Doppelganger

      

<…> Радуйся, Лондон, ликуй, многоликий! Славься в веках, мегаполис великий! Пусть не меняются жизни устои, Новые здания люди отстроят. Смелые мысли пусть в жизнь воплощают, Верят, надеются, любят, мечтают. Ода Лондону. И.А. Светлый

      Лондон, Англия, Соединённое Королевство. 1935 год. — Вы останетесь с миссис Уолкэст, пока я отлучусь по делам в Косом переулке. Не раздражайте её, ничего не трогайте без разрешения. Элизабет? — Мориа вопросительно посмотрела на старшую дочь. Лиззи подняла голову и заглянула в глаза матери в ответ, вторя её вопросу своим взглядом. О, что-что, а копировать мимику матери за два года она отлично научилась. В отличие от Гарри, кстати. — Да, матушка? — Держи… Держи себя в узде, ты поняла? — миссис Бёрк как-то озябло пожала плечами, отводя глаза от дочери. В последнее время магическое ядро девочки было уж слишком нестабильным, и выражалась эта нестабильность не совсем привычно для ребёнка-волшебника. Лиззи только и делала, что всё разрушала, — будь то просто испорченные столовые приборы или дорогостоящие старые картины, коими было увешано всё поместье семьи Бёрк. — Безусловно, матушка. Доброго Вам дня. — Гарри с нескрываемым восхищением оглядывала квартиру-дуплекс, которая целиком принадлежала одной миссис Уолкэст, которая нынче выполняла роль «няни» для близнецов. Сёстры знать не знали, кем она им приходится и почему мама привела их именно к этой женщине, но что-то в ней было очень знакомое — возможно, она была дальним родственником по линии матери. Этот колючий взгляд отдалённо напоминал материнский в моменты её недовольства безобидными выходками дочерей.       Стоило Мории покинуть дом — из небольшой арки, ведущей в гостиную, появилась их временная сиделка. Оскорбительно было бы так называть Анну-Марию Уолкэст, живущую в достатке почти в центре Лондона, но другого определения девочки подобрать не смогли. Женщина не выглядела на свой реальный возраст. Кажется, ей было как минимум за шестьдесят — Лиззи обратила внимание на фотографии, стоящие на небольшом стеклянном столике в углу. На фотографиях, очевидно, была сама миссис Уолкэст: её выдавала та же причёска в виде пучка, аккуратно убранного под тонкую светло-серую сеточку, а так же лёгкая полуулыбка, скрывающая реальную усталость от процесса съёмки. Фото было, кажется, неимоверно древним и снятым на один из первых созданных человеком фотоаппаратов. На ней было чёрное платье в пол с довольно высоким воротником, а также лёгкая светло-серая шаль, что полупрозрачными складками покоилась на её талии и руках. — Что ж, юные мои гостьи. Не желаете ли выпить по чашке чая с вишнёвыми розетками, за которыми я отвечу на вашу целую кучу возникших вопросов?       Девочки переглянулись. Эта женщина не выглядела слишком дружелюбной, но и никакой опасности от неё не исходило. Она просто предложила им попить чаю с пирожными и просто махнула рукой, увлекая вслед за собой в гостиную. Никакого подтекста в её словах не было, а сёстры и не искали.       За менее чем полчаса чашки опустели, а полдюжины пирожных оказались съедены, будучи поделенными поровну между сёстрами. Всё, что им когда-либо дарили или отдавали, они старались делить поровну. — Дорогие мои, неужели ваша мать не говорила о моём приезде? Совсем-совсем ничего? Или же вы не помните? — миссис Уолкэст убрала посуду в раковину и протерла стол лёгким льняным полотенцем, закинув после его себе на плечо. Первой, как ни странно, додумалась Гарриет. — Вы — наша американская бабушка, которая пару лет назад приезжала к нам в гости, но с которой мы не смогли встретиться из-за занятий? — Да, дорогая моя. Ты очень догадлива, Гарриет. Приятно слышать, что ты всё же помнишь обо мне. А ты, Элизабет? Не сочла необходимым держать в голове информацию о несостоявшейся встрече со своей бабушкой? — Вы наша двоюродная бабушка. Я подумала, что при тех обстоятельствах, что на тот момент имели место быть, запоминать Ваш приезд не оказалось необходимым, — Лиззи ожидала, что миссис Уолкэст может переключиться на неё. Её ничуть не удивил факт того, что эта пожилая дама ничуть их не путает. — У тебя поставлена речь, дорогая. Очень хорошо, просто замечательно. Мориа справляется со своими обязанностями и воспитывает в вас достойных юных леди. Меньшего я и не ожидала от неё, — тонкие сухие губы женщины тронула еле заметная улыбка. Она кивнула, словно бы соглашаясь со своими мыслями, и продолжила. — Что имела ввиду ваша мать, прося тебя о том, чтобы ты держала себя в руках? Ты всё ещё не в силах контролировать свои магические выбросы?       В этот момент Гарриет, совсем не обладающей никакой магией, захотелось поскорее провалиться под землю. И чего все взрослые постоянно задают одни и те же вопросы об одних и тех же вещах? Она искренне не понимала заинтересованности мамы и этой их «бабушки» в магии её сестры Элизабет. — Нет. Я в состоянии, мадам. Просто это me fait plaisir, только и всего, — Лиззи слабо улыбнулась. Она внимательно следила за реакцией бабушки, так как не знала, как она отреагирует на её довольно провокационные слова. Мать бы выпорола её за это, безусловно. — Ах, ты проказница! Мило, мило. Ты многого добьёшься с таким подходом, солнце! — Анна-Мария по-старчески хохотнула, похлопав Элизабет по плечу. Ей определённо понравилась старшая двоюродная внучка. Гарри же, мало понимая суть происходящего, смотрела то на сестру, то на женщину. — У вас уже начались уроки французского? Поздновато. Я просила Морию в последнем моём письме дать вам возможность учить второй язык с восьми лет, но никак не с девяти. — Я учу французский с девяти, мадам, потому что до этого мы с Гарри два года ходили на немецкий к нашему гувернёру. С ним не срослось — Гарри плохо понимает немецкую фонетику и грамматику, а я не воспринимаю их акцент и постановку ударения. Нам оказалась ближе мягкость французского, мадам, хотя и его интуитивность нас иногда подводит. — О, ты следуешь по верному пути, Элизабет. И стараешься тащить за собой сестру, верно? Она не всегда будет волочиться за тобой хвостом, солнце. Пойми это. — Элизабет напряглась, переведя взгляд на слегка растерявшуюся младшую сестру. — Но долой пустые разглагольствования. Я хотела предложить тебе прогуляться, солнце. Вам обеим. У вас ведь ещё остались вопросы, на которые вы не получили ответы, верно? — Верно, мадам. Мы с Гарри, — Лиззи кивнула вопросительно смотрящей на неё сестре, — будем рады пройтись с Вами по улицам Лондона. К сожалению, мы не часто бываем в столице из-за решения нашей матери не покидать стен поместья. — Зря она вас ограничивает. Когда-нибудь эти рамки треснут и осыпятся осколками на кафель, дорогие мои. Рано или поздно.

***

— Маглы такие… Интересные! Удивительно, как они смогли придумать колдографии внутри этих коричневых коробок? — Гарриет смотрела на товары магазина техники сквозь витрину. Новенькие дисковые телефоны блестели своими чёрными лакированными трубками, а массивные деревянные блоки недавно вошедших в продажу Фраккаро приковывали взгляды прохожих. И ведь действительно — это была новинка продаж прямиком из Италии!       А чего стоили магнитофоны компании BASF, импортированные в Лондон из Германии!.. Сейчас у Соединённого Королевства и Германии были тяжёлые времена — из-за нового предводителя. Названная Третьим Рейхом, бывшая страна-союзник давала повод для беспокойства благодаря своим внутренним изменениям. Мало кто из соседей догадывался, что конкретно творится внутри страны, и чего стоит ждать в ближайшие годы от неё и союза, в который она входит… — Интересные и странные. Магическая часть Лондона не зря сторонится их, смотри чего и учудят, — мисс Уолкэст, кажется, старалась шутить, наблюдая изредка на мимо проходящих людей самых разных возрастов. Она не понаслышке знала о быте маглов, ведь сама жила в центре столицы в самом обычном магловском доме, не отгораживая себя от внешнего мира никакими карманными пространствами и защитными куполами десятков заклинаний. Жила, как жила и как живут все её соседи не-маги. В Штатах к этому всегда относились проще. — Да. Они-то учудят… На магов бы кто посмотрел с их вечными распрями. Маглы, по крайней мере, не превращают друг друга в жаб ради того, чтобы занять вакантное место где-нибудь на верхушке, — Элизабет рассуждала вполголоса, но её вполне было слышно рядом стоящим Гарриет и Анне-Марии. — Верно мыслишь, дорогая моя Элизабет. У тех и тех свои причуды, от которых они никогда не смогут избавиться. В любом случае, мы все — просто люди. — Наша матушка за такие слова назвала бы Вас предательницей крови, — сквозь шарф, натянутый аж до ушей, пролепетала Гарри. Старшая сестра шикнула на неё, попытавшись осадить, но её опередила миссис Уолкэст. — Ради бога, пусть зовёт, сколько хочет. Я живу вдвое больше её на этом свете и повидала многое. Может, мне виднее, что к чему, как думаете? — женщина подмигнула девочкам, сгребая их рядом с собой покучнее, чтобы толпа обтекала их и девочки не потерялись. — Да, разумно. Вы опытнее. — В точку, солнце. Что же, не хотите чуть отойти от самого центра и прогуляться по жилому району? Там находятся милейшие и мрачнейшие уголки сегодняшнего Лондона. Я обещала вашей матери беречь вас обеих, поэтому наша экскурсия затронет только милейшие его части. — Да, конечно, мадам! Мы с удовольствием! Когда же ещё выдастся такая возможность? — Гарри одарила бабушку самой широкой и доброй улыбкой из всех, что имелись у неё в арсенале. Девочка не поскупилась и на сестру, но у той, кажется, уже развился иммунитет: Элизабет лишь немного расслабила хмурое лицо, получив сполна самую светлую энергией от сестры. Пусть Гарри и была сквибом, но её аура была развита намного сильнее, чем у маглов — девочка являлась отличным эмпатом и могла спокойно делиться своими эмоциями. Разве что в более раннем возрасте ей это плохо удавалось из-за отсутствия самоконтроля. Изучение языков, кстати, выстраивало в детском хаотичном сознании какую-никакую, но систему; развивало образное и критическое мышление, позволяло научиться мыслить ассоциативно.       После полудня погода прояснилась, оставив лёгкую туманность от избыточной влажности и серую пелену облаков в небе в первой половине дня. На дворе стоял конец сентября, но погода всё ещё радовала редкими солнечными днями, которые то и дело сменялись дождями, льющимися сутками напролёт. Для Англии такое обилие осадков всегда было в порядке вещей.       Мисс Уолкэст вместе с близнецами ходила по узким улицам многолюдного Лондона, знакомя девочек с местными пекарнями, бистро, цветочными магазинами и канцелярскими лавками. Младшая из сестёр открыто пялилась на обилие интереснейших, по её мнению, товаров, не стыдясь ходить разинув рот. Элизабет нравилось такое времяпрепровождение, но её куда больше интересовала архитектура столицы, нежели её наполнение, именно поэтому рассматривать дублирующие друг друга кирпичные дома ей наскучило ещё на первом часу.       За одним из поворотов девочка заметила небольшой скверик, плавно переходящий в пустырь к концу улицы. Он порос травой только наполовину, из-за чего и создавалось такое впечатление. Девочка чуть замедлила шаг, посмотрев через плечо на родственников, которые остановились у овощной лавки ради того, чтобы купить Гарри красных яблок, маняще блестящих на прилавке. Лиззи подумала, что, отлучись она на минуту-другую, никто и не заметит пропажи: всё же, её просто щекотало любопытство, не более.       Скверик выглядел полузаброшенным, но растительность на нём казалась какой-то сказочно-густой и интересной. Лавки поросли плющом, обвивая заржавевшие ножки и подгнившие доски, а единственный фонарь, кажется, и ночью бы вряд ли загорелся — не то, что сейчас. При всём этом, по периметру сквера были расположены клумбы, которые находились в достаточно приличном состоянии — только немного заросли сорняками, но цветы в них ещё не увядали, хотя на улице и был самый разгар осени. Листья здесь опадали медленно, словно бы нехотя, и вся атмосфера говорила о каком-то странном нежелании этого маленького зелёного кусочка Лондона уходить в зимнюю спячку, прекращая свой жизненный цикл в этом году.       Элизабет тихо ступила на мокрую тропинку, поросшую травой, и прошла к середине сквера. Фонарь, оказывается, тут был не один, просто второй скромно прятался за высокой ивой, раскинувшей свои ветки и за пределами сквера. С двух сторон он был огорожен стенами близ стоящих домов, но сзади него ничего не было — только то самое подобие пустыря и какая-то дорога, ведущая, должно быть, на другую сторону улицы. Зелень под ногами девочки шелестела, а её сапожки глухо чавкали, когда наступали на сырую землю. Почва тут, кажется, всегда была влажной — будь то дождь или солнце.       Лиззи осмотрелась. Ей показалось, что она в этот самый момент является единственным человеком во всём мире — так тихо и обособленно от всего мира выглядело это место. Поредевшее серое небо лишь немного добавляло красок в общую картину местности, из-за чего глубокий изумрудный цвет растительности преобладал над всеми остальными. Девочка осмотрелась, ещё раз оценивая найденное ею место для уединения, и прошла к началу пустыря, где ничего, кроме высокой травы, не было.       Элизабет с самого утра чувствовала, что у неё гудит в висках. Эта боль была слабой, едва ощутимой, но мерзкой в своём постоянстве. Из-за приятной прогулки и новой местности она забыла про неё, но здесь, в тишине огороженного от остального Лондона сквера, боль дала о себе знать, накатив с новой силой. Такое уже было, когда Лиззи долгое время сдерживала магические выбросы, свойственные детям её возраста. По-хорошему ей следовало позволить магии свободно выходить в окружающее её пространство, но…       Но матушка ведь сказала держать себя в руках? Она держит.       Лиззи шла по еле-еле вытоптанной сквозь заросли травы тропинке и не заметила, как оказалась на другой улице, находящейся по ту сторону. Она в силу своего возраста забыла про то, что пришла сюда с сестрой и бабушкой, будучи целиком увлечённой только своими рассуждениями и теориями об открывшейся перед ней местностью. Сбегать от сопровождающих её людей для Лиззи было впервой. В отличие от Гарриет.       Улица своим мрачным ликом смотрела на Лиззи, которая в свою очередь смотрела на неё в ответ. Дома тут были особенно серыми и особенно старыми, напоминая своим обликом Старый Лондон, каковым он выглядел ещё в начале века. При этом, никакой хаотичности в них не было — почти все особняки стояли с одинаковой кладкой, облицованные одинаковыми тёмно-серыми кирпичами, с чугунными изгородями и дымоходами на потрескавшихся черепицах. На секунду Лиззи показалось, что она и вовсе оказалась в Лондоне девятнадцатого века: так обветшало выглядел этот маленький закуток города. Чем дальше в лес, подумалось ей в этот момент, тем мрачнее становится окружение. Не об этих ли «мрачнейших» местах говорила в начале их пути мадам Уолкэст? Кажется, Лиззи только что сама в этом убедилась. Зря ли — ей предстояло узнать в дальнейшем. А голова всё так же гудела.       Элизабет заметила небольшую кучку людей по правой стороне улицы, в самом её конце. Она бы и вовсе не обратила на них внимания, ведь одежда на этих людях была такая же серая и обветшалая, как и всё вокруг. Лиззи на секунду постыдилась своей дорогой одежды, в которую её облачила гувернантка, и в которой она чувствовала себя яркой кляксой на тёмном холсте. И, собственно, обратила внимание она на эту непримечательную компанию лишь потому, что кто-то из людей очень громко говорил, словно бы специально заявляя о своём присутствии и существовании в целом. Элизабет встала у оголевшего дерева, облокотившись о ствол, и стала слушать. — …бе они ни к чему, а мы точно найдём им применение. Отдай и хватит выкобениваться!.. — …Да, крысёныш, гони мелочь, пока не схлопотал по своей тупой репе!       Лиззи ахнула, услышав доносившиеся до неё отрывки фраз. Грабёж посреди белого дня! И ладно бы кто-то из местных пьяниц грабил кого-то из себе подобных — голоса были совсем неокрепшие, юные, не успевшие загрубеть из-за возраста. Дети грабили детей! Такую часть Лондона она лицезреть не желала, но с места не сдвинулась: что-то её останавливало.       Лиззи, спустя пару глубоких вздохов, таки набралась смелости и выглянула из-за дерева, стараясь разглядеть в кучке детей жертву их домогательств. Посягавшие на, должно быть, скромное богатство несчастного, были крупнее жертвы, и из-за этого совсем скрывали несчастного от глаз случайных прохожих. Но Лиззи была умнее, она присела, наблюдая под ногами парней такую картинку: развалившийся на мокрой траве мальчишка прижимал к груди сжатый кулак с неизвестным содержимым (должно быть, с деньгами), а его голова с бледным личиком была опущена к земле. Мальчик не желал смотреть в лицо своим обидчикам и всем своим видом выражал незаинтересованность в их потугах отобрать у него его маленькое состояние. — Реддл, хватит ломать комедию. Все мы знаем, что ты ничего существенного на эти деньги не купишь, а в приюте никому, кроме воспитателей, нельзя иметь какое-либо имущество, — в ответ ему последовало молчание. — Да, тебе итак выделили отдельную комнату без соседей, на кой чёрт тебе что-то из личного? Особенным себя почувствовал, чертёныш?       Лиззи была возмущена до глубины души таким обращением к мальчику. Из слов обидчика она узнала, что все эти дети — воспитанники приюта, а какого конкретно — ей не составило труда догадаться: в самом конце улицы, с большой полуобсыпавшейся башней, за литыми железными воротами расположился приют. Рассмотреть его названия на воротах она не смогла, но ей эта информация и не требовалась. — Так они сироты?.. Ясно, тогда поведение этих несчастных грабителей оправдано. Нет, конечно, грабёж не то, что стоит оправдывать… — рассуждала себе под нос Элизабет, не желая быть услышанной. Тишина полупустой улицы легко могла выдать её присутствие. Девочка внезапно ощутила какое-то странное чувство тревоги и с минуту пыталась прислушаться к своим чувствам, пытаясь понять, от чего ей стало так тревожно. Она что-то забыла?       Ну конечно! Лиззи оставила наблюдение за мелким ограблением среди сирот приюта и рванула в сторону выхода из сквера, пачкая в росе и комках грязи свои тёмно-красные сапожки. Её не было почти пятнадцать минут, а за это время Гарриет и миссис Уоклэст вполне могли счесть её отсутствие за пропажу и подумать, что Лиззи потерялась. Она быстрым шагом пересекла пустырь и сквер, выбежав на мощённую каменной кладкой дорогу, и очутилась около овощной лавки, наблюдая весьма тривиальную картину, из-за которой ей хотелось ударить себя по лбу: рядом с лавкой находился маленький часовой магазинчик, представляющий посетителям огромный выбор самых разных часов, всех размеров и форм. Среди этого тикающего и клацающего изобилия стояли её бабушка и младшая сестра, с интересом рассматривая дорогие напольные часы, в которых поселилась, должно быть, очень милая медная канарейка, выглядывающая наружу лишь для того, чтобы бить по полудню.       Элизабет выдохнула с облегчением, поняв, что ей не потребуется оправдываться за своё долгое отсутствие. Девочка покачала головой, когда заметила сквозь чуть запотевшие витрины магазинчика свою младшую сестру, которая щупала и трогала все, что казалось ей хоть чуточку интересным. Что ж, наверное, Гарриет была неимоверно счастлива оказаться за пределами дома и наблюдать собственными глазами магловское мастерство часовщиков. Лиззи показалось, что она будет лишней со своей кислой миной, скептически осматривающей самые обыкновенные часы со стрелками. В её голове всплыли мысли о недавно увиденной картине, и Лиззи поспешила ретироваться к «месту преступления».       Прибежав к тому дереву, у которого она нашла наиболее удачную точку обзора для того, чтобы её не заметили, Лиззи наблюдала уже иную картину: кучка сирот зло хохотала над скрючившемся на земле мальчишкой. Девочка попыталась разглядеть его получше, чтобы оценить состояние жертвы, и ей на глаза попались рваные травинки на его макушке и пиджачке, а так же грязные земляные пятна на руках и коленках. Мальчик был в принципе одет бедно, но сейчас он выглядел особенно жалостливо: его ужасно сильно захотелось пожалеть. Элизабет рассудила для себя, что, может, её жалость ему и не нужна была. А если вдруг!..       Девочка дождалась, когда обидчики таки отстанут от несчастного и уйдут в сторону приюта с нечестно заработанной добычей, чтобы с опаской подойти к согнувшемуся пополам мальчишке. Кажется, один из сирот, особенно высокий и коренастый, назвал его Реддлом. Должно быть, это была его фамилия. — Тебе помочь? — кажется, в эти два слова Элизабет вложила всю свою смелость и самоуверенность. Пусть со стороны она и старалась казаться безразличной и бесстрастной по отношению ко всему происходящему, но в душе её одолевала буря эмоций. — Тебе нужна…помощь?       Ребёнок промолчал. Лиззи только заметила, что его правая рука, прикрывающая, кажется, ушибленное ухо, дрогнула. Мальчик хотел убрать её от лица, но почему-то передумал. Может, не посчитал необходимым сделать это, а может просто побоялся получить вторую порцию тумаков. Да и в целом, он выглядел как идеальная мишень для издёвок: худой, невысокий, бледный, в поношенном пиджачке, гольфах и штанах, которые были ему определённо малы. Лиззи повторила свой вопрос, но уже более мягко и тихо, так как хотела дать понять, что ему ничего не угрожает. — Нет. Уходи.       Его голос разрезал воздух остро-заточенным лезвием, пресекая любые попытки заговорить с ним. Элизабет, собиравшаяся что-то сказать, лишь открыла рот, растерянно смотря на пострадавшего мальчишку. Его голос был сиплым, это точно, и в его интонации явно мелькнуло какое-то презрение или брезгливость. Он не хотел, чтобы ему помогали. Особенно такая жалкая девчонка, как она — договорила про себя Элизабет. — Но… — Уходи. Откуда ты вообще тут взялась? Белорукая…       Что? Белорукая? Лиззи не сразу поняла, что имел ввиду мальчишка, но мгновение спустя, путём ассоциации она нашла для себя ответ: белорукая есть ничто иное, как белоручка, что является слабым оскорблением тех, кто никогда не знал труда и проблем и имеет, собственно, высокий социальный статус. Элизабет хотела было возмутиться, а потом внезапно рассмеялась. Просто, очень по-девичьи, как то было свойственно всем девочкам её возраста. Мальчик вздрогнул и таки убрал руку от лица, смотря на неё снизу вверх в удивлении. Но чуть позже его глаза вновь потемнели и он с безразличием осмотрел хохочущую незнакомку. — И-извини… Просто, знаешь, я хотела оскорбиться твоим словам! Но я же ведь альбинос…       И, утирая с уголков глаз выступившие бусины слёз, девочка вновь протянула ему руку. Мальчик растерянно захлопал глазами, но от взгляда Лиззи не утаилась тень улыбки, которая мелькнула на его губах и так же быстро пропала. Ему было не до смеха: каждая клеточка его тела болезненно ныла. Отмутузили его знатно. Ну ничего, доберись он до своих обидчиков… Знали бы они, на кого нападали!..       Он неохотно подал ей руку. Его ладонь свободно умещалась в её ладошке, что говорило о примерно одинаковой комплекции обоих. Возможно, они были ровесниками, как рассуждала Элизабет, а возможно он просто недоедал и медленно рос. С его-то условиями жизни… Лиззи была наслышана о приютах, когда дело касалось материнских угроз во имя воспитательных мер. — Как тебя зовут? — Лиззи помогла ему подняться с земли и отряхнула травинки и комочки земли с его плеч. Мальчик вздрогнул и поёжился, словно бы отталкивая от себя Лиззи. Очевидно, он не любит, когда его касаются незнакомые люди. Её вопрос он успешно проигнорировал. — Так как? — Зачем тебе? Помогла и всё на этом. Иди, куда шла, — мальчишка расправил плечи, так как хотел создать впечатление независимости и полного контроля положения. Элизабет ненароком загляделась на него. И было ведь, на что глядеть: правильные черты лица и колючий взгляд голубых глаз зачаровывал. Неужели у кого-то могут быть глаза холоднее, чем у самой Элизабет!.. Какая-то холодная красота пронизывала облик мальчика даже в таком помятом состоянии. — Иди ты уже, ну. — Я Элизабет Мориа Бёрк, — девочка протянула ему кисть для рукопожатия. — С твоей стороны невежливым будет проигнорировать моё приветствие. Представься, пожалуйста, — Лиззи, очевидно, схитрила, пустив в ход присущую ей с рождения истинно английскую чопорность. Мальчик, дабы не упасть в грязь лицом (теперь уже в переносном смысле), просто не мог проигнорировать её слова. — Том Марволо Реддл, — Том не стал отвечать на жест Лиззи и просто кивнул. Лишний раз шевелить конечностями ему не шибко хотелось в данный момент. Да и желания элементарно не было. — Приятно познакомиться, Том. Тебя, как я полагаю, обокрали совсем недавно, — Лиззи почему-то нравилась эта игра в официоз. Она чуть задрала подбородок, имитируя скептический взгляд её репетитора по французскому, когда тот проверял её сочинения, и вспомнила все уроки правил этикета, какие только остались у неё в памяти. — Думаю, я могу тебе помочь, хоть и незначительно. Тебе этого хватит? — девочка выудила из бокового кармана своего тёмно-коричневого пальто небольшую горстку монет, наминал которых составлял какие-то двенадцать шиллингов. Ну, по крайней мере, это был почти целый фунт стерлингов!       Мальчик цепким взглядом сверлил монеты, протянутые ему Элизабет, но брать их не решался. Может, тут играла его гордость, а может он просто не доверял Лиззи. В конце концов, посреди белого дня случайные прохожие деньгами не разбрасываются. Рассудив для себя, что его новая знакомая не авось кто, а щедрая идиотка в достатке, Том аккуратно сгрёб с её руки горстку звенящих монет и положил их к себе в карман пиджачка. Лиззи довольно улыбнулась, ощущая небывалую радость от того, что поделилась с кем-то своим имуществом. — Спасибо. Я полагаю, это всё? Доброго дня, мисс Бёрк, — Реддл не стал церемониться и, вновь лишь коротко кивнув, захромал в сторону мрачного здания приюта. — Постой! Есть ещё кое-что, чем я могу тебе помочь. Подожди здесь минуть пять, хорошо? Я мигом, туда и обратно! — Лиззи одернула его, из-за чего мальчик остановился на полпути по дорогое к своему «дому». Если наступит день, когда он эту тюрьму назовёт домом — ад покроется льдом, не иначе.       Элизабет бельмом мелькнула у него перед глазами и упорхнула за травянистые заросли пустыря. Сам Том не раз там бывал и прекрасно знал, куда ведёт протоптанная им же тропинка сквозь траву, и прекрасно помнил обветшалый и понурый облик старого сквера, за которым уже много лет никто не ухаживал. По правде говоря, он когда-то принадлежал приюту и выполнял функцию детской площадки, но сейчас, за неимением средств для поддержания порядка в нём, сквер забросили. Может, оно и к лучшему: у маленького Тома Реддла из комнаты двадцать семь появилось место для уединения, где он мог предаться своим фантазиям и спокойно испытывать свои возможности. О, у него всегда было то, что его отличало от остальных — он знал это и гордился, ужасно гордился.       Тем временем, появление Лиззи в часовом магазине не оказалось незамеченным. Её выдал колокольчик на двери, оповещающий о приходе посетителей, и топот маленьких каблучков на всё таких же заляпанных сапожках. — Мадам, прошу Вас пройти со мной! Я обнаружила человека, которому нужна срочная медицинская помощь. Вы же можете вылечить его? Ну, с помощью неё— девочка не уточнила, с помощью чего конкретно — магии или волшебной палочки, которая являлась её проводником. Но для миссис Уолкэст это и не требовалось: она с ходу поняла, что имела ввиду её внучатая племянница. Женщина лишь вздохнула, кивнув в сторону Лиззи, и лишних вопросов задавать не стала. Раз уж такое дело и кто-то ранен — нужно помочь, даже если это магл. Да и если магл — чуть чуть подправить его память не составит труда. О, у Анны-Марии обливиэйт было любимым заклинанием: им же она и лучше всего владела. Скольким не-магам в Нью-Йорке она в своё время стёрла память! О неосторожная молодость…       Женщина взяла обеих сестёр за руки и стремительным шагом покинула лавку часовщика, перед этим предусмотрительно уточнив, что они скоро вернуться, дабы оплатить покупку, как то полагается. Они втроём пересекли скверик (Гарриет и миссис Уолкэст впервые, осматриваясь, а Лиззи уже в который раз) и очутились на той мрачной улице, на которой Лиззи пять минут назад покинула покалеченного Тома. Девочка стала осматривать тупик и выискивать глазами мальчика, но на улице уже никого не было. Бабушка уже к тому времени выудила из рукава древко волшебной палочки и терпеливо ждала указаний племянницы. Пускай она и слабо верила, что тут действительно кому-то нужна была помощь, но сеять сомнения в собственных убеждениях Лиззи она не стремилась. Мало ли кого она могла встретить в этом Богом забытом месте, ну! — Он уже ушёл… — Элизабет понурила голову. Ей было и стыдно, и обидно из-за того, что нового знакомого на обещанном месте ожидания не оказалось. Он не стал её слушать и вернулся в приют, а она лишь хотела ему помочь. — А тут точно кто-то был? Может, тебе привиделось! —Гарриет открыто скучала. Её одинокая серость этой улицы нисколько не интересовала. — Нет, Том тут был. Я с ним говорила и помогла ему встать. А ещё… Я отдала ему свои карманные деньги, которые нам давала матушка на крайний случай… — Лиззи покраснела от стыда. На словах её действия звучали куда глупее и необдуманнее, чем на деле. — Ты дала деньги какому-то оборванцу, который ещё и обманул тебя, убежав?! Лиззи, ну ты даёшь! —Гарри хохотнула, толкнув в бок старшую сестру. От слов Гарриет ей стало ещё более неловко. — Не говори так, Гарриет. Я уверена, что Лиззи встретила хорошего человека, попавшего в трудное положение. И деньги она дала ему, потому что они были ему действительно нужны, верно, Элизабет? — Д-да… Его ограбили какие-то мальчишки, наверное, воспитанники приюта. Он тоже оттуда, но выглядел младше их… — В таком случае, ты поступила благородно. Мальчик не занимался побирательством, а нуждался в потерянном имуществе, которое у него бесчестно отобрали. Ты молодец, что не осталась стоять в стороне, — Анна-Мария потрепала племянницу по беленькой макушке, чуть лохматя её волосы. — Как, говоришь, зовут мальчика? — Том. Его зовут Том Марволо Реддл… Он так себя назвал, — Элизабет вернула прежнюю маску безразличия, с которой ей приходилось гулять по улицам осеннего Лондона вместе с роднёй. На Гарриет она не злилась, но её дёрганья за свой рукав старательно игнорировала. — Запомни его имя, дорогая, всё, чтобы ты ни делала, в жизни возвращается бумерангом. Не сбрасывай его со счетов раньше времени.       Миссис Уолкэст пожала плечами, убирая волшебную палочку обратно в рукав, где ей и было самое место. Женщина взяла за руки близнецов и поспешила покинуть улицу, проделав аналогичный прежнему путь до магазина. Весь остаток дня у юной Элизабет Бёрк из головы не вылезал образ потрёпанного мальчишки с тёмными-тёмными волнами на голове, растрёпанными из-за избиения. А его глаза… Кажется, она смотрела всё время их короткого диалога в зеркало. Его заштопанная и перештопанная десятки раз одежда должна была вызывать жалость и сострадание, но он носил её так, словно бы это вовсе не приютское тряпье. Лиззи теперь казалось, что он мог носить так любую одежду, будь то нищенские тряпки или дорогие сюртуки и новомодные французские костюмчики.        О, она ещё долго не будет сбрасывать тебя со счетов, юный Том Марволо Реддл. Очень долго.