***
— Вот ты носишься с ним, будто ты ему обязана. Чем ты ему обязана? Жизнью? Ну что за чушь! Даже Тёмный Лорд для тебя больше сделал, чем он! — Седрик сидел с ней на заднем сидении машины и всё пытался отговорить от этой затеи. — Ну и что ты там будешь делать? Думаешь, тебя вообще туда впустят? А если он тебя… ну… увидит, думаешь, передумает и вернётся? Туда? К Тёмному Лорду? Ты вообще слышала, как они кричали друг на друга? Ты видела, как они разнесли холл? Ну, да, конечно, ты же сидела и выслушивала Вуда. Когда уже для тебя станет твоя жизнь важнее всех остальных? Лавгуд, перестань так таращиться в окно! Посмотри на меня! Ты меня хоть слышишь? Луна его, конечно, слышала, но не слушала. Её и саму брала дрожь, когда она подумала о том месте, куда они едут. Перед глазами фешенебельные здания элитных районов Лондона сменялись более тусклыми, даже промозгло серыми, после чего их встретило буйство красок: вырвиглазные оттенки красного, розового и неона то и дело били в глаза, по улицам ходили парни и девушки соответствующей наружности, а к ним то и дело подъезжали машины. Некоторые садились внутрь, некоторые призывно качали бёдрами, провожая гостя в их заведение, другие же, кому не повезло, отходили от машин в сторону и расхаживали по бульвару, будто райские птички. Холодок прошёлся по спине, когда Полумна вышла из машины и прошла к нужному зданию. Следом за ней шёл внушительного вида водитель, держа заряженное ружьё на перевес, и взволнованно летал Седрик. — Может, всё-таки не надо? — взмолился он, когда водитель положил руку на ручку двери и открыл её, пропуская Полумну. Та вошла сразу же и без промедления. В борделе, скажем прямо, пахло косметикой, духами и цветами, стоящими в большом изобилии в вазах. Посетители, которых почему-то все называли поклонниками и господами, пили шампанское, отсюда и запах алкоголя. В нескольких пышно убранных гостиных девушки и парни развлекали своих поклонников, играя с ними в шарады и прочее… Были и комнаты, где девушки танцевали танцы в полумраке, обнажаясь. Были и те, где воняло спермой и потом, слышались всхлипы, толчки, шлепки и ритмичные скрипы — на небольшой сцене несколько людей сношались — другие за ними наблюдали. Луна не была чопорной, но к лестнице, которая находилась в самом конце длинного коридора, её начало тошнить. Женщина, видимо, хозяйка заведения, вела её в нужную комнату, почему-то глядя на неё каким-то оценивающим взглядом, таким липким и… странным. — Господин Долохов за этой дверью отдыхает. С вашего позволения, — она поклонилась ей и ушла вниз. — Неужели зайдёшь? — в голосе Седрика слышалась живая паника. — О, нет-нет-нет, — он встал перед дверью, но это не помогло — Луна сама открыла дверь, просунув руку сквозь него. — Закрой глаза! Не смотри! О, Мерлин! Долохов развлекался с тремя девушками, причём они так сплелись на кровати, что сразу было и не разобрать, что их вообще там четверо. Стоны заглушили скрип дверей, поэтому Долохов вообще не обратил внимания, что дверь-то открылась, а в комнату вошли двое и привидение, зато это заметили девушки. Они как-то все разом замерли, перестали стонать и даже испуганно отползли от раскрасневшегося Антонина. — Ну что там… Твою мать, а ты откуда? — Жена? — спросила блондинка. — Невеста? — глухо прошептала брюнетка. — Я хочу вас попросить, — Полумна говорила очень вежливо, — нас оставить наедине. Пожалуйста.Дружба
26 июня 2020 г. в 18:02
— Ну и что это такое? — Волдеморт расхаживал взад-вперёд по своей резиденции. Они давно переехали и жили всей компанией в Лондоне, который превратился в быстро растущий и развивающийся город, не обременённый смогом и дымом — все производства были отброшены подальше. — Что, я спрашиваю?
Долохов валялся с двумя грудастыми проститутками на грязной лестнице и щипал обоих за соски — одну за правый, другую за левый.
— Веселье, дорогуша, но оно тебе неведомо.
Было не до веселья: ни Волдеморту, ни кому бы то ни было ещё в этой резиденции — исключительно Долохову. Все носились с документами, вазами, одеждой туда-сюда, готовясь к приёму важных людей из Новой Англии, но Антонин буйствовал в своей манере.
— Ты как ребёнок. И чего я с тобой церемонюсь? — Волдеморт поднял на него палочку, Долохов в ответ расхохотался.
— Ну давай. Что ты медлишь? Ну убей меня.
Голос его разносился по холлу эхом, а приведения, наблюдавшие за всем, почему-то совсем притихли — в человеческие глаза Волдеморта не алели привычным блеском гнева и жажды расправы.
— Убирайся, — Волдеморт швырнул ему мешочек с деньгами и два рекомендательных письма.
— Прежде, чем уберусь, ответь, Том: что я сделал не так? — в этом вопросе было слишком много всего и ответ на него мог бы занять несколько часов или даже суток.
Волдеморт скривился и сказал только главное:
— Ошибся с выбором лучшего друга.