Преданность льву, верность империи

Клянемся верой и правдой служить нашим господам. Вита дарует нам жизнь, но владеет нашей жизнью наш повелитель. Мы вверяем Вам наши плоть, кровь и наши сердца. Мы в Вашей воле.

Клятва рыцарей империи Кастина.

Популярное мнение: рыцарь — достойный страж империи, верный слуга императора и честный защитник народа. Непопулярное мнение: рыцарь — бездушный убийца, бешеный пес на коротком поводке господина. За благородным званием и красивой униформой действительно скрывался тяжелый путь, окропленный кровью и порой полный жестокости. Аристия, прожившая всю жизнь под боком второго рыцарского отряда, знала это очень хорошо. Ее было не испугать кровью или криками боли из-за редких несчастных случаев на тренировках рыцарей, ровно как и драками и известиями об убийствах: отряд посылали на самые разные задания, и отец не скрывал этого от нее. В ее бытие королевой ей подвернулось несколько возможностей понаблюдать за работой рыцарей издалека, а под конец жизни, к сожалению, и непосредственно вблизи на собственном примере. Да и вообще — что говорить о смерти той, кто однажды уже умер? Она думала, что готова к этому, но оказалось… Красное на белом смотрится просто отвратительно. Она не могла оторвать взгляд от крови, что осталась на ее руках и даже попала на одежду. Вот ведь, хотела же как обычно надеть что-то темное, на светлом же все так хорошо видно… Клинок, ранее сверкающий и цепляющий взгляд переливами стали, также был запятнан красным. Девушка задумчиво огладила пальцем гарду, но лишь размазала алое по металлу. Аристия сжала челюсти, силясь сдержать не то всхлип, не то крик. Нельзя расклеиваться. Нельзя давать себе волю. Она сделала глубокий вдох, задержала дыхание и медленно выдохнула, закрывая глаза. Ее било мелкой дрожью. Вокруг царила суматоха: имперская гвардия, неизвестно как здесь оказавшаяся, оттаскивала тела (убитых слуг отдельно, нападавших — отдельно), вязала оставшихся в живых нападавших, что-то кричала, отдавала, казалось бы, бесконечные приказы. Моник слышала голос сэра Феден, что помогал отряду как мог, и стук копыт: кого-то отправили доложить о случившемся, кого-то — преследовать сбежавших, вероятно, наемников. Карсейну накладывали бинты на раненное плечо; сидя совсем близко к нему, она слышала его тяжелое дыхание. Сама она от помощи отказалась, и никто не стал настаивать, заметив у нее лишь несколько ссадин и царапин на лице и руках — ничего серьезного. Во всяком случае, физически — ничего. — Аристия, все закончилось, успокойся, — негромко сказал Карсейн, хватая ее за руку и сильно сжимая, не то пережидая боль, не то желая поддержать. Она не стала вырывать руку, хотя в присутствии посторонних подобное поведение было неприемлемо, и лишь кивнула, но вслух так ничего и не сказала, не доверяя сейчас своему голосу. — Давай, дыши. Она и дышала. Дышала же? Да, дышала, а вот нападавшие — нет. Ее лицо помрачнело при воспоминании, как тяжело и одновременно просто было вонзить меч в живого человека. В прошлой жизни на ее счету осталось неудачное покушение на императора в состоянии почти аффекта, — сейчас же она била на поражение с ясной головой. Черт возьми. Хотелось бы сказать, что она не испытывала чувства вины за это, в этой ситуации выбор был довольно скудным: убьют либо они, либо их. В конце концов, вскоре это и вовсе станет ее долгом. Хотелось бы сказать… Девушка прикусила губу и открыла глаза, но тут же пожалела об этом: взгляд снова впился в окровавленный меч, который она так и не выпустила из рук. Сэр Джун закончил с перевязкой Карсейна, накинул ему на плечи его же верхнюю одежду и, замешкавшись, накинул на юную Моник свой плащ. Девушка вскинула голову и только открыла рот, чтобы отказаться, как мужчина тут же развернулся и направился помогать сэру Сэймуру. Ясно, отказ не принимается. Аристия неловко сжала ткань в руке и вздрогнула, когда Карсейн, кряхтя, поправил плащ на ее плечах. Она тут же переключила внимание на него и нервным движением поймала сползшую с его плеча одежду, глядя на бинты, не поднимая головы. — Не двигайся, — тихо сказала она. — И так ранен… «Из-за меня» — повисло в воздухе. Карсейн качнул головой, думая, что эта девочка снова взяла на себя слишком много. Сжал в одной руке свою накидку, не давая ей упасть, в другой — ее руку. Час был поздний, холодало — что уж говорить про лес, в котором они и застряли. — Аристия, посмотри на меня, — внезапно попросил он. Не получив ответа, погладил ее руку и повторил мягче: — Посмотри на меня, пожалуйста. Колеблясь, она подняла взгляд. Карсейн тихо цокнул, когда даже в неверном свете фонаря заметил, что в янтарных глазах стояли слезы. Но дразнить ее за это, ясное дело, не хотелось. Самому было паршиво. — Я в порядке. И сэр Феден в порядке. И ты в порядке, — спокойно сказал он. Помолчал. — Если немного поплачешь, все сохранят это в секрете. Тебе никто не поставит это в упрек. Ее лицо будто окаменело. — Все хорошо, слышишь? Все закончилось, можешь отпустить себя, — начал уговаривать он тихим голосом, но она перебила его. — Все мы люди, просто живые люди, — ее тон звучал очень ровно, но при следующих словах голос предательски дрогнул. — Мне кажется, что… что… — она не находила слов. — Да, я… — он запнулся и сказал будто через силу: — Я понимаю. Его слова упали тяжелым камнем. «Понимаю». Аристия пригляделась внимательнее. Обычно улыбчивый и шумный, Карсейн в этот момент казался хмурым и молчаливым. Опустошенным. Девушка была уверена, что у него были припасены шутки и улыбки даже для самых безнадежных ситуаций, вплоть до конца света или пришествия Виты, но сейчас — сейчас даже он едва держал лицо. От осознания, что она не одна, ее накрыло волной облегчения. Девушка отложила меч в сторону и несколько раз сжала и разжала руку, разминая. Задумчиво потерла пальцы, нащупывая мозоли. Кожа на ладонях огрубела от бесконечных тренировок, — маленькое доказательство ее пути. Поверх второй руки все еще лежала рука Карсейна, такая же грубая и почему-то очень горячая. «Понимаю» — эхом звучало в ее голове. Аристия осторожно опустила голову на его здоровое плечо и секундой позже неожиданно даже для себя заплакала. В тихих рыданиях она выплескивала скопившееся напряжение последних дней, сегодняшний страх и облегчение, что все они живы. Лишь минутная слабость. Она станет сильнее ради защиты дорогих ей людей, она справится, она не откажется от своей цели — стать маркизой Моник и рыцарем империи, — но даже ей нужно время. Совсем немного, чтобы оплакать ту невинную девочку, что еще не умела держать в своих маленьких чистых ручках оружие. Чтобы дать себе смириться с неизбежным. Популярное мнение: рыцари — благородные защитники империи. Непопулярное мнение: рыцари — псы на цепи императора. Но все это не имело для нее значения, потому что истинно то, что ее жизнь будет принадлежать короне и оборвется в тот же миг, когда иссякнет ее верность. И у нее не будет права на ошибку. Карсейн отпустил ее руку, но осторожно обнял ее дрожащие плечи и, повозившись, стянул с ее головы ленту, из-за чего серебряные волосы рассыпались по спине и плечами, закрывая лицо юной леди от любопытных взглядов. Нерешительно гладя ее по голове, Карсейн мрачнел все больше. «Вы и себя защитить не в состоянии», — насмешливо когда-то сказал ему принц. И оказался, черт возьми, прав. Достоин ли он своего звания гения и самого юного рыцаря империи, если он — плечо отдалось болью — все еще столь непозволительно слаб? Он бросил взгляд на мертвые тела, что выложили в ряд. Ему определенно не было их жаль, но… Карсейн закрыл глаза. Ему все еще не хватало сил, чтобы принять это. Сэр Сэймур прикрикнул на парочку гвардейцев, что уже начали шептаться и сплетничать о детях Моник и Ласс, и с тяжелым сердцем отвернулся от детей. («Даже совершеннолетия не отпраздновали», — шептались рыцари со смешанными чувствами). Как и говорил сэр Ласс, отряд оставит все в секрете: и глубокую дружбу невесты принца с ее рыцарем, и слезы леди, и надлом юноши. Уж он об этом позаботится. В конце концов, рыцари — также люди чести, которые должны оставаться верными прежде всего себе. И уже потом… …преданность — льву, верность — империи.