Тень врага

Ноябрь Серега проснулся с ощущением, что он снова в тюрьме. Однако через две-три секунды опомнился — не в тюрьме, а в дурке. В палате, которую Серега делил с тремя такими же, как он, «экспертниками», было тихо, но прохладно. Потому-то он и проснулся — легкая пижама ни черта не грела, а радиаторы работали еле-еле. На ночь все палаты в экспертном отделении запирались, и до семи утра, хочешь-не хочешь, приходилось лежать тихо. Впрочем, Серегу такой расклад скорее радовал, чем расстраивал — можно было не беспокоиться, что войдет какой-нибудь незнакомый псих. Обычно бессонница его не мучала, он спал как убитый и даже снов не видел. А если не спалось — такое случалось всего раза два — Серега лежал и думал о своем, не очень радостном. Сейчас он понятия не имел, который час — вещи забрали еще в первый день, который запомнился плохо. Но он чувствовал, что до подъема ждать и ждать. От нечего делать Серега уставился в потолок и тут же услышал, как в унисон заурчало в животе и на дальней койке всхрапнул сосед, шиз Тимоха, как он сам представился. Познакомились они на обязательной утренней прогулке между подъемом и завтраком. Внезапно сошлись на общем тюремном прошлом. Затем Тимоха вызвался стать для Сереги своего рода проводником в неведомый доселе мир психов. Случилось это на третий день пребывания Сереги в дурке. Первые два он был изолирован от всех: сидел в маленькой светлой палате и сомневался, не сошел ли с ума по-настоящему, настолько происходящее казалось нелепым. Наконец однажды утром санитар привел Серегу и еще одного дерганного новичка из изоляции во двор и велел «вливаться в коллектив». Прогулочный двор представлял собой участок под открытым небом размерами примерно сорок на двадцать метров и был огорожен колючей проволокой. Тут и там слонялись люди — сонные, медлительные, одинаковые. Кто-то сбился в группы, кто-то топтался в одиночестве. Серега поймал себя на мысли, что это очень похоже на тюрьму, и он, хоть убей, не хочет, как выразился санитар, «вливаться в коллектив». Однако тот зорко наблюдал за ним и другими в сторонке, а рядом стояли еще двое мрачных типов — то ли санитары, то ли охранники — наверное, на случай конфликтных ситуаций. Сереге их внимание было неприятно, и он отошел в самый дальний уголок двора. Встал у пожарного щита, задрал голову и уставился на серое небо, откуда медленно и будто неохотно падали мелкие и редкие капли дождя. Одет Серега был, как и остальные, так себе: надоевшая унылая пижама, серая казенная куртка и кроссовки (единственное, что осталось из «своего»). За шиворот тут же угодили несколько капель, и Серега вздрогнул. Тимоха — невысокий мужичок довольно жалкого вида — появился как из-под земли и перешел в наступление: — Новенький? — Да, — пробормотал Серега и уставился на него. Тимоха походил на загорелого скелета: одежда висела мешком, волосы с проседью взъерошены, на худом лице пара белесых шрамов, а на правой ладони, которую он протянул, представившись, Серега разглядел характерную чуть расплывшуюся синюю наколку. Сиделец, подумал он и подал руку. Однако чуть не отдернул, когда Тимоха добавил как бы невзначай о своем диагнозе: — Шиз я. А ты? Косишь или убил кого? — Считают, что убил, — после недолгого раздумья ответил Серега. — А на самом деле? — усмехнулся Тимоха. — Хотя, — он махнул рукой, — можешь не говорить. И так вижу… Что Тимоха видел, Серега уточнять не стал. От одной лишь мысли о последних днях, об убийстве и о своем положении у него скручивались внутренности. Чтобы отвлечься, Серега повнимательнее посмотрел на Тимоху. Взгляд то и дело цеплялся за наколки на обеих руках, и Тимоха наконец не выдержал: — Вдогонку к диагнозу две ходки у меня. Светит третья. Говорят, я пожар устроил, в котором мой кореш сгорел. Бухали мы вместе. А я не помню нихрена, после пятой рюмки срубило. Вот теперь думают, чего со мной делать. Считают, симулирую. — М-м, я тоже вроде как посидел немного, — вдруг признался Серега. В другой ситуации он придержал бы факты своей пестрой биографии, но в этом Тимохе было что-то такое, из-за чего язык невольно развязывался. А может, Сереге просто надоело держать все в себе. Хотелось поговорить с кем угодно, кроме людей в белых халатах, которые донимали бестолковыми вопросами. Но не о сегодняшних его проблемах, а о чем-нибудь другом. Шиз Тимоха показался неплохим вариантом. Серега глянул на него и мысленно приготовился к тому, что тот сейчас спросит о статье, но Тимоха лишь почесал острый подбородок и неожиданно предложил: — Сидел, значит… А хочешь, ну, как бы помогу тебе? Расскажу про правила, порядки и все такое? — А что взамен? — насторожился Серега, знавший по колонии, что бесплатный сыр — штука чрезвычайно редкая. — Да ничего, — Тимоха будто немного стушевался. — Считай, я через тебя долг верну одному хорошему человеку. Я когда впервые в дурку попал, без него бы хрен выжил. А тебе без меня тяжеловато будет. Не, ну, если ты не хочешь… — Хочу, — быстро выпалил Серега и добавил: — Спасибо. Так началось их общение. И если вначале Серега отнесся к нему с долей скепсиса, то уже через пару дней понял, что Тимоха — это нежданный подарок судьбы, которая частенько над ним глумилась, и настоящее везение. И вместе с пониманием вспыхнула надежда: может, и дальше повезет?..

***

— Что бы ты делала на месте следака? — Ничего. Рома, полулежа на диване в гостиной, подумал, что ему послышалось, и уставился на светящийся в темноте дисплей смартфона, откуда на него смотрела Ксения. Не такого он ждал ответа. Совсем не такого, поэтому переспросил: — В смысле — ничего? — Ну, то есть я бы не делала ничего из того, что сделал он. Ограничилась бы допросом. В крайнем случае, оформила бы подписку о невыезде. С экспертизой вообще не стала бы связываться. Судя по твоим словам, серьезных оснований не было. Этот твой Мыцик, он ведь не вел себя по-настоящему неадекватно. Просто молчал — и все. Мне такие молчуны попадались через одного. На всех в дурке места не хватит. И начальство будет не в восторге… Рома кивнул и вспомнил, что отношения с вышестоящими у жены во времена ее работы в Следственном комитете были, мягко говоря, натянутыми, поэтому надолго ее не хватило. А у Зубченко, должно быть, проблем с этим нет, иначе бы сто раз подумал, прежде чем запирать Мыцика в четырех стенах. И что из этого получается? Да ничего нового — надо бы тщательнее прощупать следователя. Шилов поморщился и взглянул на время — второй час ночи! А ведь он, казалось, только что вернулся домой после встречи с Приговым и решил связаться с женой по видеозвонку на пять минут, чтобы узнать, как дела. Вообще-то, просто звонки нравились Роме больше, однако Ксения была другого мнения и всякий раз хотела убедиться своими глазами, что с ним все в порядке. Первое время Шилов вяло возражал: ну что там можно увидеть-то через маленький экран? Но вскоре смирился. Сначала говорили ни о чем. О Никулине не вспоминали вовсе. А затем Рома, сам того не ожидая, рассказал о просьбе двух генералов, взрыве и Мыцике. Уложиться в два-три слова и даже предложения не вышло — и незаметно пролетело больше часа. Выплеснув море информации, Шилов почувствовал облегчение. А Ксения, напротив, приняла весьма загруженный вид и попросила: — А отправь мне записи с камер? Вид при этом у нее был такой обезоруживающий, что Рома не смог бы отказать, даже если бы захотел. Но для порядка он спросил: — Зачем? Я уже раз десять смотрел. Ничего в них нет… — Ну, пожалуйста, — жалобно протянула Ксения. — Мне тут смертельно скучно, а так хоть что-то новое будет. Я просто посмотрю пару раз — и все. Шилов пожал плечами и согласился — уж лучше пусть смотрит записи, чем просится домой. Вдруг он, как обычно после их разговоров, остро почувствовал, как соскучился и как ему осточертело возвращаться в пустой дом. Роме, в общем-то, ничего не мешало вернуть прошлую жизнь, но… он не возвращал, потому что от одной лишь подобной мысли его будто прошивало электрическим разрядом. Ему казалось, что позволить жене и сыну вернуться — все равно что сыграть в русскую рулетку. Может, ничего не случится. А может, случится то, чего он никогда себе не простит. Нет, сначала надо закрыть вопрос с Никулиным. Только вот как? Не в первый раз оказавшись в тупике, Шилов кое-как прогнал посторонние мысли и вернулся к размышлениям о деле: — И все-таки следак почему-то сделал именно так: задержал, назначил экспертизу. Не побоялся гнева начальства. Решил любой ценой отомстить за друга?.. — Для мести он действует как-то вяло, — возразила Ксения. — С задержания уже больше недели прошло, и что он сделал? Запер Мыцика в дурке, попытался воздействовать на его мать, изъял записи с камер. Все. И на что он рассчитывает? Что Мыцик посидит немного и напишет чистосердечное? С чего бы? Шилов пожал плечами. Он бы и сам хотел знать мотивы следователя и чувствовал, что ответ на поверхности — надо лишь протянуть руку — но никак не мог его ни разглядеть, ни нащупать. — У меня такое ощущение, что следак действует не один, — сказала Ксения и не без труда подавила зевок. — Как будто кто-то указывает ему, что делать. Ну, не верю я, что он сам решился на такие… серьезные меры, которые при тщательной проверке могут стоить ему работы. — Психиатр сказал, что Мыцик чего-то боится, — невпопад выпалил Рома. — Если все так, как ты считаешь, и Мыцика действительно кто-то подставил, наверное, этот человек как раз и управляет следователем. Только непонятно, кто он и как на него выйти, — закончила Ксения. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Затем Шилов пробормотал: — Ладно, я понял. Мыцик пока вне доступа. Поэтому буду трясти следака, пока не расскажет о связи с погибшим и не выдаст остальные свои секреты. — Не факт, что расскажет… — Джексона с собой возьму. Они, кстати, уже успели пообщаться. — Не сомневаюсь, — Ксения сонно усмехнулась. Рома решил закругляться и открыл было рот для привычной прощальной фразы, но жена его опередила: — Скоро все закончится. Я это уже слышала. Только… — она замешкалась, — непонятно, чем закончится и чего ты ждешь. Хочешь снять с Никулина скальп для своей коллекции или надеешься, что его в камере разобьет паралич? И только тогда разрешишь нам с Егором вернуться? Ответа у Шилова не было. В груди всколыхнулась злость на себя. За то, что и сам оказался в ловушке, и семью загнал в угол, где придется сидеть еще неизвестно сколько. Заканчивать на не самой приятной ноте Роме отчаянно не хотелось, однако скармливать жене очередную порцию пустых обещаний не хотелось еще больше. Благо Ксения не стала нагнетать, остыла так же быстро, как завелась, пожелала спокойной ночи и прервала связь. Рома пару минут таращился на погасший экран и тоскливо думал, что Джексон был прав: отпуск определенно стоило провести в Хельсинки. Затем попытался возразить собственным мыслям: а как же возможность сделать Пригова своим должником? И тут же парировал: ну, будет генерал ему должен, и что? Главную его головную боль он все равно вряд ли решит. Да и у него наверняка своего головняка навалом. Додумавшись до этого, Шилов отправил обещанные записи и лег спать. Уснул он быстро и не услышал, как уже под утро смартфон звякнул сообщением от Ксении. В нем было всего три слова капслоком: «Позвони, как проснешься».

***

Овсянка на завтрак была вполне съедобная, но Серега ел медленно. Проснувшись ночью, он долго вспоминал день знакомства с Тимохой и в конце концов снова уснул. Окончательно проснулся лишь в семь часов, когда круглолицый санитар открыл дверь палаты и гаркнул: «Подъем!». И в ту секунду Сереге почудилось, что он всего-навсего в армии. Однако наваждение мигом улетучилось. Вместо него пришло странное ощущение бессилия, какого раньше не было — точно Серега попал в ловушку и потерял всякое желание из нее выбраться. Привычная прогулка прошла как в тумане. Серега, как обычно, держался обособленно, лишь глазел на других, на серость вокруг и ежился от собачьей погоды: ветра, снега и дождя. Тимохи не было, он готовился к выписке. Серега радовался за него, но вместе с тем тревожился за себя. Конечно, за неделю с лишним Тимоха успел посвятить Серегу во все тонкости здешних будней, и он чувствовал себя вполне сносно, но все-таки было немного неспокойно. Нечто похожее Серега уже испытывал в колонии, когда такой же «проводник» вышел, рассказав, что и как, а Серега остался — и жизнь за колючей проволокой стала походить на нескончаемую полосу препятствий. Повторения Серега не хотел, однако повлиять ни на что не мог, поэтому приказал себе стиснуть зубы и ждать. Ведь когда-нибудь это уж точно кончится. Только бы дотерпеть. Только бы поскорее разобраться, почему его сюда занесло. После прогулки по расписанию был завтрак. Там Тимохи Серега тоже не заметил. Впрочем, ему вдруг стало не до шиза. Внезапно к бессилию присоединилось предчувствие, что скоро что-то произойдет, и аппетит отбило напрочь. Серега посмотрел по сторонам: может, это всего-навсего чей-то недобрый взгляд так на него подействовал? Но до него никому не было дела, все смотрели в свои тарелки. Тогда Серега попытался прислушаться к себе и понять, хорошее ли это предчувствие или плохое. Обычно стоило сосредоточиться — и подсознание выдавало ответ. Но сейчас ничего не получилось. Лишь в животе стало резко холодно. Серега еле дождался окончания завтрака, так и не прикончив несчастную тарелку каши. Он понадеялся, что в палате странное ощущение отпустит, но не помогло, оно, казалось, прочно засело между ребер. Откуда же оно взялось? Может, это из-за скорой встречи с психиатрами? Впрочем, Серега каждый день виделся с ними вскоре после завтрака и никогда еще не испытывал ничего, кроме легкого волнения и скуки. — Ты чего такой зеленый? — неожиданно послышался хрипловатый голос Тимохи, и тот присел на Серегину тумбочку. — Никак не привыкну, что тут и на кроватях сидеть можно… Серега, сидя на койке, машинально кивнул. Еще в день их знакомства Тимоха заявил, что им очень повезло с дуркой. Серега тогда лишь горько усмехнулся, но выслушал его и понял, что Тимоха прав. Адекватный персонал, человеческие правила, распределение по разным отделениям, небольшие палаты, строгий режим — все это казалось Сереге само собой разумеющимся. Однако Тимоха усмехнулся и раскрыл ему глаза. Рассказал, как дважды побывал в совершенно другой дурке, где санитары были хуже психов, где запрещалось подходить к собственной койке до отбоя, где на прогулках случались серьезные драки («Мне тоже прилетело. Хочешь, шрам покажу?»), а сотрудники никак не реагировали, где всех пациентов содержали вперемешку, независимо от диагноза, где в туалете не было ни то что зеркал и нормальных раковин, даже света, где всем было на все и всех плевать. — Это в Питере? — только и смог пробормотать Серега, выслушав. — Не, у меня на малой родине, на юге, — Тимоха неопределенно махнул рукой. — А тут, уж поверь мне, курорт! С тех пор каждый раз, когда на Серегу без особой причины наваливались уныние и злость от своего положения, он мысленно одергивал себя и вспоминал слова Тимохи. И сразу мрачноватые казенные помещения начинали напоминать что-то среднее между хорошей военчастью и плохим «совковым» санаторием. Не пять звезд, но не так уж и плохо. — Заболел, что ли? — опять спросил Тимоха и с любопытством уставился на Серегу. — Когда мы познакомились, ты точно так же выглядел… — Поэтому ты… — Серега задумался, — решил мне помочь? — Ну, и это тоже. Серега прислушался к себе — предчувствие по-прежнему копошилось где-то в животе и кололось, как дикобраз. Он вспомнил себя в первые дни. Неудивительно, что Тимоха сжалился над ним. Тогда в голове у него странно соседствовали два совершенно разных ощущения: любопытство и страх — и больше, пожалуй, ничего. Они не исчезли и теперь, но стали куда тише. Вот только не разрастутся ли снова, когда Тимоха уйдет? — Я в норме, — пробормотал Серега. — Угу, — буркнул Тимоха и посмотрел на него так, что Серега сразу понял, тот хочет о чем-то спросить, но не может решиться. В общем-то, Тимоха не докучал вопросами — все больше говорил о себе да о местной жизни, хотя глаза сверкали любопытством. Сам Серега в основном слушал, но кое-что все-таки о себе рассказал. О службе — без подробностей, о кандидатской и о тюрьме. О маленьком эпизоде, который намертво въелся в сознание — так, что ничем не вытравить. Это вышло случайно, снова на прогулке, на третий день в компании Тимохи. Погода была отвратная, и оба замерзли уже минут через пятнадцать. И Тимоха вспомнил, как однажды чуть не заледенел в колонии в камере «шизо». — Месяц в этом каменном «мешке» просидел. Не, ну, по правилам положено не больше пятнадцати суток, но… — Тимоха сплюнул и махнул рукой. — На улице сентябрь, а там как будто декабрь, аж пар изо рта. Нары ржавые, матрас отсыревший, одеяло — одно название. Заняться нечем, ни книг, ни передачек. Сидеть нельзя, знай себе броди из угла в угол, чтобы хоть как-то согреться. А сил-то нет, свиней и то лучше кормят. Из развлекух утренний и вечерний обход и мышка… — Мышка? — переспросил Серега и вздрогнул то ли от холода, то ли от мрачной картинки перед глазами. — Ну да, мышка, прибегала тощая такая, я с ней хлебом делился, она прямо из рук брала, — Тимоха хмыкнул. — Сам-то в «шизо» бывал? Или был паинькой? — Бывал, — после короткого молчания кивнул Серега. — Только у меня его карцером звали и было… не так запущено. Позже он убеждал себя, что просто сработал «эффект случайного попутчика». Поэтому он вдруг взял и рассказал об этом периоде своей жизни, по сути, практически незнакомому человеку. А ведь больше никому не рассказывал. Никогда. — Это было полуподвальное помещение, но полы деревянные, не бетонка, не сказать, что холодно, нормально, — начал он медленно и осторожно, будто воспоминания могли ужалить. — Правда, народу там было дохрена… И все курили, как паровозы. А я… нельзя мне курить из-за работы. Не привык к дыму. Воротило. А так… Терпимо было. Трудно, только когда всяких невменяемых подселяли. Кто-то блевал, кто-то орал, кто-то на кулак напрашивался, приходилось на место ставить, — Серега покосился на правую руку и машинально пошевелил пальцами. — Так пару врагов нажил. Он замолчал и поймал себя на внезапной мысли, что вслух, оказывается, все звучит не так страшно. По крайней мере, получше, чем история Тимохи. Но внутренности все равно точно сжались и скрутились, а в нос запоздалым эхом ударил резкий запах курева, пота и блевотины. Серега сплюнул и скорчил гримасу. — Боишься снова на нары присесть, — не спросил, а заключил Тимоха тем временем. Серега хотел ответить, но промолчал. Он не боялся просто присесть как тогда. На этот раз все было несколько иначе. Серега боялся сесть надолго и по чужой подлой прихоти, которую он пока не раскусил. Но, как ему казалось, был близок к этому. — Слушай, Серега, мы вот сколько дней вместе тремся, а я так и не допер, как ты тут оказался-то? — наконец осмелился спросить Тимоха и уставился на него с искренним интересом. Серега успел «уплыть» от темы разговора, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы разогнать воспоминания об отсидке и «вернуться» в палату. — Я же говорил, в убийстве меня подозревают. Я следаку ни слова не сказал, и он меня сюда запихал, — пожал плечами он, ожидавший какого-нибудь другого вопроса. — Ну, это я понял, просто… Нахрена? Серега вздернул брови и посмотрел на Тимоху. Тот выглядел озадаченно и даже изумленно. Таким Серега его еще не видел. — Вот смотри, — Тимоха ткнул себя указательным пальцем в грудь, — я шиз, у меня даже справка имеется, поэтому я, ну, как бы, в зоне особого внимания. — Вот этот, — он кивнул на желтокожего парня лет двадцати пяти, который приведением проплыл мимо распахнутой двери их палаты, — следаку на допросе чуть два пальца не отгрыз. Эти двое всеми правдами и неправдами от армии косят, — палец указал на неразлучную пару призывного возраста. Какой только херни не творили. А ты чего сделал? Просто молчал! И следак тебя сразу сюда определил! Неправильно это… — Ну, не сразу, — с некоторым безразличием исправил его Серега. — Сначала я немного посидел в изоляторе… — Тебя чего, уколоть успели? — еще более удивленно пробормотал Тимоха. — Че такой спокойный? И, реально, почему ты молчишь-то? Серега тихо хмыкнул. Он не знал, как это объяснить и надо ли вообще. Да и сам толком еще не разобрался. Просто чувствовал, что спокойствие и молчание это самое верное. И чуял, что вот-вот станет ясно, выражаясь словами Тимохи, нахрена следователь Зубченко запер его в дурке. Из-за не пробивной несговорчивости? Нет, конечно же, нет. Причина была в другом и складывалась она из нескольких отдельных поступков. Каждому поступку Серега, так или иначе, нашел объяснение — благо времени подумать и повспоминать было в последние дни полно. Однако вместе они, эти поступки, ни к чему не приводили. А главный вопрос — кто взорвал Данилова в собственной машине? — упрямо оставался без ответа. И Серега дал себе слова не трепаться до тех пор, пока не приблизится к истине. Иначе его точно закроют — железно и надолго. И прошлый опыт покажется легкой разминкой. — Серега?.. — Тимоха легонько подтолкнул его кулаком в плечо. — Я молчу из-за следователя, — наконец отозвался Серега через несколько томительных и для него, и для Тимохи секунд. — В смысле? — Он знал человека, в убийстве которого меня подозревают, причем очень хорошо знал… — А, так это месть, что ли, такая? — перебил Тимоха, но Серега помотал головой и продолжил: — Но следователь, похоже, не знает, что я знаю об их знакомстве. Вместо ответа Тимоха растерянно заморгал, явно не понимая, что с того. Серега его не осуждал, на другую реакцию он не рассчитывал. Он и сам оторопел, когда сообразил, кто занялся делом Данилова. Совпадение это или нет, ему оставалось лишь гадать. И чтобы не сделать себе хуже, да еще и подгоняемый дурным предчувствием, Серега воспользовался старым советом командира времен ГРУ: если не знаешь, что сказать — молчи. Разговаривая, они не услышали, как в палату вошел крупный санитар. Он задержался на секунду у двери и направился прямиком к койке Сереги. Тот встал и сказал Тимохе: — Пошел я разговоры разговаривать. Наверное, тебя не застану, когда вернусь… — Угу. Бывай тогда, — Тимоха протянул ему руку. — И это, удачи, что ли. Она тебе, похоже, ох, как понадобится. Серега пожал руку, кивнул и пошел вслед за санитаром. В прошлый раз психиатр завел разговор о погоде, физике и котятах. Интересно, что придумает на этот раз?

***

Шилов пулей спустился по лестнице с третьего этажа и со злостью пнул входную дверь. Та неохотно распахнулась — и Рому обдало сыровато-свежим воздухом. Он вышел на улицу и задержался на крыльце бюро судебно-медицинской экспертизы. Рука автоматически потянулась в карман за сигаретами: покурить, успокоиться, подумать, смириться. Проснувшись с утра с мутным беспокойством, от которого в голове чуть шумело, Шилов первым делом схватился за телефон и заметил сообщение от Ксении: «Позвони, как проснешься». Тревожный сон еще не отпустил из своих лап, и не совсем ясно соображая, Шилов набрал вызубренный номер. Параллельно заварил кофе, но чуть не облился кипятком, когда Ксения заговорила и выдвинула предположение, о котором ни Рома, ни Джексон даже забавы ради не задумывались. Сначала ему показалось, что он ослышался или она шутила от скуки, но потом в голове у него громко щелкнуло, и он подумал, что такое возможно. Очень маловероятно, но все-таки возможно. И если Ксения права, следак «поплывет» без всякой встряски и нажима. Сразу после скоростного завтрака Рома поехал в бюро экспертизы, но не особо верил, что из этого будет толк. По пути ему позвонил Джексон и с энтузиазмом поинтересовался, когда они отправятся кошмарить следователя. Шилов остудил его пыл и предложил встретиться позже в главке, когда он вернется от экспертов. Женя пробурчал что-то невнятное и бросил трубку. Теперь, стоя на крыльце, Рома немного жалел, что не взял его с собой. Сейчас ему бы здорово пригодился «эффект Джексона», который волшебным образом развязывал язык даже немым. Что уже говорить о лохматом техническом эксперте, который дал Шилову от ворот поворот со странным торжеством на сероватом лице, стоило завести разговор о видеозаписях. Рома героически проглотил горькое разочарование. В конце концов, на радушный прием не рассчитывал. Но как только он вышел из кабинета, его с головой накрыло бешенство. Сигарета помогла — ярость быстро испарилась, и Шилов поразился сам себе. Чего он завелся? Всерьез верил, что попадется сговорчивый эксперт, испугается звания и должности Ромы и вот так легко, по собственной воле выложит ему все? Глупости, так не бывает. По крайней мере, Шилов уже забыл, когда ему так везло. Окурок полетел в урну, и в этот момент Шилов заметил, как у самого крыльца затормозила незнакомая черная «мазда». Она бы не привлекла его внимание, если бы не водитель, замначальника УСБ, «гестаповец» Тимур Мамедов. Тачку новую купил, подумал Рома, а тот тем временем выбрался из-за руля, поправил воротник черного пальто, посмотрел по сторонам, заметил Шилова и растерялся, словно его застукали за чем-то неприличным. Впрочем, он мигом вернул лицу серьезное выражение и пригладил короткие черные волосы, будто они растрепались на ветру. Рома поманил его пальцем. Тимур поджал губы и послушался. — Здорово, — Мамедов сдержанно улыбнулся, протянул ему руку и смерил удивленным взглядом. Рома пожал руку в ответ. Они были скорее друзьями, чем врагами, и существовали в худом и хрупком мире. Но иногда Шилову нестерпимо хотелось надавать Мамедову по шее за грешки прошлого и редкие ошибки настоящего. Однако сейчас Тимур понадобился ему не для этого. На уме была куда более важная цель — подтвердить предположение Ксении любой ценой. — Какими судьбами? — спросил он. — По работе, — отозвался Мамедов. — А ты? Я слышал, ты на больничном… — В отпуске. Но здесь по делу. У тебя память хорошая? — Ну, не жалуюсь, — Тимур явно не понимал, к чему все это. — А что? — Эксперт один интересует, технарь. Мансуров, на третьем этаже обитает, лохматый такой. Вспоминай, был он замешан в чем-нибудь по твоей части? Рома выжидающе уставился на Мамедова. Лицо у того стало крайне задумчивым, словно он в поисках нужной фамилии мысленно взялся вспоминать каждого, кто хоть раз попадал в его загребущие руки. Наконец он отрицательно покачал головой: — Не помню такого. Либо работает без нареканий, либо мы им интересовались, но давно, без моего участия. — Вряд ли, что давно, молодой еще. — А что случилось-то? Шилов стряхнул с волос несколько тяжелых снежинок, и те сразу растаяли на пальцах. Вопрос Мамедова он сперва собирался проигнорировать, но все-таки ответил: — Хотел узнать, мог ли он сговориться со следаком и сфабриковать результаты проверки видеозаписей с пары камер. — А по какому делу? Рома не услышал в голосе Тимура никаких подозрительных ноток — только профессиональный интерес — и коротко рассказал о взрыве на парковке, которым его попросили заняться в частном порядке. — Интересный расклад. Раскроешь, обзаведешься генералом-должником? Я бы тоже ради такого подсуетился, — мечтательно протянул Мамедов. Шилов лишь хмыкнул. Объяснять, что все, в общем-то, не так просто, не стал. Во-первых, не было никакого желания, а во-вторых, взгляд вдруг зацепился за еще одну только что затормозившую подальше от крыльца машину — такси. С заднего сидения выбрался подозрительно знакомый крупный силуэт. Это определенно был Джексон — и никакие дождь и снег, валившие с неба, не могли помешать Роме его узнать. Шилов мигом забыл о Тимуре, попрощался с ним и пошел навстречу Жене, абсолютно точно зная, что Мамедов не станет болтать лишнего, и их разговор останется лишь между ними. Через пять минут оба сидели в машине и обсуждали план на день. Однако о разговоре с женой Рома пока смолчал. Сказал только, что надо перепроверить кое-какие факты, известные лишь со слов Зубченко. Джексон выглядел недовольным. Он явно рассчитывал на другое. — Какая скучная программа, — проворчал он, когда Рома объявил, что они сейчас поедут к одному его приятелю и покажут ему записи с видеокамер. — Не бухти, Жек. Это нужно было сделать в первую очередь. Следака все равно пока не на чем прижать. Никуда он не денется. Вот если точно узнаем, что он где-то наследил… — В чем мы и так не сомневаемся, потому что он мутный! — упрямо вставил Женя. — …тогда уже сможешь подвесить его за что хочешь и куда хочешь. Некоторое время они ехали молча, и все это время Джексон неистово ерзал на сидении — то ли от злости, то ли привлекая внимание. Наконец он зыркнул на Шилова и спросил: — Объясни мне нормально, а то я не догоняю, что нам даст проверка этих чертовых записей? — Ну, мы точно узнаем, настоящие они или смонтированные, — пожал плечами Рома. Женя недоверчиво хохотнул и посмотрел на него, как на безумца. — Погодь, ты о каких записях говоришь? — уточнил он. — С парковки у дома, с закладкой взрывчатки и с взрывом, — объяснил Шилов. — Э-э… — Джексон почесал затылок. — Все равно не понял, — признался он. — Их же уже проверяли наши эксперты, хотя… Если ты знаешь, что делаешь, я спокоен. Рома кивнул и был ему благодарен за отсутствие всяких вопросов. Ответить на них сейчас он бы вряд ли смог. А вот если внезапное предположение Ксении подтвердится, тогда дело примет совершенно другой оборот, и он непременно поделится с Женей мыслями. Через четверть часа «тойота» остановилась во дворе дома из старого фонда. К тому времени погода совсем испортилась, дождь и снег усилились, к ним присоединился остервенелый ветер. Женя поежился и скривил физиономию, всем своим видом выражая нежелание покидать салон. Шилов махнул рукой и пошел к приятелю сам. Вернулся он минут через пятнадцать и, едва завелся мотор, сказал: — Скоро мы кое-что узнаем. — Знать бы еще, кое-что — это что? — пробормотал Джексон и добавил чуть погодя: — Если ты хочешь знать мое мнение, надо рвать к этому Мыцику… — Уже к Мыцику? А следак? — Сам же сказал, никуда не денется. — Ну и как мы попадем к Мыцику? К нему даже Пригов не прошел, а ведь заправляет там всем его отец. Несколько секунд Женя о чем-то натужно думал и наконец выдал: — Да все просто. Хватаем этого старикана, ликвидируем его ненадолго, без него в дурке начнется анархия, и мы спокойно сможем поговорить с Мыциком, да и вообще, с кем хочешь. Никогда не поверю, что он ничего не знает. Знает или догадывается, просто молчит. Теперь задумался Рома и с некоторым опасением покосился на друга. Джексона явно тянуло на приключения. «Ликвидируем» из его уст прозвучало несколько опасно. — Как ты предлагаешь его ликвидировать? — чисто из любопытства спросил Шилов. — Как-как… — буркнул Женя. — Да хотя бы как Катьку Хмелеву. Помнишь, ты нам с Пашей велел ее похитить, чтобы дел не натворила? Уж если мы с ней справились, старика точно скрутим. Он, по крайней мере, кусаться не будет своей вставной челюстью в отличие от этой дикой женщины. Рома сдержанно рассмеялся и вспомнил, что не видел Катю лет сто. В последний раз они пересеклись, когда его ненадолго перевели работать в район, а она тогда занимала должность начальника районного «угро». Наверняка уже давно ушла на повышение — с ее-то мозгами. — Хорош фантазировать, Жека, — сказал Шилов. — Никого мы ликвидировать не будем. Если все так, как я думаю, Мыцик сам захочет с нами поговорить. И даже раньше, чем тебе кажется. Джексон метнул в него очередной удивленно-озадаченный взгляд и спросил: — Ладно. Чего дальше-то? Здесь ждать будем, пока твой приятель разродится? — Нет, поедем обратно в экспертизу… Женя открыл и закрыл рот. На языке у него явно вертелось хлесткое ругательство. Но он все-таки сдержался и махнул рукой: — Ну, погнали, твой же бензин! Снова Джексон заговорил только на крыльце, когда чуть не навернулся на скользкой лестнице. — Че нам тут надо? — рыкнул он недружелюбно. — Савин, — отозвался Рома и придержал его за рукав куртки. — Савин? Судмедэксперт? Нахрена? — не понял Женя, но голос стал чуть мягче. — Хочу поговорить с ним о нашем трупе. Надеюсь, он на месте. Я звонил, пока ты в машине сидел, он не ответил. В коридоре, окрашенном в светло-зеленый цвет, едва ли было теплее, чем на улице. А каждый шаг отзывался гулким эхом. Андрея Николаевича они застали у его же кабинета, он явно куда-то спешил, но заметил их и поздоровался. — Мы к тебе, — сказал Шилов. — Я заинтригован, — улыбнулся Савин. — Но мне надо идти, вернусь через час, не раньше. Хотите, приходите позже. — Хорошо, — Рома кивнул, и они было уже разошлись, но Андрей Николаевич замер в паре метров от них и спросил: — А по какому поводу-то? — По поводу взрыва на парковке и обгоревшего трупа, — объяснил Шилов. Савин удивленно хмыкнул. На лице мелькнул живой интерес, и ему, как показалось Роме, пришлось очень постараться, чтобы не плюнуть на свои дела и не пригласить их к себе в кабинет сейчас же. — Ну, труп — это громко сказано. Так, обгоревшая масса. Им не я занимался, но чем смогу, помогу. Через час, — сказал он задумчиво и все-таки ушел, а Шилов и Женя вернулись в машину. Поползли медленные минуты ожидания. Джексон рисовал на стекле страшные рожицы. Рома снова и снова прокручивал в голове неожиданный разговор с женой. И как он сам до этого не додумался? Ведь видел же следака и записи! Ведь чувствовал с самого начала что-то неладное. Шилов несильно треснул ребром ладони по рулю и посмотрел на Женю. Может, поделиться сейчас? Нет, надо подождать хотя бы звонка от приятеля, а лучше — еще и поговорить с Савиным. Чтобы окончательно убедиться. Вот потом — пожалуйста… Весь в своих мыслях, Рома не сразу услышал трель смартфона во внутреннем кармане пальто. Вытащил надрывающийся телефон и с плохо скрываемым нетерпением глянул на экран. Звонил тот самый приятель. — Да, — скорее ответил Шилов и с минуту молча слушал. Когда он закончил разговор и убрал смартфон в карман, его распирало от удовлетворения. Ощущение было такое, словно он только что прилюдно щелкнул Зубченко по носу. Из нахлынувшей эйфории Рому вывел вежливо недоуменный голос Джексона: — У тебя такой вид, как будто миллиард выиграл. Или все мрази в мире передохли. Или Никулина в пресс-хате опустили. Никулин? Шилов слегка тряхнул головой и поймал себя на мысли, что почти не вспоминал о нем в последнее время. С Женей спорить было трудно: весть о совершенно любых бедах молодого генерала привела бы его в неимоверный восторг, однако приятель тоже не подвел. — Чего случилось-то, Георгич? — снова подал голос Джексон и ткнул его в плечо. — Я с утра с Ксюхой говорил. И она мне подкинула одну версию, — осторожно, словно боясь своих слов, начал Рома. — Какую? — А такую. В машине, похоже, взорвался не Данилов.