Пленница

Pov Ева       Как только остаюсь одна, сжимаю колени, свернувшись калачиком, и начинаю тихо плакать. Какого чёрта я растеклась? Как я могла наслаждаться тем, что он сделал со мной? И почему я, чёрт возьми, не могу его возненавидеть? Умираю от обиды, и совсем не потому, что он воспользовался моим телом, а потому, что ему плевать на мои чувства. Хотя, о каких чувствах может идти речь? Старательно гоню от себя мысль, но она прицепилась, как репей, и никак не желает покидать мою голову.       Мы поменялись с Лидером ролями, теперь я в его власти, и он сделает всё, чтобы сломать меня, в этом я не сомневаюсь ни на секунду. А сейчас, когда он понял, как моё тело реагирует на него, мне даже страшно представить, какие ещё идеи посетят его больную голову.

***

      Лежу на жёсткой койке и смотрю на потолок камеры. Сейчас время обеда и в столовой Кратера царит шум и гам, смех и радость. Дети после занятий занимают все свободные столы, а взрослые стоят небольшими группами и наслаждаются счастливыми лицами подрастающего поколения, и в их глазах совершенно нет недовольства.       Я Второй Лидер этой фракции, фракции изгоев. И пусть она всё ещё не признана массами, это не означает, что её не существует. Я возглавляю одну из сильнейших групп, мои бойцы верны мне, они упорно работали вместе со мной, чтобы мы могли успешно достичь цели, поставленной перед нами двадцать лет назад одной из основательниц, а точнее, моей мамой.       Изгои, которых привыкли видеть на улицах все остальные фракции, это не мы. В основном те, кто не поддержал идею моей мамы о создании фракции. И, конечно, среди них есть наши агенты под прикрытием.       При мыслях о маме мне становится невыносимо грустно, я подвела её. Она называла меня надеждой фракции, а в итоге я, занятая Лидером Бесстрашия, не заметила, как против меня ополчилась значительная часть нашей фракции, которой, как я понимаю, не нужен мир, им нужна война.       Я не могу этого допустить, я должна поговорить с Лидером. Что со мной будет дальше, уже не имеет значения, главное, чтобы прежде, чем умереть, я смогла доказать ему, что мы на самом деле не такие никчемные, какими они нас считают.       Вздыхаю и отворачиваюсь к стене. В камере ужасно холодно, но я не жалуюсь, у меня бывали дни и куда хуже, когда приходилось неделями сидеть в засаде, чтобы нейтрализовать изгоев, которые, то и дело, настраивают против нас бесстрашных. Как иронично, однако! По сути, мы просто делали работу за Лидера и его бойцов, и за это нас никто не благодарил, а этот чертёнок смеет ещё и обзывать меня шлюшкой! Сжимаю кулаки.       Конечно, я не могу винить его, особенно после вчерашней ночи. Ночи, когда я буквально растеклась от его насильственных действий. Как бы сильно я ни старалась не думать об этом, недавние события не выходят у меня из головы. Его прикосновения, его поцелуи, его руки на мне и его член, будь он трижды проклят!       После своего первого раза я решила для себя, что секс это не моё, ведь, кроме боли не было абсолютно ничего. Но Лидер доказал мне обратное. И какова ирония, что это, ни с чем не сравнимое удовольствие, мне доставил именно мой враг.       Снова меняю позу. Наконец понимаю, что забыться сном мне не удастся, поднимаюсь и начинаю ходить кругами. После делаю пару упражнений, когда я отжимаюсь, слышу шаги, и прекрасно знаю кому они принадлежат. Поднимаюсь на ноги, смотрю на Лидера в дверях камеры, на его лице читается удивление, видимо, он всё же успел увидеть, чем я занималась.       — Поддерживаешь форму? Похвально, — хмыкает, заходя внутрь.       — Надеюсь, ты наконец решил допросить меня! — говорю строго, ведь, мне есть, что ему сказать. Стараюсь избегать зрительного контакта. При воспоминании о вчерашней ночи смущаюсь, как влюбленная малолетка.       — Непременно, — отвечает он невозмутимо. — Пошли, — командует и придерживает дверь, чтобы я вышла.       Шагаю с ним рядом, крайне удивлённая, и не только тому, что мы вышли на достаточно людный этаж, а, скорее, тому, что он даже не надел на меня наручники.       — Ты не думаешь, что сильно рискуешь, не завязав мне глаза, — спрашиваю обыденным тоном. Он останавливается и смотрит на меня, пожимает плечами.       — Мне не о чем волноваться. Живая ты все равно отсюда не выйдешь. Хотя, — задумчиво потирает подбородок. — Ты всегда можешь сделать для себя выбор. Либо останешься со мной, либо станешь подстилкой для всего Бесстрашия, — подмигивает мне и целует в кончик носа.       От неожиданности и удивления моё сердце пропускает удар. Его запах мгновенно проникает в каждую клеточку моего тела, и мурашки бегут по спине. Но вскоре смысл его слов наконец доходит до меня, и внезапное возбуждение сменяется гневом.       — Я уничтожу тебя при первой же возможности, не сомневайся! — шиплю ему, на что он только довольно ухмыляется.       — Не сомневаюсь, что ты попытаешься, но сомневаюсь, что сможешь, — я не отвечаю, молча продолжаю путь.       Наконец он останавливается перед дверью, открыв, пропускает меня вперёд. Как только прохожу в помещении, понимаю, что это совсем не комната для допросов, поднимаю на него удивлённые глаза.       — Добро пожаловать в мою квартиру, — Лидер замыкает за нами дверь, и я понимаю, что сейчас самое время, надрать ему его симпатичную задницу.       Как только он оборачивается ко мне, я не даю ему время, сразу замахнувшись, врезаю кулаком прямо в нос. От неожиданности и силы удара он отшатывается, опирается спиной на дверь, но когда я собираюсь нанести следующий удар, ловит мой кулак в воздухе. Лидер отталкивает меня от себя, отвесив увесистую пощёчину.       — Чертова сука, ты мне чуть нос не сломала! — шипит, придерживая рукой лицо, алые капли крови капают на натёртый до блеска мрамор.       — Хотела бы сломать, сломала бы, — отвечаю спокойно, чувствуя во рту привкус крови, вчера прикушенная мной губа от его пощёчины кровоточит. Отступаю на шаг и упираюсь в кровать, а он медленно двигается на меня. — Лучше не подходи, Лидер, иначе, я сломаю тебе кое-что другое.       — Давай-ка, попробуй, — ухмыляется засранец, не обращая внимания на кровотечение из носа, а я, в отличие от него, не могу перестать смотреть на его лицо в крови.       Пользуясь моим минутным оцепенением, он делает выпад, но не бьёт меня, а поймав за локти, прижимает к себе. -Ты обязательно ответишь за это, маленькая изгойская шлюшка! — шепчет в самое ухо. Развернув меня к себе спиной, он толкает меня вперёд, больно заломив руки. Я послушно шагаю, и мы заходим в ванную комнату. Прежде, чем включить воду, Лидер заковывает мне руки в наручники.       — Ой-ой, грозный Лидер боится маленькой изгойской шлюхи? — смеюсь, но он молча разрывает на мне одежду, закончив сдергивает с волос заколку, распуская их, позволяя рассыпаться по плечам. Секунду наблюдает за этим зрелищем, пристально, словно хищник за добычей. После закрепляет наручники за винт крана, буквально лишив меня возможности двигаться, и наконец включает воду. — Эрик! — практически кричу недовольно, когда холодные струи растекаются по моему телу.       — Остынь пока, — закрывает стеклянную дверь, не обращая внимания на мои крики и проклятия.       Спустя минут пять, он наконец открывает дверь и выключает воду, я вся дрожу, не способная в данный момент испытывать даже чувство стыда от собственной наготы. Он накидывает на меня огромное полотенце, и раскрыв наручники, забирает меня в комнату. Сижу на диване, вся дрожу, кутаюсь как можно поплотней, а он берёт стул и садится напротив меня.       — А теперь можем начать допрос, — говорит, не сводя с меня взгляда.       — У вас в Бесстрашие всегда так ведутся допросы? — спрашиваю, замечая, что он переоделся, крови больше на нём нет. — Не удивительно, что мы вам постоянно утираем нос, — хмыкаю, на что он приподнимает колотую бровь, сжимая кулаки.       — Мне нужны координаты твоих группировок, их численность и цели, — говорит таким тоном, будто я сейчас возьму и выложу ему всё на блюдечке.       — А мне нужен горячий кофе, хорошая книга и массаж, но мы не всегда получаем то, что хотим, не так ли, Лидер? — ехидно улыбаюсь, когда читаю явную злость в его красивом лице.       — Хочешь поиграть со мной? — он наклоняется ко мне и смотрит на мои губы. — Ну что ж, будет тебе игра, — резко хватает меня за локти и притягивает к себе. От неожиданности я роняю полотенце, а в следующую секунду оказываюсь на его коленях верхом.       — Черт возьми, да послушай наконец меня! — хриплю, уже задыхаясь от интимности момента, и от того, что моя голая киска оказалась плотно прижата к его паху. Его стояк упирается прямо в чувствительную точку, прикосновение грубой ткани к нежной коже дарит такие сладкие ощущения, что я, сбитая с толку, могу только молчать. Боюсь, единственный звук, на какой я сейчас способна, это довольный стон.       — Отвечай на вопросы, которые я задаю, и обещаю, ты не пожалеешь, — шепчет он мне в шею, его руки опускаются к моей попе, и он сминает мне ягодицы, заставляет прижаться к нему плотнее.       Упираюсь руками в его грудь, пытаясь оттолкнуть его от себя, но у меня ничего не выходит, словно я толкаю бетонную стену.       — Послушай меня… — снова предпринимаю попытку, рассказать ему то, что должна, но в этот момент он прикусывает мне шею, втягивает в горячий рот нежную кожу и начинает ласкать языком. Сходя с ума от желания, я не могу сдержать призывный стон, но по-прежнему стараюсь освободится от его рук.       — Отвечай на вопросы, Ева, — хрипит он, между слов продолжая ласкать мою шею, медленно опускаясь к груди. Я замираю, прислушиваясь к ощущениям, чувствую, как горит моя кожа, а на местах его поцелуев возникает покалывание, которое ощущаю и своей киской.       — Эрик, я… — запрокидываю голову и выгибаю спину, когда его губы накрывают призывно торчащий сосок, и вскрикиваю когда он прикусывает вершинку. Лидер сразу ласкает языком место укуса, обводит сосок языком, и я понимаю что уже двигаюсь на нём, непроизвольно имитируя половой акт, и умираю от наслаждения.       — Ответь мне, и я дам тебе кончить, — он замирает, отстранившись и смотрит на меня затуманенным взглядом, от которого у меня голова идёт кругом.       Открываю рот, но не могу найти нужные слова, облизываю губы, стараюсь прижаться промежностью к его стояку сильнее. Он ещё секунду смотрит на меня, а потом вдруг резко поднимается на ноги, причём, со мною вместе. Эрик подходит к кровати и бросает меня на матрац, словно я какая-то кукла, быстро пристегивает меня наручниками к изголовью, и чертыхнувшись себе под нос, выходит, громко хлопнув дверью. А я остаюсь сидеть и пялиться на закрытую дверь, не в состоянии ни встать, ни лечь, ни даже коснуться себя, чтобы получить долгожданную разрядку. Pov Эрик       Никак не могу перестать колошматить грушу, словно она в чем-то передо мной провинилась. Надо было просто пойти и трахнуть какую-нибудь девку, не понимаю, какого хрена я решил выплеснуть свою энергию в спортзале. Возможно, избиение спортивного снаряда и помогло немного усмирить моё возбуждение, перенаправив его в другое русло, но неудовлетворенная похоть никуда не делась. Только теперь к ней добавилась ещё резкая боль в боку.       — Смотри, не переусердствуй, — слышу за спиной голос Макса и прекращаю бить по груше, тряхнув головой, чтобы отбросить с глаз мокрую чёлку. — Не думаешь, что тебе стоит поберечься?       Лидер наматывает бинты на руки, сидя на матах, и я подхожу, плюхнувшись рядом. От резкого движения издаю болезненный стон и морщусь.       — Нет вестей от разведки? — прижимаю руку к боку, чувствуя, что футболка под моей ладонью уже стала мокрой от крови.       — Пока ничего. Они словно сквозь землю провалились. Сдается мне, даже перерой мы весь Чикаго, нихрена не найдем.       — Конечно найдём. Лишь вопрос времени, когда девчонка заговорит.       — Неужели? — Макс улыбается, приподнимая бровь. — Может стоит попытаться, допросить её традиционным способом? Для начала, хотя бы, с помощью языка, а не члена.       — С чего ты вообще решил?..       — Сынок, я не пытаюсь тебя осуждать. Девка на самом деле породистая, — поднимается с матов, протянув мне руку, чтобы помочь встать. — Просто не забывай, для чего она здесь.       — Макс, я не прыщавый подросток со спермотоксикозом. Я все прекрасно помню, — начинаю злиться, в основном от того, что чувствую долю правды в его словах.       Хотя, какая уж там доля? Старик прав на все сто. Рядом с ней я на самом деле больше думаю членом, нежели головой, и это меня самого жутко бесит. Поднимаюсь на ноги и едва делаю шаг, как в глазах сразу темнеет.       — Чёрт, — снова хватаюсь за бок.       — А ну-ка, дай взглянуть, — Макс смотрит с беспокойством, убирая мои руки и задрав на мне футболку. — Твою мать! Эрик! Угробить себя решил?! У тебя кровища хлещет!       — Наверное шов разошёлся. Пойду к Доку, он подлатает, — разматываю бинты, один из которых уже успел испачкать в крови.       — Уверен, что сам дойдешь? Что-то ты бледный совсем.       — Это не я бледный, а ты черный, — ухмыляюсь.       — Не смешно. Вали давай. И завтра лучше дома отлежись.       Выхожу из спортзала, захватив с собой сумку со шмотками для девчонки, которые поручил притащить одному мальчишке из урожденных, и топаю через Яму, но совсем не в сторону лазарета, а к себе домой. Мелкая сучка там наверняка умирает с голоду и в прямом, и в переносном смысле. Даже в таком состоянии, как сейчас, от одной мысли о ней, совершенно голой, пристегнутой наручниками к моей кровати, в штанах становится тесно, и учащается пульс.       Открыв дверь, ставлю сумку на пол и мгновение прислушиваюсь к тишине. Включаю свет над барной стойкой и вижу девчонку на кровати. Как ни странно, она каким-то образом умудрилась подтянуть к себе на колени мою подушку и теперь мирно спит сидя, свернувшись калачиком и положив на неё голову. Какое-то время просто стою и смотрю на неё, не желая будить. Когда, больше часа назад, я выходил из своей квартиры, злой, возбужденный до предела, в штанах, мокрых от её соков, в которые перед этим едва не кончил сам, я даже предположить не мог, что вернувшись, буду чувствовать что-то подобное. А именно — мне почему-то дико хочется снять с нее наручники, целовать натертые металлом запястья, просто лечь, положив голову к ней на колени.       — Чёрт, — бубню себе под нос, разозлившись на себя за эти идиотские и не типичные для меня мысли.       Этого короткого слова хватает для того, чтобы девчонка проснулась. Подняв голову и тряхнув взъерошенной рыжей гривой, она молча смотрит на меня, презрительно сузив синие глаза. Делаю шаг по направлению к кровати, но перед глазами вдруг темнеет, и я опираюсь на барную стойку, свободной рукой хватаясь за бок.       — Эрик? — вижу неподдельное беспокойство на её лице и ухмыляюсь. — Что случилось? Господи, да у тебя рана открылась! — она во все глаза таращится на кровь, которая уже вовсю сочится между моими пальцами. — Тебе нужно в лазарет.       — Не нужно, — рычу, подойдя к кровати и расстегнув на ней наручники. — Всё нужное есть в аптечке. Она в шкафу над умывальником, — беру со стула свою футболку и кидаю ей.       Ева быстро натягивает вещь и почти бегом бросается в ванную, через секунду вернувшись с аптечкой, полотенцем и чашкой, которую достала не известно откуда. Тем временем я, морщась от боли, избавляюсь от футболки, которая насквозь пропиталась кровью, и сажусь на стул, чтобы не залить кровью постель. Девчонка подходит ко мне и в нерешительности смотрит, изучая мой голый торс.       — Может наконец поможешь мне? Или так и будешь пялиться, пока я кровью не истеку?       — Наверное, стоило бы так и сделать, — шипит, опускаясь передо мной на колени и осторожно отклеивая окровавленный пластырь с раны на животе. — Причем, ещё там, в развалинах.       — Что же не сделала? — криво ухмыляюсь, глядя на неё исподлобья. — Сейчас бы дальше лизалась со своим помощником и спокойно командовала своим сбродом, а не сидела тут на правах подстилки.       — Откуда ты знаешь про помощника? — смотрит удивлённо, намочив полотенце и протирая от крови мой бок.       — Вспомнил только что, — признаюсь честно. — Видимо, приходил в себя, пока вы тащили меня в свою нору. Я знаю этого мальчишку. Лично выставлял его из фракции, когда тот остался без глаза.       — Эдвард мне рассказывал, — смыв всю кровь, она промакивает рану стерильной салфеткой и берет в руки степлер, чтобы заново наложить шов. — Хотя, он и считает тебя исчадием ада, но всё же, ему тогда показалось, что вам с Максом не доставило удовольствие, выгонять его из Бесстрашия.       — Из мальчишки бы мог получиться толковый боец. Но правила придумал не я. И даже не Макс, — девчонка придерживает края раны и накладывает скобы, а я издаю глухое рычание. Причем, не уверен, то ли рычу от боли, то ли от ощущения её пальчиков на моей коже. — Ты не ответила на мой вопрос. Почему ты просто не бросила меня там? Только не говори, что у тебя был какой-то грандиозный план. Ты явно следила за мной не один день или даже месяц. Не думаю, что мог произвести впечатление благодарного и терпеливого слушателя.       — Я всё же надеялась, что у меня получится, — говорит она, и вдруг я чувствую резкую боль.       — Блять, какого хрена ты делаешь?       — Это просто обезболивающий укол, — пожимает плечами.       — Не могла сначала уколоть, а потом менять шов? — болезненно хмурюсь.       — Упс! Совсем забыла, — строит невинную моську, пока я борюсь с желанием, сейчас же её придушить.       — Упс? Вот так просто? Ты, мелкая сучка, — цежу сквозь зубы, сжав её плечо и притягивая её к себе. — Ты ведь нарочно, правда? — втягиваю носом воздух рядом с её шеей и, не удержавшись, провожу по ней языком.       — Тише, тише, Лидер, — шепчет она, явно реагируя даже на эту грубую ласку. — Я ещё не закончила. Да и шов вдруг снова разойдется.       Снова ощутив тянущее чувство в паху, судорожно вздыхаю и отпускаю её руку. Ева вновь опускается на колени, доставая большой пластырь из упаковки, старательно пряча от меня взгляд. Заклеив рану, вызвав своим прикосновением волну мурашек по всему моему телу, она складывает все обратно в аптечку.       — Готово. На спине повязка чистая, — поднимается, а я нахально пялюсь на её ножки, которые не может полностью скрыть моя футболка.       Поднимаюсь со стула, но только для того, чтобы сесть на край кровати. Задираю ногу на ногу, расшнуровывая берцы, и замечаю, что взгляд девчонки невольно падает на мой пах. Расплываюсь в издевательской улыбке, и она сразу краснеет, отвернувшись.       — Значит, мы можем продолжить нашу беседу, — хватаю её за тонкое запястье, заставляя вновь оседлать свои колени. — На чем мы остановились? — смотрю ей в глаза, запуская руку под футболку, сразу раздвинув губки у неё между ног, второй крепко удерживая ее за талию.       — Нет! Прекрати, пожалуйста! — она извивается, но только сильнее трётся о мои пальцы своей, мгновенно увлажнившейся, киской, и меня это так заводит, что дыхание сразу сбивается с ритма.       Отпустив её талию, наматываю на кулак её длинные волосы, оттянув назад и заставив запрокинуть голову. Продолжаю ласкать её между ног, проведя языком по пульсирующей жилке на её нежной шее. Она снова дёргается и обречённо стонет, судорожно напрягая бедра. Понимаю, что Ева всеми силами старается подавить реакцию своего тела на мои ласки, чтобы не выдать своего возбуждения. Довольно усмехаюсь, потёршись колючей щекой о её щёку.       — Ну, ну, детка. Тебе ведь нравится, признай. Вот я признаюсь, что для изгойской подстилки ты очень даже ничего, такая горячая и сладкая, — прикусываю мочку её уха.       После моих слов она снова начинает извиваться, стараясь вырваться, но я лишь сильнее сжимаю волосы на её затылке, причиняя боль. Перестав ласкать её промежность, начинаю расстёгивать ширинку, продолжая удерживать её за волосы. Уже задыхаюсь от похоти, пальцы не слушаются, и я чертыхаюсь себе под нос.       — Неужели тебе некого больше трахать? — по её щекам снова текут злые слёзы. — Кроме такой никчёмной шлюхи, как я.       От возбуждения не могу выдавить из себя ни слова. Освободив наконец уже болезненный стояк, приподнимаю её за талию и сажаю на него, срывая с её губ неконтролируемый стон наслаждения. С глухим рычанием впиваюсь в её пухлые губы, отпустив волосы и сжимая её грудь сквозь футболку. Ева больше не пытается сопротивляться, хотя продолжает плакать, а я, до безумия желая почувствовать её грудь на себе, стягиваю с неё футболку. Прижимаю её к себе, трусь грудью о её нежные соски, и голова начинает кружиться от наслаждения. Она неосознанно начинает ласкать мое тело, поглаживая кончиками пальцев, и мне хочется скулить от удовольствия.       Вдруг наши взгляды встречаются, и я вижу в её глазах столько страсти, что мне вдруг хочется стонать от осознания того, что, не смотря ни на что, она хочет меня не меньше, чем я её. Снова начинаю злиться на себя за то, что так размяк, да ещё и с кем — с мелкой изгойкой, которая возомнила себя ангелом апокалипсиса. Схватив её запястья, больно их сжимаю и развожу её руки в стороны.       — Ну уж нет, маленькая шлюшка, — шиплю прямо в её ухо, стараясь подавить стон. — Ты будешь касаться меня только тогда, когда я разрешу, — бросаю её запястья, но только чтобы перехватить её за плечи, и понимаю со своих колен. — Иди-ка сюда. Сделаем это по-собачьи, как положено сучке.       Подбираю с кровати наручники и, снова защелкнув их на её, уже здорово натёртых, запястьях, пристегиваю девчонку обратно к изголовью кровати, развернув к себе задом.       — Ты гребанный ублюдок! Чтоб у тебя твой член отсох! — Ева громко всхлипывает, но все равно не может сдержать стона, когда я снова вхожу в неё, сжимая руками упругую попу.       — Вот видишь, детка. Ты точно этого не хочешь, — хриплю, начиная двигаться в ней, снова сходя с ума от того, как тесно её тело сжимает мой член. — Потому, что тащишься от него. Когда мне надоест тебя трахать, мой стояк будет сниться тебе по ночам, и тебе останется только мечтать о том, чтобы я снова про тебя вспомнил. Так что, наслаждайся, пока есть возможность, — снова натягиваю волосы на её затылке, приблизившись к её ушку. — А вякнешь ещё раз, выбью зубы.       Ева смолкает, и я слышу только её всхлипы вперемешку со стонами. Вбиваюсь в неё глубокими и резкими толчками, даже не стараясь доставить наслаждение, только лишь удовлетворяя собственную похоть. Но, тем не менее, спустя минуту уже чувствую её внутренние спазмы и сразу резко выхожу, со стоном кончая на её спину.       Немного отдышавшись, встаю с кровати и, подняв с пола полотенце, стираю с неё чистым краем свое семя. Расстегнув наручники, кидаю на кровать сумку с вещами, которую принёс.       — Одевайся, — рявкаю, отвернувшись, старательно делая вид, что потерял к ней интерес. — Завтра продолжим, — говорю ей, уже вернув её в камеру. — Либо ты добровольно мне расскажешь то, что я хочу знать, либо я выдолблю это из тебя, но уже пожёстче.       Девчонка, которая с тех пор, как назвала меня ублюдком, не произнесла ни слова, продолжает молчать, вжимаясь спиной в стену и лихорадочно теребя край покрывала. Возвращаясь домой, понимаю, что, хотя я получил разрядку и огромное физическое наслаждение, но в душе по-прежнему осталась пустота. И заполнить ее может только одно: её нежность и податливость, которых мне не видать, как собственных ушей.