называли её странной, Белль должна была понять, что букет цветов (и излишняя прямолинейность) были единственным способом Гастона угодить ей.       Стук пяток по стулу заставил её вздрогнуть. Белль посмотрела на их владельца, который больше не держал Амелию и ухмылялся. Она прищурилась и резко встала; его ноги резко приземлились на пол. — Нет, Гастон.