Сказания с дальних болот

      Чердак заполнен всяким хламом. Наваленными друг на друга коробками, оставленными пылиться еще во время переезда, старыми сломанными стульями и одним креслом со спинкой, похожей на трон. Ненужным, но еще крепким столом, задвинутым в дальний угол, и стопкой старых альбомов на нем. Пианино, на котором никто уже не играет, книгами, которые никто больше не прочтет. Пылью и паутиной. Ностальгией.       Сидя на подоконнике у единственного треугольного окна, завернувшись в плед и держа в руках горячую кружку, в дождливые холодные дни она проводит свободное время именно здесь. Осенью, когда в стекло стучат тяжелые капли и ветер шелестит пожелтевшими листьями, предаваться мыслям лучше всего. Кажется, что небо плачет вместе с ней. Кажется, что золотые деревья, как те золотые яблони, что растут в садах Рована, каждый год награждают тех, кто остался там. В памяти и воспоминаниях.       Она прикасается к пыльной обложке альбома впервые за несколько лет. Она просто бросила их там, на столе, не в силах больше видеть эти улыбки. Оставляет на нем яркие отпечатки, стряхивает сизые комья, переворачивает толстую обложку и на первой странице видит себя.       Да, в центре волшебной фотографии она, юная и радостная, посмотревшая сначала на одного из своих спутников, затем на другого, что-то беззвучно сказавшая и широко улыбнувшаяся в камеру. Рядом прислонившийся к ее плечу Питер, высокий и опирающийся на трость, пожавший руку Дэвиду рядом с собой, наклонившийся назад к Джереми, стоявшему выше, а потом мягко улыбнувшийся на камеру. За ее спиной обнявший ее Уильям, нежный и решительный, сделавший замечание стоящему рядом Максу, переглянувшийся с Антонио, поднявшим голову с первого ряда, а потом посмотревший прямо в камеру. Что-то говорящий с края второго ряда Матеус, наклонившийся к девушкам внизу, и Карл, машущий на него рукой. Стоящий в стороне ото всех наверху Рамуссен, на лице которого написано желание влиться в атмосферу. Но они втроем в центре выделяются больше всего.       Уильям, который потом пожертвует своей жизнью. Питер, который проиграет борьбу с самим собой и будет уничтожен. И она, оставшаяся в одиночестве. Когда они решили сделать снимок, все вместе, всем Европейским отделением: Рован, Франкфуртский Институт, Красная Ветвь, Авангард, группа Ученых Прометея, – они все были здесь. Они все собрались здесь в последний раз.       Она перелистывает страницу. Связанные печатями по рукам Питер и Уильям с забавными серьезными лицами, совершенно неуместными на этом смазанном волшебном снимке. Она сделала его сама. Случайно, не задумавшись, прямо во время боя, забыв о безопасности. Других снимков не осталось. Только этот, самый последний, на котором они все еще на одной стороне. Где Уильям не одержим местью. Где Питер не предавал человечество. Где она держала их за руки, распутывая печать. Где не знала, чем все закончится.       Новая страница. Открытка от Уильяма. Сбивчивый почерк на обороте, резкий и угловатый – извинения, которые доверил только бумаге; признание, которое не смог сказать лично; обещания, которые никогда не выполнит. На рисунке море, красивый закат, как будто знал заранее – это конец. Это их личный закат. На другой стороне конверт от Питера. Его каллиграфический мягкий почерк с округлыми уютными буквами, завитками на «Б», тонкими петлями на «л». Она до сих пор его не открыла, и открывать сейчас не видела смысла – самую суть он смог сказать лично.       Они ушли из ее жизни именно так. Один, откупившись безликой открыткой. Второй, зная, что не вернется, и запретив идти следом. Не оставив после себя ничего. Лишь огромный пустой дом и ностальгию, отнесенную на чердак вместе с памятными вещами и брошенную там вместе со старыми альбомами. Их с Питером книгами, которые они с упоением читали вслух друг для друга. Их с Уильямом креслом, на котором так уютно было сидеть вдвоем, прижавшись друг к другу. Столом Питера, на котором так удобно было разложить отчеты, сдвинув в угол его древние трактаты на истлевших пергаментах и гримуары, обернутые в натуральную кожу. Пианино, купленным Уильямом, на котором она с энтузиазмом разучивала пьесы, пусть у нее никогда не получалось держать ритм.       Глаза щиплют слезы, кончившиеся уже давно. Выплаканное море воспоминаний, оставившее внутри лишь пустоту и сожаления. Не ответила, не пошла следом, не остановила. Она же видела, как ломается Питер под тяжестью собственных мыслей. Она знала, что Уильям сам кинется в бой, сломя голову и не думая о последствиях. Она могла. Но не сделала совершенно ничего стоящего.       Перелистывает страницу. Другую. Снова пустую. Как и она сама. Пустой альбом забытых воспоминаний, выброшенных из памяти образов. Беззвучно уничтожающей ее ностальгии. Тоски о том, чего уже не вернуть.       Стопка вложенных снимков. На них повзрослевший Макс на фоне какого-то горного пика, на обороте благодарность и несколько слов с поздравлениями – открытка пришла на ее прошедший день рождения. Его она праздновала в одиночестве. Провела этот день, как и остальные, слившиеся в рутину. Не приносящие больше радости. Эти восторженные слова кривоватым почерком ничего не значат.       На них круглое вспотевшее лицо Коннора, отправившегося в новое кругосветное путешествие. Несколько слов о странах, что уже посетил, о том, куда отправится после. Обещание, что обязательно заглянет к ней в пути, которым так и не суждено было сбыться. Она решила, что больше никого не хочет видеть. Что лишится всего, что было, чтобы больше не вспоминать и не сожалеть.       На них Дэвид и Синтия в белоснежном платье. Сожаления о том, что она так и не смогла приехать на их свадьбу, написанные на другой стороне. Приветы и пожелания от родни и счастливой пары. Тех, чье будущее было построено на жертве двоих, что пошли разными путями, но пришли к единому выводу. К тому, они должны сразиться, отбросив все, что держало и связывало их. Оставив ее позади.       Она навсегда застыла в своем мире, отказавшись от будущего и стараясь отбросить прошлое, но каждый раз возвращаясь к нему. На чердаке теплые объятья Уильяма, словно старый плед, согревают и укрывают ее от легкого сквозняка. На чердаке нежный поцелуй Питера, словно горячий шоколад, делится с ней своей сладостью и помогает забыться. Она никогда не хотела выбирать, но в итоге лишилась всего.       Ветер с шорохом перебирает листья, засыпавшие пол у окна. Последние солнечные лучи освещают кружку с засохшими остатками шоколада. Комья пыли срываются со свисающего с подоконника пледа. Сквозняк из открытого треугольного окна шелестит пожелтевшими страницами альбома и выцветшими фотографиями.