Тень врага

Ноябрь Маленькая светлая палата. Окошко под самым потолком. Медицинская койка у стены. Рядом — табурет. И высокий человек в серой больничной пижаме. Он стоял, смотрел в одну точку — сонно и задумчиво — и вряд ли догадывался, что за ним все время наблюдала камера. А если и догадывался, то нисколько не переживал по этому поводу. Или умело делал вид. Генерал-майор Пригов включил запись с камеры в третий раз и с маниакальной внимательностью уставился в экран ноутбука. И все ради одного: понять, прикидывался человек по ту сторону или нет. За дело попал в дурку или нет? — Бесполезно, — наконец смирился он и резко захлопнул ноутбук. — Эй, поаккуратнее, Вова. Не казенное, на свои кровные куплено! — послышалось из кресла в углу мрачного тесного кабинета, похожего на библиотеку. Пригов вяло отмахнулся, вышел из-за стола и стал прохаживаться туда-сюда. Взгляд метался по полу, стенам, потолку, шкафам, полкам и книгам. Но мысль, как пчела, жужжала и жирно намекала: нужно посмотреть на него лично, не через экран, не через посредника. Выдохнув, Пригов произнес это вслух и выжидательно покосился на кресло. — Ты сдурел, Вова? — Оттуда поднялся сухопарый старичок в бежевом джемпере и в пару шагов приблизился к Пригову. — Я и так пошел тебе навстречу. Показал это, — он ткнул длинным пальцем в ноутбук. — А мог просто послать, мол, врачебная тайна, вот закончится экспертиза, получит следователь заключение — его и пытай да уговаривай о встрече со своим подчиненным в изоляторе. Последнее слово старик выделил особо и как-то ядовито, и Пригова передернуло. — Ладно, — пробормотал он. — Но предварительно ты можешь что-то сказать? Твои впечатления? Ты же его не первый день мурыжишь!.. — Что ты хочешь узнать? Адекватный ли он? — Ну, хотя бы! — Скорее да, чем нет, — после паузы, пригладив в задумчивости серо-седые волосы, кивнул старик. — Значит… — начал было Пригов, но замолчал, а потом раздраженно выпалил: — Да ничего это не значит! Сколько еще он пробудет в твоей… дурке? — Не дурке! — строго произнес старик. — А в центре судебной психиатрии. Посмотрим, — туманно прикинул он. — Может, пару дней, может, неделю. А чего это ты так в него вцепился? Неужто обо всех своих так печешься? Или он особенный? В сощуренных темных глазах старика мелькнуло искреннее и неудержимое любопытство. Пригов на мгновение растерялся, однако быстро взял себя в руки. Да, вцепился. Да, печется обо всех по мере сил. А Мыцик — да никакой он не особенный. Просто он из тех, кто, побывав за решеткой однажды, ни за что не решились бы вернуться туда снова. Что бы ни стряслось. Но он за решеткой. Почти. Почему? Старик был совсем не тем человеком, который мог ответить на этот вопрос, поэтому Пригов быстро распрощался с ним, выскочил за дверь — в подъезд, пропахший краской. И, спускаясь по лестнице, набрал тому, от кого пользы, пожалуй, будет больше, чем от отца-психиатра.

***

— Когда тебя в убийстве обвиняли, как ты соскочил? — «в лоб» спросил Пригов и покрепче сжал чашку с кофе. — Мне помогли, — настороженно отозвался его собеседник, генерал-лейтенант Калюжный. Оба, не сговариваясь, молча проводили взглядами худую официантку в черном фартуке, и только когда она отошла достаточно далеко, Пригов уточнил: — Кто? — А в чем дело, Володя? Тебя что, тоже в чем-то обвиняют? — Калюжный сдержанно ухмыльнулся, но лицо его оставалось серьезным и мрачным. — Не меня. Пригов торопливо глотнул кофе. Вкус ему понравился. А ведь когда пятнадцать минут назад он вошел в полупустое светлое кафе и уселся за столик у окна, был уверен, что ему кусок в горло не полезет — встанет поперек как кость. Желудок отозвался тихим урчанием, как бы укоряя: суетиться о подчиненных, конечно, хорошо, но есть иногда тоже нужно. — А кого? Я, честно сказать, по телефону ничего не понял. — Да ты его не помнишь, наверное. Испытания «Снегиря» не забыл? Калюжный, казалось, задумался на несколько секунд, а затем кивнул: — Не забыл. — Вот. Был там один старлей. Сергей Мыцик. — Пригов поморщился, словно каждое слово вызывало у него зубную боль. — Его обвиняют. — В убийстве? — уточнил Калюжный, и брови у него поползли вверх. — Да. Причем не просто в убийстве, а в причастности к взрыву. Мол, конфликтовал с погибшим, так еще и подрывник — добро пожаловать в тюрьму, — негромко, но эмоционально прошипел Пригов и не заметил, как переломал целую горсть зубочисток. — И… — Калюжный помолчал, точно подбирая слова, — где он сейчас, этот твой подрывник? В изоляторе? — В дурке. Лицо у Калюжного вытянулось, глубокие морщины на лбу ненадолго разгладились. Пригов вздохнул и объяснил, не дожидаясь расспросов: — Следователю так захотелось. Мыцик после задержания не сказал ни слова. Совсем. И ему это показалось странным. Вот и спихнул его в центр судебной психиатрии, голову проверить, а то мало ли. — Понятно… Некоторое время оба молчали. Пригов медленно пил кофе. Калюжный так и не притронулся к своему уже остывшему чаю — то ли встреча отбила у него всякий аппетит, то ли уже напился где-то раньше. Потом он спросил: — Ты, значит, в его вину не веришь? — Нет. Был бы кто другой — может, допустил бы. Но Физик… — Пригов поймал на себе очередной изумленный взгляд и буркнул: — Позывной его в спецназе. На самом деле Пригов привирал. Крошечное сомнение нет-нет да щекотало нервы. Как ни пытался, избавиться от него не получалось. И нужен был человек, который смог бы это сомнение прихлопнуть как комара. — А следователь? Может, разберется? — спросил Калюжный осторожно. — Да нет, — отмахнулся Пригов. — Этот, похоже, все уже решил. Снова повисла пауза. Все это время Пригов не сводил глаз с больших звёзд на погонах Калюжного и вспоминал первую встречу со следователем из военного отдела Следственного комитета. Тот растерянно топтался возле въезда на территорию Контртеррористического центра — понятное дело, дальше не допустили без пропуска — и ждал. Явно — руководителя, то есть самого Пригова. В то дождливое ноябрьское утро настроение у генерал-майора было паршивое, а стало ниже некуда, когда он заметил тощего и промокшего майора, который словно только что выбрался из глубокой лужи. Когда они поравнялись, майор заговорил первым. Он тараторил, наверное, потому что хотел скорее покончить с чисто формальной встречей, и Пригов не без труда выудил из его болтовни невеселые новости о Мыцике. — Задержан по подозрению в убийстве? — не поверил он. — Направлен на судебно-психиатрическую экспертизу? Следователь победоносно кивнул, на его лице надолго задержалась усмешка. — На каком основании? — спросил Пригов и сравнил его со слизняком. — Он знаком с погибшим. Более того, незадолго до случившегося они ругались, — со скучающим видом рассказал майор. — И все? — Нет. Машина, которая, собственно, взорвалась, стояла на парковке с видеонаблюдением. И на камерах видно, как возле нее долго возился тип, очень похожий на Мыцика. После задержания ваш старлей как воды в рот набрал, вот я его и отправил… провериться. Следователь сказал что-то еще, трещал минут десять, но Пригов слушал невнимательно, лишь выхватывая самое важное. Однако майор объяснялся туманно — общими фразами, поэтому Пригов, по большому счету, понял лишь одно: следователь уверен в его виновности, а значит, у Физика снова проблемы. — Шилов, — вдруг сказал Калюжный. — А? — встрепенулся Пригов, который успел уйти в себя. — Соскочить, как ты выразился, мне помог Шилов. Знаешь, наверное? Начальник Уголовного розыска главка. Пригов медленно кивнул. Шилов, значит. Губы дрогнули в подобии улыбки, с плеч словно свалился тяжеленный груз. Встречаться лично им не доводилось — интересы не пересекались, но Пригов время от времени слышал то об одной, то о другой истории с участием Шилова, и всякий раз речь шла о высоких чинах, тяжелых статьях и громких именах. Кажется, несколько месяцев назад опять говорилось то ли о генерале, то ли о министре, а может, о том и о другом — Пригов не вникал, телевизор бормотал фоном, а он очень спешил на службу. — Чего ухмыляешься? — заметил Калюжный. — Полегчало, — признался Пригов. — Думал, назовешь сейчас какого-нибудь кристально-чистого отличника. А тут… — Да, Шилов не ангел. — Мой тоже, знаешь ли, в том-то и дело. Калюжный вдруг вспомнил о чае, отпил из белоснежной чашки, поморщился, будто случайно попробовал бензин, и сдавленно спросил: — О чем ты? Мимо столика, как ужаленная в одно место бабочка, прошмыгнула официантка — и Пригов выиграл несколько секунд на раздумья. А затем выпрямился и сказал: — Понимаешь, прежде чем попасть в мои руки, — он машинально пошевелил пальцами на обеих руках, — Физик был замешан в некрасивой истории. — Насколько некрасивой? — насторожился Калюжный. — Его обвинили ни много ни мало в государственной измене… — Пригов молниеносно почувствовал липкое напряжение между ними и торопливо добавил: — Но разобрались потом, он восстановил свое честное имя. Голос его чуть уловимо дрогнул, однако этого хватило, чтобы проницательный Калюжный пробормотал на грани вопроса и утверждения: — И это не единственная некрасивая история. — Не единственная, — согласился Пригов. — Еще он год провел в колонии. — За что? — спокойно спросил Калюжный, но лицо его исказилось злостью и замешательством, Пригову даже почудилось, что друг сейчас встанет и уйдет; сам бы он поступил именно так. — Провальная спецоперация, погибли заложники, — неохотно процедил Пригов и потер переносицу: голова разболелась. — Через год судимость сняли, но факт остается фактом. Калюжный не сказал ни слова. Однако не встал и не ушел. Только лицо у него стало ожесточенным. Пригов сломал пополам очередную зубочистку и снова заговорил, потому что тишина напрягала: — В общем, специфическая биография. Сдается мне, следователь за нее зацепился и поэтому уверен, что Мыцик, а не кто-то другой устроил взрыв. А Шилов твой тоже непростой пассажир. Может, не пойдет на поводу у стереотипов, разберется… Калюжный встал, поправил китель и полез в карман за бумажником. Пригов уставился на него, самого его точно пригвоздили к стулу с неудобной изогнутой спинкой. На стол легла купюра. — Я позвоню, — наконец сказал Калюжный. Уходя, он похлопал Пригова по плечу, но тот не шевельнулся — только вытаращился на купюру. Опомнился, лишь когда Калюжный отошел на пару метров. Вскочил, догнал и, глядя снизу вверх, выпалил: — Ты не спросил, почему я не верю в вину Мыцика. Не интересно? — Я хорошо тебя знаю, — хмыкнул Калюжный, но лицо ничуть не смягчилось, словно к коже намертво прилипла маска недружелюбия. — Раз не веришь, раз суетишься и просишь за него, значит, есть причины. Мне этого достаточно. Я позвоню. Он твердым шагом пошел к выходу, а Пригов вернулся к столику и оцепенело посмотрел на обломки зубочисток. Ему оставалось лишь ждать.