Пленница

Pov Эрик       Просыпаюсь от дикой головной боли, а ещё от того, что что-то щекочет мне нос. Едва удержавшись от того, чтобы чихнуть, открываю один глаз, вижу её медно-рыжую гриву, и события вечера начинают медленно восстанавливаться в больной голове. Чувствую, как начинаю дрожать, и понимаю, что жутко замерз, потому что моя спина прижата к холодной, сырой стене, а одеяло все сбилось в ногах. Прижимаю сильнее к себе её теплое тело, и девчонка сладко мурчит, потягиваясь в моих объятиях. Её упругая попка упирается в мой член и непроизвольно трётся о него и, помимо дрожи, по моему телу проходит сладкая истома. С глухим стоном прижимаюсь пахом к её ягодицам и толкаюсь в них стояком, который уже упирается в ширинку.       — Господи, Эрик. Ты ещё проснуться не успел, а ОН уже наготове.       — ОН всегда наготове рядом с тобой, — хриплю в её ушко, отодвинув гладкие даже после ночи волосы.       — Ты снова замёрз! — Ева пытается вскочить, но я возвращаю её на место, позволив ей только развернуться в моих объятиях.       — Лежать! — шепчу, сомкнув руки вокруг её талии и снова прижимаясь к ней стояком. Никак не могу унять дикую дрожь во всем теле, которая теперь, помимо холода, подстегивается жутким возбуждением. — Ты должна меня согреть, — слегка прикусываю нежную кожу на её шее, вдыхая её аромат, который сводит меня с ума.       — Эрик, мы в камере, не забыл?       — Разве мы это уже не проходили? — шепчу, но потом понимаю, что сейчас не самый лучший момент, чтобы вспоминать тот случай. — Прости. Ты права, — неохотно отстраняюсь и заглядываю в её синие глаза. — Я так думаю, вещей у тебя не много, — горько ухмыляюсь. — Это хорошо. Значит, переезжаем налегке.       — В каком это смысле, переезжаем? — Ева снова садится на кровати и смотрит на меня с недоверием. — Ты ведь не собираешься…       — Ты много разговариваешь, — поднимаюсь, поморщившись от приступа головной боли, который следует за сменой положения тела. — Твою мать, и куда оно вчера в меня лезло?       Покинув камеру, как обычно, не услышав и намека на возражение от благоразумного дежурного, мы направляемся в мою квартиру. Девушка всё ещё смотрит на меня, недоумевая, для чего я снова её сюда притащил.       — Ты больше туда не вернёшься, — отвечаю на её немой вопрос.       — Эрик, ты не забыл? Я всё ещё пленница. Макс тебе не позволит.       — Может и пленница, — поднимаю плечами. — Но МОЯ. Максу придется это принять, — подхожу и коротко целую её в нос. — Я скоро вернусь.       Не дожидаясь, пока она переварит сказанное мной, выхожу из квартиры, приложив карту к замку. Первым делом направляюсь в лазарет, чтобы взять у Дока что-нибудь, что поможет привести в порядок мою больную голову. Застаю его, лежащим на кушетке в своем кабинете, из его вытянутой руки торчит игла капельницы, и вид у Пола, мягко говоря, не важный.       — Лидер? А ты, я смотрю, почти бодрячком, — выдавливает из себя подобие ухмылки. — Не желаешь? — кивает на капельницу.       — В другой раз бы не отказался, — коротко улыбаюсь. — Сейчас дел до хуя. Мне бы как-то голову реанимировать.       — Открой ящик стола, там всё найдешь.       Закинувшись внушительной дозой «анти-похмелина», благодарю Дока и выхожу из лазарета, прямиком направляясь в кабинет Первого Лидера.       Сделав глубокий вдох и стиснув челюсти, кладу руку на ручку двери и, секунду помедлив, открываю. Макс не сидит, как обычно, за рабочим столом, а лежит на диване, положив ноги на подлокотник. Услышав скрип двери, Лидер открывает глаза, и я встречаюсь с его полусонным, усталым взглядом. Судя по всему, Макс провёл всю ночь на этом просиженном диване.       — Умоляю, только не ори, — хмурится, принимая вертикальное положение.       — Она МОЯ, Макс. Я пришел только за тем, чтобы сказать тебе. Мне плевать, что ты думаешь. Просто прими к сведению.       — Эрик, — окликает он меня, когда я уже разворачиваюсь, чтобы уйти. — Я должен извиниться. Вчера ночной патруль попал в засаду. Двое бойцов погибло, но им удалось взять живой одну из нападавших и притащить во фракцию. Можешь посмотреть видео допроса. Тебя это должно заинтересовать.       — Просто ответь мне, зачем? — игнорирую его слова, задавая вопрос, который, в принципе, не собирался задавать.       — Тебя занесло, сынок. Ты ведь сам это понял.       — А ты, значит, решил провести воспитательную работу, — криво ухмыляюсь.       — Мне пришлось устроить тебе встряску.       — Может ты изложишь мне вкратце суть того, что выяснил на допросе? — опираюсь плечом о дверной проем, сложив руки на груди.       — Суть в том, что ЕЁ люди далеко не все на её стороне. Если Ева покинет Бесстрашие, то, скорее всего, не проживет и дня.       — Ясно. Это всё?       — В общих чертах. Можешь пока идти. Она, небось, уже заждалась, — старик по-доброму улыбается, и я отвечаю ему коротким кивком.       Как никогда спешу домой. Всё ещё не могу до конца отойти от вчерашнего шока, хотя и понимаю, что она жива и в безопасности. Во всяком случае, пока находится рядом со мной.       Только захожу в квартиру, как сразу слышу звук льющейся воды в душевой. Быстро избавившись от одежды, направляюсь прямиком в ванную, когда захожу в душевую, уже дрожу от предвкушения. Ева стоит ко мне спиной, но явно чувствует моё присутствие, потому что заметно напрягается, видимо, гадая, что меня переклинит в очередной раз, и как я настроен по отношению к ней.       Встаю позади неё под теплые струи и, отодвинув мокрые волосы, начинаю покрывать поцелуями её шею, сразу накрывая ладонями полушария груди. Девочка тихо постанывает и откидывает голову на моё плечо, принимая мои ласки, которые выходят на удивление непривычно нежными. Почувствовав вдруг острую в этом необходимость, разворачиваю её к себе лицом и смотрю ей в глаза.       — Всё в порядке? — спрашивает она почти шепотом, опасливо касаясь кончиками пальцев моей щёки, и я тут же льну к её маленькой ладошке.       — Теперь да, — наклоняюсь и оставляю на её губах короткий поцелуй.       Подняв руку, выключаю воду и тянусь за полотенцами, приоткрыв стеклянную дверь. Вытираю её длинные волосы и тело, одновременно оставляя лёгкие поцелуи на её шее, губах, груди. Ева едва дышит, видимо, боясь спугнуть момент, а я, напротив, дышу, как загнанный конь. То, что я чувствую сейчас, не могу назвать похотью или простым возбуждением, как было прежде. Скорее, это желание, очень сильное, граничащее со сладкой болью в груди и паху.       Поднимаю девчонку на руки и несу её в комнату, продолжая целовать её шею. Ева блаженно стонет, когда я кладу её на постель и начинаю покрывать поцелуями её тело, спускаясь от шеи ниже, втягивая в рот горошину соска. Вторую грудь ласкаю рукой, слегка сжимая, потом продолжаю ласки, проводя языком влажную дорожку к сексуальной впадине пупка на её плоском животике. Медленно спускаясь ниже, кладу руки на её бёдра, и она стыдливо их сжимает, но я не позволяю ей свести ножки.       На мгновение поднимаю глаза и, встретившись со мной затуманенным взглядом, Ева понимает все без слов и разводит бедра, позволяя мне продолжить ласки. Как только мой язык касается её влажной промежности, девочка выгибается и сладко стонет, но стоит мне ввести два пальца в её, истекающую соками, киску, как она начинает извиваться, получив оргазм. Наслаждаясь её стонами, продолжаю ласкать девчонку языком, теряя голову от её аромата и нежного вкуса. Ева кричит, вцепившись в простынь пальчиками, и её крики выбивают из меня остатки самообладания.       С глухим рычанием поднимаюсь и, навалившись, сразу вхожу в её, всё ещё пульсирующее от оргазма, влагалище, впиваясь в губы жадным поцелуем. Девушка жарко отвечает, сразу переплетая наши языки, она обхватывает ножками мое тело, а руками обвивает шею, и я со стоном двигаюсь в ней, входя так глубоко, насколько позволяет её тесная киска и мои размеры.       Задыхаюсь от бури эмоций, которые хлещут через край, и кажется, вот-вот умру от наслаждения нашей близостью, впервые не только страстной, но и нежной. Отрываюсь от её губ, снова заглядывая в синие глаза, которые сейчас такие темные, что я буквально тону в них, захлебываясь собственными чувствами.       — Я думал, что потерял тебя, — шепчу, поймав её, полный страсти, взгляд.       Её глаза вдруг наполняются слезами, и только теперь я понимаю, что всё это время она подпускала меня к себе не только потому, что хотела меня. Что бы я ни сделал, как бы ни унизил её, она все мне прощала, хотя, внешне и старалась держаться зачастую грубо и надменно.       Со стоном вновь нахожу её губы своими, чувствуя во рту соленый привкус её слёз, и продолжаю входить в неё глубокими толчками, пока не чувствую, как вновь пульсирует и сжимается её плоть вокруг моего члена. И это настолько умопомрачительно сладко, что я кончаю вместе с ней, изливаясь глубоко внутри, прижавшись всем телом к её хрупкой фигурке.       Скатившись с неё, вытягиваюсь рядом, переплетая наши пальцы, и думаю о том, что готов на всё, даже вывернуть наизнанку проклятую систему, лишь бы ОНА осталась со мной. Pov Ева       Устав слоняться по квартире, которая уже второй день заменяет мне мою холодную камеру, подхожу к книжной полке. Я заметила её ещё в первый раз, как сюда вошла, и сначала удивилась, но потом вспомнила о том, что Эрик родился в Эрудиции, и всё сразу встало на свои места.       Выбрав книгу наугад, сажусь на кровать в позу Лотоса и начинаю перелистывать страницы, но никак не могу сосредоточиться на чтении. Мои мысли снова и снова возвращаются к недавней беседе с Первым Лидером Бесстрашия. А конкретно, к одному моменту, который сейчас волнует меня гораздо больше, чем даже моя изначальная цель. Потому, что этот момент объясняет, кто же я на самом деле, и кем была моя мама.

***

      Рассказываю Максу о своих целях и, как ни странно, вижу на его лице тень понимания, если не сказать, одобрения. Закончив меня слушать, он даже обещает, что подумает над всем, что сейчас услышал.       С самого начала я замечаю, что Лидер как-то странно на меня смотрит, словно пытается что-то разглядеть во мне, что-то, известное ему одному. Он то щурится, то немного отходит назад. Я не могу понять, что происходит, но спрашивать не рискую. Пока, наконец, после нашей основной беседы он не задаёт странный вопрос:       — Сколько тебе лет, Ева?       — Мне двадцать, а это имеет значение?       — Ты ведь родилась среди изгоев? Расскажи о своих родителях, — Макс берет стул и садится, перевернув его спинкой перед собой.       — Своего отца я никогда не знала, — пожимаю плечами, стараясь сохранять спокойствие, но чувствую, как напрягается моё тело. — Когда моя мама пришла в нашу «фракцию», — делаю акцент на этом слове. — Она не знала, кто она, ничего не помнила. Знала только свое имя, что она беременна, и у нее будет дочь.       После этих моих слов неподдельный интерес на лице Лидера вдруг сменяется теплой, почти отеческой, улыбкой.       — Значит, двадцать, — Макс задумывается на мгновение. — Твои волосы, — он вдруг протягивает руку и поправляет мне за ухо прядь. — Они ведь у тебя от неё, я прав?       — Да, — смущённо отодвигают, не понимая сути его неожиданного и странного жеста. — Всё говорят, что я очень на неё похожа.       — Правильно говорят, — Макс улыбается, на секунду закрыв лицо ладонями.       — Простите, что?       — Ты правда похожа на Ариану, Ева. Очень сильно. Я не видел ее больше двадцати лет, но её лицо забыть невозможно.       — Стоп, — вскакиваю со стула и начинаю ходить по комнате. — Вы знали мою мать? Вы сейчас назвали её имя, — останавливаюсь на середине и нервно тереблю край своей футболки. — Кем была моя мама, Макс?       — Твоя мама была женой Первого Лидера Бесстрашия, девочка, — он поднимается на ноги и берет мою ладонь в свои руки. — И моего друга. Фракция потеряла его двадцать лет назад. Его машину, в которой Джон ехал с беременной женой, нашли расстрелянной вместе со всем сопровождением. Тело Лидера было внутри, а вот Ариану мы искали ещё несколько месяцев, но следов её так и не нашли.       Слушаю его рассказ, затаив дыхание, и кажется, что моё сердце сейчас вот-вот выпрыгнет из груди. Теперь я знаю, кто я, но не имею понятия, что мне с этим делать. Макс немного рассказывает о том, какой была моя мама, когда жила в Бесстрашии, и о том, что мой отец был одним из самых легендарных Лидеров, потеря которого для фракции была настоящей трагедией. Наконец наш долгий разговор подходит к концу.       — Мне придется вернуть тебя в камеру, девочка. Уверен, что Эрик тебя заберёт оттуда, но он пока не должен знать о том, кто ты. Если, конечно, ты всё ещё рассчитываешь помочь своим людям.       — Думаете, он попытается мне помешать?       — Я думаю, если он узнает, что по праву ты можешь считаться бесстрашной, он не даст тебе ступить и шагу за пределы фракции и собственной квартиры.       — Почему Вы так думаете? — спрашиваю смущённо, понимая, что Первый Лидер явно догадывается о том, чем мы с Эриком занимаемся на досуге.       — У него к тебе чувства, Ева. Ты можешь в это не верить, но они есть. Я это вижу. А он сам их боится. Но ещё больше он боится потерять тебя.       Из воспоминаний о вчерашнем дне меня выводит щелчок замка. Поднимаю голову и встречаюсь с его взглядом. Мы смотрим друг на друга несколько секунд, прежде чем я решаю послать всё к чертям и сделать то, что чувствую.       Спрыгнув с постели, я буквально влетаю в его объятия, отшатнувшись от моего напора он обнимает меня, а я сцепляю ноги на его торсе, обняв за шею, и сразу впиваюсь поцелуем в его сладкие губы. Он придерживает меня за попу и жадно отвечает на поцелуй.       Эрик поворачивается к двери и прижимает меня к холодному металлу, нетерпеливо расстегивая ширинку. Сходя с ума от наслаждения, я нетерпеливо ёрзаю, запустив руки под его куртку и футболку, ласкаю его спину, плечи. Сдвинув в сторону мои, уже мокрые, трусики, он входит в моё тело одним толчком до упора, и я довольно стону в его губы, впиваясь ногтями в его плечи.       Задыхаясь от страсти, подмахиваю попой в такт его движениям, пока он ускоряет фрикции. Эрик сжимает мою грудь под футболкой, и я выгибаю спину, сжимаю его в себе, не хочу, чтобы это заканчивалось, но моё тело уже готово взорваться.       Спустя пару движений, я разлетаюсь на миллион частичек от оргазма, всасываю в рот его горячий язык и умираю от наслаждения, дрожа и извиваясь на его члене. Эрик тоже получает разрядку, он кончает с громким стоном, вогнав свою плоть в меня до основания и замирает, пока мои внутренние мышцы сжимаются вокруг него. Наконец уже задыхаясь от нехватки воздуха, мы прерываем поцелуй, и замерев, пытаемся отдышаться.       — Что это было? — спрашивает он хрипло, глядя мне в глаза.       — Во-вторых, я не знала, в каком ты пришёл настроении, — отвожу взгляд, смущаясь от того, насколько жалко это прозвучало.       — Ты боялась, что я опять… — он не договаривает, касается рукой моего подбородка, заставляя снова посмотреть на него.       — Да, — согласно киваю.       — Понятно, а что во-первых? — шепчет он.       — Ты не хочешь узнать, о чём мы говорили с Максом? — меняю тему разговора, передумав вдруг говорить ему, что я безумно скучала по нему целый день.       — Ты когда-нибудь научишься отвечать на мои вопросы? — ухмыляется Эрик, опуская меня ноги.       — Ты просто не те вопросы задаешь, — пожимаю плечами.       — Не заговаривай мне зубы и ответь на вопрос, — Эрик застегивает ширинку и садится на край кровати, придерживая рукой рану, а я опускаюсь на тумбочку рядом.       — Выслушай меня хоть раз, — говорю спокойно.       — Я слушаю тебя, — он морщится от боли, и впервые я действительно ощущаю чувство вины за его ранение и за эти проклятые арматуры. — Давай, я для начала сделаю тебе перевязку, — поднимаюсь с места, но он останавливает меня жестом.       — Нет, лучше сперва расскажи мне всё. Мы прекрасно знаем, чем закончатся твои прикосновения ко мне, — ухмыляется он, и я, покраснев, отвожу взгляд от его, горящих огнём, глаз.       — Двадцать лет назад моя мама с Эвелин создали фракцию, — начинаю с самого начала. — Они хотели нормальной жизни для людей, которых выкинула система. Но самой главной целью были дети рожденные вне её.       — Такие, как ты, — подчеркивает он моё происхождение.       — Именно. Они считали, что это несправедливо, из-за каких-то ошибок родителей не должны страдать дети, которые не менее умные и способные чем остальные. Они собрали людей, создали свой совет и, вскоре, их план начал воплощаться в жизнь.       — Как им удалось провернуть это без помощи извне? — улыбаюсь его проницательности.       — У них была эта помощь, — говорю и изучаю выражение его лица.       — Значит, все эти годы вам помогают люди в системе, — Эрик вдруг хмурится. — Вы получаете от них не только продовольствия и медикаменты, но и информацию? Не так ли?       — Ну, в частности так оно и есть, но информацию мы получаем, следя за фракциями, — дёргаю плечами. — Мы умеем наблюдать и слушать, — подчёркиваю последнее слово.       -Я понял, — он щурит глаза. — И что именно вы хотите от Бесстрашия?       — Мы хотим, чтобы дети изгоев, проходили инициацию и распределялись по фракциям наравне со всеми, это в худшем случае.       — А в лучшем?       — В лучшем, нас примут, как новую фракцию.       — У тебя Наполеоновские планы, — улыбается он, но я не вижу в его взгляде издевку. — Почему ты мне сразу не сказала? — вдруг спрашивает обвиняющим тоном.       — Я пыталась, но ты не тем местом слушал, — рефлекторно опускаю взгляд на его пах, и он приглушённо смеётся.       — Что ответил Макс?       — Что он подумает, но думаю, он сам понимает, что это не такая уж и плохая идея, — я поднимаюсь и иду в ванную, возвращаюсь к нему с аптечкой.       Пока он думает над всем, что я ему рассказала, помогаю ему снять футболку, сажусь на корточки перед ним и начинаю обрабатывать швы.       — Ты так и не ответила, — говорит он, когда я заклеиваю пластырь поверх раны, которая уже заметно заживает. — Что было во-первых?       — Во-первых, — поднимаю на него взгляд. — Я соскучилась.