Мёртвые души и один бес

От Манилова Чичиков уехал в наилучшем расположении духа. Всё было даже лучше, чем он предполагал. Как уже говорилось, людям свойственно с необъяснимой точностью запоминать тех, кто когда-то оказал им услугу. А уж тем более, если это был кто-то несколько особенный. Так или иначе, герой наш был погружён в наиприятнейшие свои мысли, однако ж какие это мысли автор уточнять не станет, так как лезть в чужую голову так же неприлично, как читать чужие письма. Словом, Чичиков был настолько воодушевлён, что ему не мешало заунывное пение Селифана и его разговоры с лошадьми, а это значило, что он никак не мог заметить, что Селифан смертельно пьян и это могло обернуться чем-нибудь нехорошим. Собственно, оно и обернулось. С неприятным скрипом бричку поворотило набок, и Чичиков вывалился из неё, шлёпнувшись прямо в грязь. ─ Ты пьян как сапожник! ─ воскликнул он, с трудом поднявшись и пытаясь очиститься от липкой грязи. ─ Нет, барин, что вы, как можно…─ затараторил Селифан и на всякий случай отступил на шаг от своего барина. ─ Дурак! ─ сквозь зубы выплюнул Чичиков и принялся оглядываться. На самом деле, он, конечно, не считал Селифана дураком и в принципе не испытывал никаких эмоций, в сущности так же, как и всегда. Но он выучился людским повадкам и быстро смекнул, что слуг принято бранить за всё, даже если у барина плохое настроение или на дворе внезапно полил дождь. А тут даже и повод был, обязательно надо было побранить! Но кучер быстро перестал интересовать Чичикова и его мысли немедленно занялись новым предметом. Он что-то почувствовал. ─ Тише ты! ─ прикрикнул он на Селифана, прервав его красочные размышления как раз в том месте, где он говорил, что барин может его выпороть, и прислушался. Точнее сказать, принюхался. Чутьё не подвело Чичикова и вскоре издалека послышался еле различимый собачий лай. Чичиков тут же приказал направить лошадей в ту сторону. Через некоторое время бричка врезалась оглоблей прямо в забор, и Селифан тотчас же был послан отыскивать ворота. ─ Кто стучит? ─ хрипло спросила какая-то фигура, высунувшаяся из-за калитки. ─ Приезжие, матушка, пустите переночевать, ─ непринуждённо и учтиво сказал Чичиков, как будто не стоял под проливным дождём в грязи с ног до головы. ─ Вишь ты какой востроногий! Приехал в какое время! Здесь тебе не постоялый двор, помещица живёт! ─ сердито сказала старуха и собиралась захлопнуть калитку прямо перед его носом. ─ Но что же нам делать, матушка… мы сбились с пути, а не ночевать же в степи в такое время, право слово! ─ жалостливо сказал Чичиков и заглянул старухе в глаза. Это почему-то всегда помогало, если он не мог сразу добиться от людей того, чего хотел. ─ Да, время тёмное, нехорошее время, ─ вставил Селифан, надеясь добиться барской милости и загладить свою вину за опрокинутую бричку. ─ Молчи, дурак! ─ шикнул на него Чичиков и снова повернулся к старухе. ─ Да кто вы такой? ─ наконец спросила она. ─ Дворянин, матушка, ─ ответил Чичиков и снова заглянул ей в глаза, широко улыбнувшись. Старуха изменилась в лице. Автору трудно сказать, подействовало ли так на неё слово «дворянин» или она осталась под впечатлением от такой излишней дружелюбности Чичикова, но она пообещала сообщить барыне о приезде ночных гостей и уже через две минуты возвратилась с фонарём. Ворота отперлись, и бричка въехала во двор, остановившись перед небольшим домиком, только одна половина которого была освещена. Огоньки мелькали в окнах и время от времени озаряли светом лужу перед крыльцом. Дождь стучал по листьям и деревянной крыше и стекал в подставленную бочку оглушительно журчащими ручьями. Собаки продолжали завывать на все лады и голоса так, что через какое-то время их абсолютно невозможно было отличить друг от друга, потому что они слились в один бесконечный тоскливый звук. Но Чичиков не обратил на всё это внимание, так как слишком устал. Он рассеянно соскочил из брички прямо на крыльцо и с трудом удержал равновесие, а в следующую секунду появилась другая женщина. Она была несколько моложе первой (однако была очень на неё похожа) и молча проводила Чичикова в его комнату. Комнаты была обвешена старыми полосатыми обоями, которые кое-где отходили от стен или пузырились, создавая неприятное ощущение того, что стены движутся или сейчас же рухнут. Также по стенам были развешены потускневшие картины с какими-то птицами, старинные маленькие зеркала, за каждым из которых было что-то заложено (карты, письма, старые чулки и кружева… словно их было совершенно некуда больше деть). А ровно напротив двери, между окнами, висели часы с нарисованными цветами. Художник был ужасающе безвкусен и цветы, абсолютно всех цветов и форм, так и лезли друг на друга, словно стараясь вытеснить один другого из маленького циферблата. Всё это только помогало ощущению, что в этой комнате стены имеют какую-то особенность, как будто всё вокруг них сосредоточено и они незримо движутся каждую секунду, и, если присмотреться, непременно закружится голова. Но герою нашему не было дела до пугающих стен. Он устал, промок и заблудился, так что сейчас, попав в долгожданное тепло и покой, он думал о том, как бы ему скорее лечь и заснуть мёртвым сном до следующего утра. Однако ж, он не забыл отметить, что на стене нет ни одной иконы, и мысленно поблагодарил за это хозяйку. Хозяйка, словно подслушав его мысли, через минуту возникла на пороге собственной персоной. Это была пожилая женщина в наскоро надетом спальном чепце. Удивительным образом она одна сочетала в себе черты всех тех матушек-помещиц, которые плачутся на неурожаи и хранят деньги в комодах, упрятав их в пестрядевые мешочки. Но назвать её старухой не поворачивался язык. Внешность её, конечно, нисколько не отвечала понятию молодости, но глаза ─ о, какие же у неё были глаза! От её тёмно-синего живого и очень подвижного взгляда не могла укрыться ни одна деталь. Каждая забытая монета, каждый брошенный без дела чулок или лоскуток, каждая девка, которая хитрила и не делала должно свою работу ─ всё это было под строгим контролем этой помещицы. Казалось, зловещая комната, ранее представленная читателю, сжалась и прекратила своё постоянное движение, когда хозяйка перешагнула её порог. Чичиков тоже немного сконфузился. Ему никак не удавалось прочитать испытующий взгляд, который был направлен прямо на него и никуда не двигался. Поэтому он сам незаметно отвёл глаза и начал что-то вежливо бормотать, извиняясь за поздний приезд и беспокойство. Это несколько разрядило обстановку, и помещица тоже перестала смотреть на него, рассеянно переведя взгляд на часы и повторяя, что нет ничего страшного в столь позднем визите, особенно, в такую погоду. Чичиков тоже машинально посмотрел на часы и тут же скривился, настолько они были неприятны глазу. В следующую секунду комната наполнилась шипением, словно под каждым пузырём на обоях зашевелилось змеиное гнездо. Даже Чичиков слегка подпрыгнул от неожиданности и принялся испуганно озираться, пытаясь понять, в какую сторону стоит ретироваться в случае чего. Он опять невольно проследил за взглядом хозяйки. Она тупо смотрела на часы, и только взглянув на них ещё раз, Чичиков понял, что именно они издавали это леденящее кровь шипение. В абсолютной тишине шипение часов сменилось ужасным грохотом и пока длился этот грохот, казалось, замерла сама комната. Когда грохот прекратился, хозяйка предложила Чичикову ужин, но он вежливо сказал, что ему ничего не нужно, и принялся её расспрашивать. Оказалось, она ничего не знала про Собакевича и не слышала никогда про Манилова. Зато знала каких-то помещиков, которых не знал Чичиков, ну да они настолько невзрачны, что и говорить о них нечего. Она снова предложила чаю, и Чичиков снова отказался. Тогда хозяйка позвала некую Фетинью, чтобы та принесла перину, подушки и простыню. ─ Какое время послал бог: гром такой ─ у меня всю ночь свеча горела перед образом! ─ начал сетовать помещица, всплеснув руками. Чичиков поморщился при упоминании образа и Бога, но ничего не ответил, благо, хозяйка сама увела разговор в другую сторону, спросив, где это он так засалился. ─ Хорошо, что только засалился, нужно благодарить, что не отломал себе боков. ─ Святители, какие страсти! ─ она снова всплеснула руками, и Чичиков снова поморщился, ─ да не нужно ли чем потереть спину? Герой наш совершенно растерялся от такого предложения и только уставился на женщину, а та в свою очередь снова смотрела на него своим выжидающим взглядом, казалось, ещё немного и она бы могла вынуть из Чичикова душу, если бы она, конечно, у него была. ─ Спасибо, спасибо. Не беспокойтесь, а прикажите только вашей девке высушить и вычистить моё платье, ─ наконец ответил Чичиков и неловко отступил назад, словно стараясь спрятаться от всевидящих глаз помещицы. ─ Слышишь, Фетинья, ─ в свою очередь властно сказала она служанке, которая уже успела взбить перину с обеих сторон и напустила целый потоп перьев по всей комнате, ─ ты возьми ихний кафтан вместе с исподнем и просуши их перед огнём, как делали покойнику барину (тут её голос на мгновение дрогнул, но она быстро взяла себя в руки), а после перетри и выколоти хорошенько! ─ Слушаюсь, сударыня! ─ покорно ответила Фетинья. ─ Ну, вот тебе и постель готова, ─ сказала хозяйка Чичикову, не спуская с него своего странного взгляда, ─ покойной ночи, батюшка. Да не нужно ли ещё чего? Может, ты уснуть не можешь без того, чтобы кто-нибудь перед сном почесал тебе пятки? Покойник мой вот не мог. Тут Чичиков растерялся окончательно и отступил от неё аж на целых два шага. Он вежливо отказался от почёсывания пяток, скороговоркой пожелал и хозяйке, и Фетинье покойной ночи и насилу дождался, пока обе женщины выйдут из комнаты. Тогда Чичиков облегчённо вздохнул и впервые за этот долгий день скинул с себя всё. Одежда глухо упала на пол, а за ней совершенно нелепо брякнулся и хвост. Герой наш улёгся на искусно взбитую перину, которая опустилась под ним почти до самого пола, свернулся под одеялом кренделем, (высунул наружу один лишь только хвост, который, казалось, силился подмести грязный пол) и моментально заснул. Проснулся он на следующее утро довольно поздно, разбуженный мухами, которые облепили его лицо. Чичиков окинул взглядом комнату и заметил, что на стенах не все картины были с птицами: напротив кровати висел портрет Кутузова, а рядом ─ какого-то старика с красными обшлагами на мундире, как нашивали при Павле Петровиче (видимо, это был муж хозяйки, но Чичиков не был в этом уверен). Часы опять задохнулись в жутком шипении и с трудом проскрежетали десять. В дверь заглянуло женское лицо и тут же спряталось, ибо герой наш только проснулся и ещё лежал в постели в чём мать родила. Чичиков чертыхнулся. Очевидно, что раз помещица была замужем, то, должно быть, уже видела обнажённых мужчин, но в данном случае был другой вопрос: не видала ли она хвоста? Чичиков ещё немного полежал, раздумывая над тем, как, в случае чего, объяснять длинный чёрный хвост, оканчивающийся пушистой кисточкой, но так ничего и не придумал и решил действовать по ситуации. Чичиков встал с постели, спокойно оделся, проверяя, как лежит каждая складочка, несколько раз оглядел себя в зеркало и отошёл к окну. За окном кипела бурная жизнь, потому что выходило оно, по всей видимости, на птичий двор. Индейки и куры в суматохе кудахтали, сбивая друг друга с ног, среди них важно расхаживал петух, потряхивая гребнем и поворачивая голову набок; тут же очутилась почему-то свинья с семейством. Дворик переграждал покосившийся забор, а за ним тянулся огород, по которому кое-где были разбросаны фруктовые деревья. А за огородом виднелись крестьянские избы, стоявшие врассыпную и ни коем образом не складывавшиеся в улицы. Но Чичиков, оглядев это всё, остался вполне доволен и сделал вывод, что деревушка немаленькая и что надо бы поближе свести знакомство с хозяйкой. Он последний раз окинул комнату взглядом, которая при свете дня не казалась уже такой жуткой: пузыри на обоях выглядели попросту жалко, а множество маленьких зеркал отражали все попадающие в комнату солнечные лучи, наполняя её бесконечным количеством солнечных зайчиков. И только часы всё ещё выглядели на редкость отвратительно. Чичиков выглянул за дверь, увидел хозяйку, сидевшую за чайным столиком и вышел к ней с самым весёлым и ласковым видом, на какой был способен. ─ Здравствуйте, батюшка, как почивали? ─ спросила хозяйка, моментально вскочив с места, и Чичиков отметил, что она была одета намного лучше, нежели накануне вечером. ─ Хорошо, хорошо, ─ отвечал Чичиков, садясь на кресло и пытаясь понять, не сломается ли оно под ним. ─ А вы как почивали, матушка? ─ Плохо, отец мой. ─ Отчего же? ─ Бессонница. Всё поясница болит, и нога так вот и ломит. ─ Ничего, пройдёт, всё пройдёт, матушка. ─ успокаивал её Чичиков, наливая себе чай. Дальше потянулась бесконечная череда жалоб со стороны помещицы и такая же бесконечная очередь учтивых утешений Чичикова. И он не выдержал первым. ─ У вас, матушка, хорошая деревенька. Сколько в ней душ? ─ начал он, желая сдвинуть дело с мёртвой точки. ─ Душ-то в ней без малого восемьдесят. Да беда, времена плохи, вот и прошлый год был такой неурожай, что боже храни. ─ Однако ж мужички на вид дюжие и избёнки крепенькие, ─ поспешил заверить Чичиков, предостерегая разговор от возвращения в прежнее русло, ─ а позвольте узнать фамилию вашу. Я вчера так растерялся, ну, сами понимаете, ночное время… ─ Коробочка, коллежская секретарша, ─ ответила помещица и заметно приосанилась. ─ Покорнейше благодарю. А имя и отчество? ─ Настасья Петровна, ─ она кокетливо улыбнулась и кинула на Чичикова тот самый взгляд, который он так и не смог растолковать вчера. ─ Хорошее имя ─ Настасья Петровна! У меня тётку родную, сестру моей матери, так зовут. ─ А ваше имя как? ─ она продолжала улыбаться. ─ Ведь вы, чай, заседатель? ─ Нет, матушка, ─ отвечал Чичиков, искусно увиливая от вопросов о себе, ─ чай не заседатель, а так, ездим по своим делишкам. Коробочка заметно оживилась. Она стала предлагать Чичикову купить у неё мёд и пеньку, но Чичиков деликатно прервал её и, осторожно выбирая выражения, изложил ей своё намерение приобрести мёртвые души. ─ Да как же? Я, право, в толк не возьму. Нешто ты хочешь откапывать их из земли? Чичиков снова терпеливо принялся растолковавыть Настасье Петровне какие именно души и для чего ему нужны. ─ Да на что ж они тебе?! Они же мёртвые! ─ не унималась Коробочка. И тут Чичиков первый раз за утро взглянул ей в глаза. По взгляду помещицы абсолютно нельзя было понять, действительно ли она настолько неповоротлива умом или, наоборот, хитра и уже просчитала все ходы Чичикова, а теперь водит его за нос, чтобы стрясти побольше. Загадочность Коробочки поразила Чичикова, она казалась ему на порядок проще. Однако делу это ровно нисколько не помогало. ─ Послушайте, матушка. Да вы рассудите только хорошенько: вы ведь разоряетесь, платите за них подать…─ Чичиков решил зайти с козырей, но внутренне чувствовал, что исчерпал все свои аргументы. ─ Ох, отец мой, и не говори об этом!..─ подхватила Коробочка и опять пустилась в бесконечные жалобы. Чичиков постарался вернуть её к действительности и напомнил, что теперь за души платить будет он. Помещица задумалась, а потом пустилась в торги, то заламывая невиданную цену, то опять сватая Чичикову вовсе не нужную ему пеньку. Герой наш терял своё драгоценное терпение по крупицам. ─ Ей-богу, товар такой странный, совсем небывалый! ─ стояла на своём Коробочка и только её синие глаза судорожно раз за разом окидывали взглядом гостиную. Здесь Чичиков окончательно вышел из себя и хватил стулом от пол, посулив ей чёрта. А вместе со стулом на пол упал и хвост, который начал судорожно колотить по старым доскам. Чёрта помещица испугалась необыкновенно и на гостя тоже стала смотреть как-то по-иному. ─ Ох! Не припоминай мне его! Ещё третьего дня всю ночь мне снился окаянный! ─ закричала она. ─ Я дивлюсь, как они вам десятками не сняться! ─ выпалил в сердцах Чичиков, особенно сильно дав по полу хвостом и, кажется, на долю секунды явив рога. Но Коробочка всё заметила и, побелев, как полотно, резко стала сговорчивее. Дальше наши герои пришли к полному взаимопониманию и подписали все необходимые бумаги, Коробочка угостила Чичикова блинами, а он пообещал ей накупить у неё всего добра, которое только могут произвести в её деревне, но автор не видит смысла подобно рассказывать об этом читателю, так как, признаться, уверен, что и без того страшно его утомил. ─ Пожалуй, я тебе дам девчонку! ─ сказала, подобревшая совсем, Коробочка, ─ она покажет тебе дорогу. Только ты смотри, не завези её! ─ она полушутливо погрозила пальцем, ─ а то у меня уже купцы завезли одну. Тут Чичиков замер как вкопанный и медленно повернулся к Коробочке. ─ Купцы завезли?.. ─ спросил он, внимательно прожигая её своим чёрным взглядом, ─ А может, ты сама их «завезла», а? И теперь они тоже, с позволения сказать, мёртвые души? ─ тут он потряс бумагой, которую держал в руках. На лице помещицы застыл немой ужас и неисчислимое количество вопросов. Чичиков сам себя уже обругал последними словами за излишнюю болтливость, но в то же время хотел стоять на своём. Коробочка высосала из него абсолютно все силы, и он хотел получить за это всё, что получить в принципе возможно. Но, чтобы дорогому читателю стало понятнее, что же произошло в этой сцене, автор позволит себе немного углубиться в историю Коробочки. Молодой девушкой Настасья Петровна вышла замуж по расчёту, едва зная своего мужа. Потом она страстно в него влюбилась, и их семейная жизнь была похожа на сказку, которая длилась целых несколько месяцев. Потом её муж трагически погиб ввиду так и невыясненных обстоятельств и Коробочка, как это часто бывает, озлобилась на весь мир. Она резко постарела и стала вести себя как настоящая старуха, бесконечно брюзжа на всё на свете. Но больше всего злости и зависти в ней вызывали молодые красивые девушки. Особенно, собиравшиеся вот-вот вступить в долгий и счастливый брак. Таких девиц Коробочка терпеть не могла и старалась всеми силами их извести. Настасье Петровне, конечно, не хватало духу никого убить, но она доводила девушек до того, что те уходили сами да так и погибали где-нибудь в лесах. Коробочка знала за собой этот грех и усердно молилась каждый вечер, но как только очередная красивая девушка собиралась скрепить себя с кем-нибудь узами брака или просто попадалась ей на глаза, помещица уже ничего не могла с собой поделать. Ей было стыдно, и она корила себя за это каждый божий день, изводя свою и без того исстрадавшуюся душу. Она никому не говорила об этом и даже не смела записывать в дневник, только бы кто ненароком не прочитал. Поэтому она уставилась на Чичикова широко раскрытыми глазами, во взгляде которых смешались страх, изумление и даже некоторая покорность. Зато Чичиков в свою очередь был спокоен. Он спокойно снёс град обвинений и проклятий, полетевших в него, спокойно смотрел, как побелевшая дрожащая рука дописывает к списку ещё пять девушек (сначала Чичиков вовсе не собирался покупать женские души, но потом решил, что пусть их тоже немного будет, для порядка). Он был абсолютно спокоен, когда Коробочка, дрожа, сама не зная, от чего, велела ему больше никогда не возвращаться и забыть к ней дорогу. Чичиков и сам к ней больше не собирался. Он дрогнул лишь тогда, когда она быстро его перекрестила в сердцах, и потом быстро развернулась и пошла в дом, глухо хлопнув огромной деревянной дверью. Чичиков немного постоял на крыльце, а после тоже развернулся и пошёл в сторону своей брички, и только полы его брусничного фрака зловеще трепыхались от движения. Герой наш был абсолютно спокоен, даже равнодушен. А лицо его бесстрастно. Стоили ли того эти несчастные пять женских душ? Нет, нисколько нет. Более того, их даже больше, чем пять, но Чичиков не стал совсем уж давить на Коробочку. В сущности, не в душах было дело. Коробочка вывела его из себя, усомнилась в его честности, потом пыталась обвести, предлагая души втрое дороже. Людям нужно беспрестанно напоминать, что все они не без греха, а иначе они забывают и начинают мнить о себе много больше, чем они есть на самом деле. Так думал Чичиков и, если бы у него была совесть, она непременно бы успокоилась, от таких увещеваний. А тем временем бричка всё дальше и дальше уносила его от Коробочки и всё быстрее и быстрее неслась она к очередному помещику.