Обещаю вернуться никогда

      Как ни не хотелось тратить на это время, но гриву мою пора было вымыть. Поэтому на несколько часов следующего дня Геральт оказался предоставлен сам себе. Он не один раз спрашивал с надеждой, не понадобится ли его помощь, но я упорно отказывалась. У меня были подозрения, что, окажись ведьмак со мной в одной душевой кабине, мытьё растянется на неопределённый срок. Геральт сидел на ступеньках крыльца и скучал. На терраске Ладимир шумно рылся в кухонном шкафчике. – У нас нет хлеба, – объявил он. – Белый доели мы с тобой сегодня, а Див единолично умял весь чёрный. Не хочешь со мной в магазин сходить? Геральт оглянулся на ванную. Заканчивать там явно не собирались. – Надолго? – с сомнением спросил он. – Нет, до магазина минут пятнадцать. Ну что? Геральт размышлял, иногда поглядывая на дверь ванной. Любопытство пересилило, он кивнул и поднялся. Хорошо, что я понятия не имела об их планах, иначе мои и без того потрёпанные нервы изрядно пострадали бы. Ладимир почему-то повёл ведьмака через деревню, а тому и в голову не пришло спросить его, не существует ли менее заметный маршрут. Эта странная приметная парочка – высокий беловолосый, атлетически сложённый Геральт и маленький худенький черноволосый Ладимир – не могла не привлечь внимания. Один из соседей, наиболее любознательный, поздоровался. Ладимир высокомерно процедил что-то сквозь зубы, что ведьмаку показалось похожим не на ответное приветствие, а на нечто вроде «отвали». Однако любознательный сосед не унимался. – Мужики, а вы откуда? – поинтересовался он. – Что-то я вас раньше не видел. Ладимир соизволил наконец слегка повернуть голову и окинуть его неприязненным взглядом. – Я тоже вас раньше не видел, – брезгливо ответил он. – И надеюсь, что впредь лишу себя этого сомнительного удовольствия. Сосед остался в прострации. Геральт шепнул: – По-моему, твои изысканные обороты далеки от его восприятия. – Неважно, – ответил Ладимир, – главное, что он заткнулся. На плотине их поджидал серебряный жеребец. – О, Жемчужный! – обрадовался Ладимир, но подходить к нему не стал. Они повернули направо и отправились дальше – только теперь в сопровождении Жемчужного. – Он так и будет идти за нами? – полюбопытствовал ведьмак. – Пускай идёт. Он тебе мешает, что ли? – Мы привлекаем слишком много внимания. С ним на нас будут глазеть вдвое больше. – Чепуха, – отмахнулся Ладимир. – Пусть глазеют. В магазине Ладимира не удовлетворила ни первая буханка, которую подала ему продавщица, ни вторая, ни третья. Кончилось тем, что продавщица со злостью вывалила на прилавок все буханки, которые были. Ладимир ни капли не смутился и преспокойно начал их исследовать самым тщательным образом. Ведьмак начал подозревать, что путешествие займёт куда больше получаса. – Ты не успокоишься, пока все не перещупаешь? – прошипел он сквозь зубы. – Я для князя хлеб выбираю, ты не забыл? – Ему совершенно всё равно, какой хлеб ты притащишь! – Из этого не следует, что надо принести чёрствый хлеб. А здесь все буханки вчерашние. – Хлеб только сегодня привезли! – возмутилась продавщица. – Из Буркина-Фасо? Наконец подходящая пара буханок была найдена. Продавщица с облегчением её пробила. Ладимир расплатился и спокойно сказал: – Ой, едва не забыл. Ещё два батона белого. Он с удовольствием наблюдал, как продавщица, ругаясь сквозь зубы, кладёт на место чёрный хлеб. Потом она, наученная горьким опытом, кинула на прилавок все оставшиеся батоны. Их было заметно меньше, чем буханок, но ведьмак не собирался ждать, пока Ладимир каждый из них осмотрит со всех сторон и потычет пальцем – вдруг чёрствые. Он не глядя подал продавщице два батона: – Эти. Ладимир удивлённо посмотрел на него. – Для нас сгодятся, – пояснил Геральт. Ладимир пожал плечами и послушно расплатился. Продавщицу они оставили в крайне раздражённом настроении. Оказавшись на улице, Геральт сразу свернул на уже знакомую тропку и быстро обнаружил, что спутник его за ним не торопится. Он оглянулся. Ладимир стоял у лестницы, ведущей в магазин, и тщательно прислушивался. Наконец он с сияющим лицом посмотрел на Геральта: – Ты слышал? – Что именно? – Корова! – ликующе поведал Ладимир. – Здесь есть корова! Вот опять! – На кой чёрт тебе сдалась корова?! – Пошли! – сказал Ладимир и решительно направился к шоссе. – Сто лет не пил парного молока. – Иди ты к дьяволу со своим молоком! – выругался Геральт и пошёл в противоположную сторону. – Нет, ну нормально?! – возмутился Ладимир. – Я что, один его тащить должен? – Захочешь – дотащишь, не переломишься. – Между прочим, – вкрадчиво произнёс Ладимир, глядя не на ведьмака, а в небо, где звонко щебетали ласточки, – Аннушка тоже с удовольствием выпила бы парного молока. Она мне жаловалась, что уже вкус его забыла. Геральт остановился и подозрительно посмотрел на него. – Мне она ничего не говорила, – недоверчиво сказал он. – А какой смысл тебе говорить? Ты здесь нашёл бы парное молоко? – Понадобилось – нашёл бы, – буркнул ведьмак. Всё же он подошёл к Ладимиру. Ладимир вручил ему сумку с хлебом, и они отправились к шоссе. Там Геральт повернул направо, а Ладимир – налево. Жемчужный, не раздумывая, последовал за Геральтом. – Куда тебя черти несут? – рявкнул ведьмак Ладимиру. – Корову держат вон в том сарае! – Где ты корову видишь? – Её здесь сейчас и нет! – Тогда о каком парном молоке может идти речь? – поинтересовался Ладимир и последовал дальше. – Ты сдурел?! – окончательно возмутился Геральт. – Туда идти три стае, не меньше! – Ничего, пойдём быстро, за сорок минут обернёмся. Причём, чем больше ты болтаешь, тем больше времени тратишь впустую. – Я тебя точно когда-нибудь придушу, – проворчал ведьмак, следуя за ним. Они дошли до таблички с надписью «Куртино» и свернули на тенистую грунтовую дорогу (когда-то она была асфальтированная, но от асфальта мало что осталось), с обеих сторон густо заросшую кустами. – Ты зря беспокоишься, – сказал Ладимир. – Аннушка ещё часа два будет красоту наводить. Ну, там, крема всякие, маски, что ещё девушки любят… Бритьё. – Чего? – не понял Геральт. – Бритьё. Ног и разных интимных мест. – Что за дикость! Зачем? – Так принято. Если у женщины волосатые ноги, это позор, ей лучше в открытой одежде на улицу не выходить, засмеют. Ты в Ступино хоть одну девушку с волосатыми ногами видел? – Я по сторонам не смотрел, – буркнул Геральт. Ладимир покосился на него и от комментариев воздержался. Они прошли выложенную бетонными плитами дорогу, спустились к говорливой речке Бунчихе, которая резво бежала по дну большого оврага, заросшего деревьями и густой травой, – здесь было свежо и тихо, слышалось только журчание воды и пение птиц, – и начали подниматься к Родоманово. Ладимир после подъёма сразу свернул направо, и они обнаружили, что грунтовка, проложенная через деревню, довольно быстро заканчивается вместе с домами. Они вернулись к развилке, повернули налево и выяснили, что здесь дорога заканчивается ещё быстрее. Тогда они пошли прямо, оказались на изрядно заросшей дороге, идущей по краю поля, и вновь свернули направо. Тут им повезло больше. Белая с рыжими пятнами бурёнка была найдена через четверть часа ходьбы, под приземистым раскидистым деревом. Из-за высокой травы и пышной кроны, а также из-за того, что дерево росло на краю оврага, где, собственно, корова и паслась, её трудно было разглядеть. Но путешественники смотрели не только глазами, к тому же корова приветствовала их громогласным рёвом. – Хорошая коровка, – одобрил Ладимир, – ухоженная. Затем они легко нашли дом, в котором жили хозяева бурёнки. Там была только старенькая бабушка в сером шерстяном платье и белом платочке. К радости Геральта, Ладимир перестал вести себя как идиот и нечаянно завоевал расположение хозяйки настолько, что, помимо парного молока, получил приглашение к чаю. Оно не входило в планы не только Геральта, но и самого Ладимира. Путешественники принялись было отнекиваться, но старушка так расстроено всплёскивала сухонькими ручками, что они позволили завести себя в избу и сели на лавку. Бабуля чайкой порхала вокруг стола, словно по волшебству обрастающего пирогами, пирожками, блинами и всякой сопровождающей мелочью вроде варенья, топлёного масла и сметаны, называла гостей «голубчиками» и «касатиками» и усердно потчевала. «Голубчики», один из которых давно отвык от подобного обращения, а другой никогда и не привыкал, совершенно не представляли, как себя вести, и выглядели весьма комично. Они сидели притихшие, постоянно переглядывались и усердно награждали друг друга пинками. После особенно меткого пинка Геральта Ладимир зашипел, припомнил свои студенческие времена и всё же ухитрился завязать разговор, благо что старушка оказалась говорливая. Ведьмак облегчённо вздохнул, но ненадолго. Так как Ладимир отвлекал внимание бабушки разговором, она упускала из виду его тарелку, зато внимательно следила за тарелкой второго «касатика» и щедрой рукой подкладывала ему всевозможную снедь. Геральт был хорошим едоком, но даже его привыкший ко всему желудок не смог бы осилить гору яств, которая высилась на столе. Когда старушка в очередной раз ужаснулась его плохому аппетиту и вспомнила о чугунке щей, томившихся в русской печке, ведьмак понял, что надо спасаться. Теперь говорили уже оба, вот только щей Геральту избежать не удалось. Короче говоря, когда через два часа им удалось-таки покинуть гостеприимный домик, они потяжелели на пару килограммов и были нагружены благоухающими свежей выпечкой сумками. Геральт, у которого уже сводило скулы от непривычно большого количества улыбок, улыбнулся в последний раз и приготовился попрощаться, как вдруг Ладимир спросил хозяйку, не будет ли у неё ещё одного чугунка щей. Бабуля радостно бросилась в дом. – Ты охренел?! – прошипел Геральт. Ладимир негромко прошептал: – Див по всем окрестным полям гоняет верхом. – Что с того?! – Вот он чугунок и вернёт. Геральт пару секунд смотрел на него, фыркнул пару раз, не выдержал и громко расхохотался. Ладимир не смеялся, зато улыбался во весь рот, лукаво щуря глаза. Получив замотанный полотенцем чугунок и кучу добрых пожеланий, они наконец вышли со двора. Жемчужный лежал в траве и лениво пережёвывал тимофеевку. При их появлении он поднялся, потянулся и пошёл следом. – Остроумно, – сказал Геральт, – только ничего не выйдет. – Почему? – с интересом спросил Ладимир, – Потому что он тебя же с этим чугунком и пошлёт. Ладимир вдруг охнул, застонал, согнулся и отчаянно захромал. Геральт сначала подозрительно на него смотрел, потом вспомнил, какими тычками награждал его за столом и подумал, не переусердствовал ли он. Стоны не прекращались, хромота усиливалась. Ведьмак встревожился: – Лад, что случилось? Помочь? – Да нога, чёрт бы её побрал… Болит, скотина… Уже третий день. С последними словами он выпрямился, и хромота волшебным образом вернулась к прежнему состоянию. – Зараза, – сказал Геральт, но без злобы. Примерно через сотню метров ведьмак обнаружил, что Ладимир идёт, весело посвистывая, а он тащит все сумки, в том числе и те, которые нёс его приятель. Геральт немедленно обременил половиной ноши Ладимира, и свистеть тот перестал. Они покинули деревню и побрели домой. Геральт вовремя сообразил, что к шоссе возвращаться нет нужды, поэтому шли заброшенными, заросшими полями. Лес медленно и властно забирал своё: невозможно было найти места, где не росло хотя бы одно молоденькое деревце, часто встречались непроходимые рощицы. – Странно у вас, – заметил Геральт. – Земля пропадает, люди почти не занимаются хозяйством… За парным молоком идти приходится чёрт знает куда. – Гммм, – проворчал Ладимир и почесал в затылке. – Видишь ли, у нас крестьяне почти исчезли. Нынешние деревни – это, скорее, дачные посёлки, куда приезжают только на лето. Мало кто живёт постоянно, да и они живут, как правило, не подсобным хозяйством, а тем, что работают в ближайших городах. Всё можно купить в городе, на рынках и в магазинах, поэтому держать скот и птицу, возделывать землю для прокорма не нужно. Огородами занимаются лишь для собственного удовольствия… хотя я никогда не понимал, что ж это за удовольствие такое. Потому и получается вот это, – он махнул рукой в сторону густой берёзовой поросли. – Наверное, это неплохо, – помолчав, сказал Геральт, – но мне на память при виде этих полей приходят земли, заброшенные после военных набегов. – Ну… каждому своё. Мне, например, гораздо приятнее видеть лес, чем коттеджные посёлки, которые возводятся на месте таких полей. – Можно их возделывать, а не застраивать. – Можно. Но никому не нужно. Слушай, давай не будем в политику ударяться, а? Терпеть не могу. Геральт возражать не стал. Молча они шли недолго. Ладимир был неразговорчив в обществе людей, которые ему не нравились. Ведьмаку же он, скорее, симпатизировал, поэтому вскоре заговорил вновь: – Ты знаешь, что мне непонятно… Как ты будешь возвращаться в свой мир. Ты боишься оставить её хотя бы на минуту и ревнуешь к любому, кто оказывается с ней рядом. И, что же… ты после этого просто повернёшься к ней спиной и уйдёшь? Ведьмак молчал. – Ты ведь даже сейчас боишься, как бы её у тебя не отобрали. Но ведь через неделю, в самом лучшем случае, тебя здесь не будет. Ведьмак молчал, но Ладимира это не смутило. – Ты, может, всё же останешься? – спросил он. – Вступишь в Братство, станешь служить Диву… – По губам ведьмака скользнула кривая усмешка, и Ладимир поспешно добавил: – Если захочешь. А нет, у нас полно хозяйственных служб. Можешь, например, стать конюхом, ты же любишь лошадей… А деньги хорошие даже в хозяйственных службах. – Странные вы оборотни, – сказал ведьмак, резко меняя тему разговора. – Полнолуние на вас не действует, людей вы в пищу не употребляете, а обличье меняете с такой скоростью, что даже я не могу понять, как вы это делаете. Вас не боятся животные, и между собой вы используете телепатический язык, который, подозреваю, недоступен не только для простых смертных, но и для магов. Кто вы такие? Ладимир насмешливо покосился на него. – Ты слышал сказки об огромных трёхсотлетних зайцах, которые дурили охотников, как хотели? – Положим, – ответил ведьмак. На миг ему показалось, что Ладимир воспользовался его же приёмом. – Значит, у тебя есть представление о Хранителях. Геральт слегка приподнял бровь. – У каждого вида животных, – принялся объяснять Ладимир, – существуют Хранители рода. Это самые сильные и умные представители этого вида. Основной их задачей было возродить свой род, если прочих сородичей скосила болезнь либо хищники. Однако с появлением на Земле человека равновесие нарушилось. Люди оказались суперхищниками, которые истребляли зверей с такой скоростью, что Хранители не успевали им противостоять. Началось массовое вымирание видов, которое длится по сей день. – Пресловутый закон траханья, – пробормотал Геральт. – Что? – не понял Ладимир. – Ничего. Продолжай. – Но некоторые Хранители со временем приобрели возможность превращаться в людей и, выражаясь поэтически, вышли на тропу войны. Они уничтожали… собственно, вернее сказать «уничтожают»… охотников и браконьеров. При этом сущности они не меняют – это звери в человеческом облике, сохраняющие быстроту реакции, остроту слуха, зрения и чутья. Мы и есть такие Хранители. – Мозги, похоже, вы приобретаете человеческие. – Мозги у нас свои собственные, и лучше не вдавайся в рассуждения о скудости звериного разума. Сейчас даже до учёных мужей дошло, что всё не так просто, как было принято считать многие века. – Хорошо, не вдаваясь в рассуждения. Откуда у животных появилась столь полезная способность? Фея волшебной пыльцой посыпала? Ладимир усмехнулся: – Согласно представлениям атроксов, Видар, умирая, часть своей силы передал животным. Драконы нас называют «воинами Видара». Но вряд ли тебе это что-то объяснит. – Почему же. Если Видар – полоумный маг, помешанный на сохранении мира в первобытном состоянии, всё превосходно объясняется. – Видар – наиболее почитаемое атроксами божество. Он – бог… как бы это объяснить… атроксы обозначают это понятие словом «vir'yashata», и на русский язык оно непереводимо. Он – покровитель превращений, которые несёт течение жизни. Согласно его воле происходит смена сезонов года, плоды и семена созревают, зарождается новая жизнь, стареют и умирают те, кому пришёл срок. – Любопытно, – заметил ведьмак. – Но ты, конечно, будешь считать, что на самом деле Видар – давно почивший полоумный маг. – Я рационален и в сказки не верю. – Только в некоторые, – заметил Ладимир. – Например, в Право Неожиданности. – Ты вроде бы рысь? – Да. Чёрная Рысь. – И князь тоже зверь? – Кем же ещё ему быть? – удивился Ладимир. – Чёрный леопард? – предположил Геральт. – Да нет, – сказал Ладимир и потёр переносицу. – Среди Хранителей существуют так называемые Князья. Они появились после возникновения людей и по сути своей – именно воины и охранники животных. По виду – крупные кошачьи с разнообразными вариациями, в природе не встречающиеся. У Дива шкура действительно чёрная. – Как вы размножаетесь? – поинтересовался ведьмак. – Так и знал, что ты об этом спросишь, – прыснул Ладимир. – Так же, как все… млекопитающие. Существенное отличие в том, что мы сами можем решить… э… какую самку оплодотворить. В смысле, можно спать с кем угодно, и ни одна партнёрша от тебя не залетит, если ты этого не хочешь. Очень удобно. А быть она может как человеком, так и зверем. Хранителями могут рождаться только мальчики, и то не все. Но девочки, не являясь оборотнями, передают эту способность по наследству. – Похоже, вы не стремитесь обзаводится семьёй, – помедлив, сказал ведьмак. – Мы со временем приобретаем звериные черты не только внешности, но и характера. В Братстве большинство воинов – кошачьи, а из кошек получаются крайне плохие семьянины. Волки – ещё может быть. Про птиц разговор отдельный, среди них фанатиков больше, чем среди остальных воинов Братства. – Значит, Братство берёт больше, чем даёт взамен, – жёстко сказал Геральт. Ладимир помолчал, обдумывая ответ. – Понимаешь, Геральт, – неожиданно мягко сказал он, – у каждого разные ценности и не каждый способен стать хорошим семьянином. Братство не превращает людей, которые несут в себе гены Хранителей, в животных. Оно лишь способствует тому, чтобы эти люди стали теми, кем они на самом деле являются. Если в человеке сильно выражены черты Хранителя и если он остаётся в обществе людей, то рано или поздно или повреждается в уме, или заканчивает жизнь самоубийством, или становится преступником, и никакая семья ему не поможет. Мы не святые, но и зря воинов не губим. В Братстве никого насильно не держат. Оставшуюся часть пути они прошли молча. Точнее, молчал ведьмак, и ему показалось, что Ладимир вёл оживленную бессловесную беседу с Жемчужным.

***

Ладимир оказался прав, я вправду застряла в ванной надолго. Обычно я избавляюсь от лишней растительности на следующий после купания день, но мне вовремя пришла мысль о том, что ведьмак не согласится ждать, пока я это сделаю. Ещё и в помощники набьётся. Короче говоря, когда я наконец оделась и сняла с головы полотенце, солнце клонилось к закату. Я вышла на улицу, чтобы просушить волосы – день выдался тёплый и с ветром, так что досохли они за двадцать минут. Ни дома, ни в огороде никого не было. Я вернулась домой, начала расчёсываться – и вдруг ощутила, насколько отвыкла от этого. Даже после того, как Див вылечил мою руку, Геральт продолжал меня причёсывать. Я пыталась с ним спорить и быстро поняла, что могу настоять на своём, но рискую его обидеть, поэтому оставила всё так, как есть. Я расчесалась и заплела косу. Почему-то у Геральта это получалось быстрее и безболезненнее. Никто не появился. «Ну и ладно, – подумала я, – прокачусь на велосипеде, раз есть возможность». На лавочке под анисовкой обнаружился Див, который умиротворённо что-то черкал в блокноте. Когда я выходила за огород и возвращалась, почему-то его не заметила. Он улыбнулся мне и кивнул. – Привет, – ответила я. – Ты Геральта не видел? Див покачал головой: – Думаю, он там же, где и Ладимир. Для меня было загадкой, какие общие дела у них появились. Хотя Геральт стал относиться к Ладимиру терпимее после того, как мы сошлись, всё же, на мой взгляд, до дружбы было далеко. Жаль, конечно, что ведьмака нет, но если в результате они подружатся, это только к лучшему. Див помог мне выкатить велосипед из сарая, и я предложила составить мне компанию – за сараем хранился ещё один велосипед, плотно упакованный в полиэтиленовую плёнку. Предложение было сделано из вежливости – я не сомневалась в отказе князя. Див раздумывал пару секунд и сказал: – С удовольствием. Пока он вытаскивал велосипед из-за сарая и освобождал его от плёнки, я всячески себя ругала. Ну кто меня за язык тянул? Что мне делать с князем – молчать всю дорогу? Поистине язык мой – враг мой! Див задумчиво смотрел на велосипед. Пощупал шины, порылся в сумочке, прикреплённой под сиденьем (в отличии от моей с девчачьим барахлом вроде камешков и пёрышек, там лежало несколько ключей), откопал нужный ключ, немного поднял седло и кивнул мне – можем ехать. Я вздохнула и поволокла своего железного коня к калитке. Оказавшись на дороге, мы сели на велосипеды и поехали направо. Собственно, если ехать вокруг поля, всё равно, в какую сторону сворачивать, однако путь налево грозил почти постоянным подъёмом в гору, в одном месте весьма тяжелом. Пока я преодолевала тропинку от калитки до дороги, меня осенило, что неплохо было бы поблагодарить князя. Я давно собиралась это сделать, но визиты, которыми удостаивал Див меня и Геральта, были слишком скоротечными, к тому же, я ни разу не оказалась с ним с глазу на глаз, а благодарить его при всех выглядело бы чересчур напыщенно. – Спасибо, – сказала я, когда мы потихоньку тронулись по белой пыльной дороге. Див держался немного позади, но теперь прибавил скорости и поравнялся со мной. Благодаря своей проницательности он понял, что говорю я не о прогулке, и взглянул на меня, ожидая продолжения. – За ночь на озере, – объяснила я. – Это был лучший подарок на день рождения, который я когда-либо получала. Див слегка улыбнулся: – Вернее было бы говорить о двух ночах. К тому же, я был не совсем бескорыстен и подарил себе на день рождения вечер с шашлыками. В последний раз подобное случилось, – он примолк, подсчитывая в уме и объезжая очередную яму, которая когда-то была лужей, – восемнадцать лет назад. – Ты родился… – Двадцать восьмого. Ничего необычного его слова вроде не несли, но я всё равно удивилась. – Я не заметила толпы поздравляющих. – Неудивительно, – безмятежно отозвался он. – Об этом никто не знает. Я удивилась ещё больше: – Но мне ты сказал. Он посмотрел на меня, слегка сощурившись. В его глазах появились тёмно-синие, уходившие в глубокий фиолетовый переливы. – Да. Будучи уверенным, что дальше это не пойдёт. Не было ничего угрожающего ни в его тоне, ни в его взгляде, но меня мороз продрал по коже, и я вспомнила, что Великим Князем его называют не просто так. И шут знает, как себя с ним вести. Несколько минут мы ехали молча, но вскоре заговорил Див: – На меня поля всегда действуют успокаивающе. – Да, особенно после белокаменной! – ответила я прежде, чем успела сообразить, что делаю. – Но мне жалко, что их теперь не обрабатывают, и я постоянно боюсь, что их продадут под коттеджи. С полями, которые идут вдоль шоссе, так и сделали. Наверное, нас спасает отсутствие асфальтированной дороги. И вообще… всё же в заброшенных полях есть что-то грустное… …Да, я люблю наши поля в обрамлении леса. Я всегда считала, что выросла в этой деревне, хотя родилась в столице и большую часть жизни провела там. И мне больно видеть, как луга, которые во времена моего детства выкашивались, зарастают бурьяном, пруд, где мы когда-то купались, загрязняют стоками канализаций, как вырастают дома – иногда напоминающие замки, иногда не очень, но непременно огороженные глухим железным забором. Как деревня перестаёт быть домом моего детства. Много лет назад поля засеивались. Почему-то яснее всего я помню то время, когда на них росла кукуруза. Поля превращались в таинственный лес, притягивающий нас, детей, словно магнитом, и одновременно пугающий – ведь там бегали кабаны и жил страшный бригадир, который непременно найдёт нас, если мы будем разбрасывать листья от кукурузных початков, и оштрафует. Помню, как мы играли на дороге, пока взрослые копали картошку, и из больших комьев засохшей глины возводили замки. Мы свободно ходили от дома к дому, друг к другу в гости, ничего не опасаясь, потому что нечего было бояться – все знали нас и мы знали всех. Через деревню вела тропинка, поросшая мягкой травой по краям, которая всегда окашивалась. Ни на кого не возлагали эту обязанность, не распределяли очерёдность – если люди видели, что пора косить, они просто шли за косой. Тропка, как и колодцы, была общая, и следили за ней всем миром. Но вскоре пришли девяностые, и совхоз медленно стал угасать. На полях всё ещё сажали овёс, ячмень, клевер, косили и собирали сено в стога, которые переправлялись на скотный двор. Вот только бедные совхозные бурёнки оказались никому не нужны. Всех их в течение нескольких лет извели на мясо. Исчезло стадо – не нужны стали поля. Умирали старики, а их внуки продавали дома или прятались за железными глухими заборами. Уютная тропка через деревню превратилась в засыпанную щебёнкой грунтовку, и машины носились по ней с такой скоростью, что мало кто рисковал выпускать детей за забор одних. Теперь работал принцип «не моё, значит, ничьё», и там, где раньше трава выкашивалась, вырос бурьян. И это было полбеды. Хуже оказалось, что «ничьё» можно употреблять по собственному желанию. По полям гоняли на квадроциклах, давя птичьи гнёзда. Выбрасывали всякую гадость вроде обёрток от шоколадных батончиков, пустых упаковок от чипсов и сигарет, пластиковых и стеклянных бутылок. Овраг за полем, в месте, где тихо жило болотце, дававшее приют уткам, лягушкам и цаплям, превратили в свалку строительного мусора. Ну а чё? Ничьё же… Болото было уже близко, и я вдруг обнаружила, что мой внутренний монолог отнюдь не внутренний. Я говорила вслух, а Див внимательно слушал. Мне стало стыдно – у меня нет привычки чрезмерно много болтать и уж тем более выдавать лекции на четверть часа. Однако Див замечательно умел слушать. Он не выказывал внимание к разговору бесконечными утвердительными даканьями и угуканьями. Он просто иногда слегка кивал и коротко взглядывал на меня. Но изумляло не это. Я не сомневалась, что Див мог быть чудесным собеседником, когда хотел. Странность заключалась в том, было интересно. Я всё же смутилась и пробормотала: – Извини, что-то я заболталась… – Отучайся извиняться за то, что извинений не требует. – Тебе не надоело меня слушать? – Если мне кто-то надоедает, я сразу даю это понять. Ты одна из тех немногих людей, которые меня не раздражают. Я не один раз говорил, что у Геральта губа не дура… Это то самое болото? Его слова вызвали у меня очередной за этот день приступ изумления, и я только и смогла, что слабо кивнуть. Он оставил велосипед в стороне от дороги и спустился к болоту. Я нерешительно последовала за ним. Болото завершало овраг, в который переходил небольшой пруд, местными именуемый Лягушатником, и которое отделялось от него плотиной. Див вышел на плотину и поглядел на гору строительного мусора в ивняке. Затем он повернулся в противоположную сторону и с минуту рассматривал старые гнилые доски, которыми щедро был засыпан край болота, примыкающий к плотине. – Работы много, – сказал он, – но бывало и хуже. – Оно понятно, – вздохнула я, – только убирать всё это никто не будет. – Мне на моей земле свалка не нужна. Я думала, что сил на удивление у меня не осталось. Оказалось, нет. – Пожалуй, куплю эти поля с лесом заодно, – небрежно пояснил он в ответ на мой недоумевающий взгляд. – А… – заикнулась я, не сразу найдя слова, – а разве так можно? – Мне всё можно. – Но зачем?.. Див взглянул на меня и улыбнулся. – Есть у меня такое увлечение, – сказал он, подхватывая меня под локоть и направляясь к велосипедам. – Я скупаю заброшенные поля и либо начинаю их засеивать, либо оставляю как есть. С этими пока не решил. – То есть ты купишь всё это, – заговорила я после значительной паузы, не веря своим ушам, – и тут никто ничего никогда не построит? Он кивнул. – Совсем никогда? – Именно, – с улыбкой подтвердил князь. – Див, – сказала я, – я бы тебя расцеловала, если б смогла. – Тебе разве кто-то мешает? Я недоверчиво посмотрела на него. – Я не против, – пояснил он. Я быстро, чтобы не передумать (и чтобы не передумал он), обняла его за шею и поцеловала в щёку, прямо в старый безобразный шрам. Он наклонился ко мне, слегка придержав за талию, и меня обдало ароматом мяты и лаванды. Мы сели на велосипеды и тронулись дальше. Дорога была в колеях и выбоинах, и я смотрела в оба, чтобы не свалиться. Хорошо, что мой старенький «аист» без рамы, упасть с него затруднительно, хотя и возможно.       Див глубоко задумался и на дорогу вообще не смотрел, тем не менее мне то и дело казалось, что он едет по гладкому, как стекло, асфальтированному шоссе, а я трясусь рядом по канавам. А ведь ему досталась массивная, с рамой, «украина», на которую я никогда бы не села. Собственно, даже если бы у меня возникло желание самоубиться, всё равно не села бы – при максимально опущенном седле мои ноги вряд ли достали бы до педалей. Только в одном месте Див остановился – напротив места, где лес отступал дальше всего от поля, образуя небольшую выемку. Князь глядел туда минут пять, и у меня в конце концов создалось впечатление, что он витает в облаках, ничего не видя и не слыша. – Присматриваешь место для усадьбы? – спросила я, не надеясь на ответ. Див, однако, отозвался сразу: – По-моему, неплохое местечко. Ты там бывала? – Разве что проезжала мимо пару раз… – Оттуда должен открываться хороший вид. – Пожалуй, – неуверенно ответила я, – если б поле не заросло так сильно. А так… да, особенно зимой. Солнце заходит прямо напротив. Фотографии красивые бы получились, без крыш и вышек сотовой связи. – Непременно приглашу тебя зимой в гости, – с улыбкой пообещал Див. Когда мы продолжили путь, я (видимо, всё ещё обалдевая от решения князя купить Куртино со всеми потрохами) ляпнула, только потом сообразив, что делаю: – У тебя офигенный парфюм. Див недоумённо взглянул на меня и через секунду рассмеялся: – Нет. Я парфюмом не пользуюсь. Парфюмом он действительно не пользовался, зато у него была чудная привычка распихивать пучки лаванды и мяты по всему дому, в том числе в гардеробной, о чём он мне и поведал. Небольшой отрезок пути, остававшийся до дома, мы проделали молча. Я привыкла к мысли, что у здешних полей появился хозяин, но мне было немного стыдно за свою выходку у болота. Что-то было в этой сценке, что меня напрягало, и я нехотя вспоминала её кусочек за кусочком, пытаясь понять, что именно. Вскоре мне это удалось. Движение, которым Див придержал меня за талию. Можно было бы подумать, что он пытается меня остановить, если бы он ко мне не наклонился. И этот странный, еле заметный поворот головы… Я ломала голову почти до колодца. Он не хотел, чтобы я его целовала, хотя прямо сказал, что не против? От него всего можно ожидать, но это уж совсем нелогично. Смутился? Ага, застыдился и покраснел, потупив глазки и взбивая пыль ножкой. И хлопнулся в обморок от застенчивости… Если отбросить шутки и предположить, что Дива что-то может заставить испытывать стыд (сама мысль об этом выглядела совершенно несообразно), оставалась улыбка, которой он меня одарил после поцелуя – очаровательно мягкая, но с легчайшей примесью самодовольства. И вдруг я поняла. Он стесняется своих шрамов. Див придержал меня, чтобы повернуться ко мне правой щекой, но или не успел (сомнительно), или передумал (скорее всего). Точнее сказать, он не то чтобы стесняется... скорее, про них не помнит, если только ситуация не выбивается из ряда обычных. А что-то мне подсказывало, что при всей красоте Дива девушки редко целовали его в щёчку.

***

Тем временем доблестные добытчики пропитания наконец дошли до дома. Ладимир первым делом налил в кружку молока, отломил горбушку от батона и принялся за еду. Геральт обошёл избу и вернулся на терраску. – Аннушки нет дома, – сообщил он Ладимиру, подозрительно его рассматривая. – Вот диво! – фыркнул Ладимир и глотнул молока. – Что ж ей было, торчать у окна, обхватив ланиты долонями, подобно царевне из сказки, и неотрывно глядеть на дорогу, ожидая своего ясна сокола? Решила прокатиться, наверное. Ещё утром говорила, что забыла, когда велосипед из сарая выкатывала. Не всё же ей на твою ведьмачью физиономию любоваться… тем более, что и любоваться-то нечем. – Дива тоже нет. – А ты что, ещё не въехал, что у него есть чудная манера неожиданно исчезать в никуда и появляться из ниоткуда? Кстати, она доставляет массу проблем, потому что его невозможно найти, если он вдруг понадобится. Как и его привычка никого не ставить в известность о своих передвижениях. Геральт молчал. Ладимир вгляделся в его лицо и спросил: – Уж не хочешь ли ты сказать, что Див и Аннушка вместе куда-то ушли? – Почему бы и нет? – полюбопытствовал Геральт. – Ну, может, и ушли, – сказал Ладимир. – В кои-то веки Анюте выпала возможность поговорить с умным человеком. С тобой-то не особенно поболтаешь. – Поговорить, значит, – произнёс Геральт. Минуту они глядели друг на друга. Неожиданно Ладимир наставил на него указательный палец: – А к чему весь этот разговор? Ты ведь не хуже меня слышал, что она с кем-то разговаривает за полем. Геральт не отвечал. Ладимир выпрямился и отодвинул от себя кружку. – Ты считаешь, что я нарочно увёл тебя из дому, чтобы устроить им романтическое свидание? Хорошо же ты о нас думаешь… Геральт, у которого вдруг заныло колено, сел на табуретку. Ладимир, не сводя с него глаз, медленно говорил: – Вот так лечишь его, ухаживаешь за ним, кое-кто едва с жизнью не распрощался, лишь бы его ведьмачья задница была цела. Ночей из-за него не спишь. Расслабиться не можешь, потому что постоянно начеку приходится быть – появятся Твари, которые через портал прошли, ни ведьмаку не поздоровится, ни тебе самому. Сейчас ладно, я могу отдохнуть. Див здесь и сам за этим следит. А вместо благодарности ведьмак подозревает нас всех, в том числе и ту, которая больше всего о нём заботилась, когда он в бреду метался и – тоже в знак благодарности, видать, – руку которой раскрошил… подозревает шут знает в чём. Спасибо тебе. Век не забудем. – Не пытайся меня устыдить, – сказал ведьмак. – Мне до сих пор непонятен мотив того, кто рискнул своей задницей, лишь бы моя собственная была цела. Смею предположить, что и с тобой он своими планами насчёт неблагодарного ведьмака не делился. – То есть меня и Русалку ты уже из всеобщего заговора против себя исключил? Вот спасибо! И смех, и грех с тобой, ей-Богу… Ладимир вернулся к молоку и хлебу. – Только ты мог додуматься ревновать Русалку к Диву, – сообщил он. – Что в этом странного? – сухо спросил ведьмак. Ладимир фыркнул, запил остаток горбушки молоком, долил кружку и отломил новый кусок от батона. – Насчёт Дива можешь не парится. Женщины не входят в его обширные интересы. Геральт приподнял бровь: – Он не очень-то похож на мужеложца. – Тьфу ты! – Ладимир поперхнулся. – Я не это имел в виду! И ему не брякни такого, врежет. – Гмм… По-твоему, это должно меня успокоить? Ладимир доел хлеб и потянулся за новым куском. Геральт из-под его руки выхватил батон и отправил в кухонный шкафчик, а банку с молоком закрыл, переставил на кухонный стол и обмотал полотенцем. – Я не для того таскался с тобой, – проворчал он, – чтобы накормить тебя ужином. – Жмотяра, – беззлобно сказал Ладимир, прихлёбывая молоко, и продолжил прерванный разговор: – Ты дёргаешься из-за ерунды. У него женщины нет и, на моей памяти, не было. По слухам, он вообще девственник. – Я сейчас должен окончательно успокоиться? Ладимир хотел что-то сказать, но передумал и потёр переносицу. Наступила тишина. Ведьмак поднялся и ходил из стороны в сторону, не отрывая взгляда от окон. Ладимир хмурил брови и всё сильнее тревожился. – Слушай, ну это правда перебор, – сказал он. – Ты готов кинуться на каждого, кто будет стоять рядом с ней. В жизни бы не подумал, что ты такой собственник. – Раньше так не было, – нехотя ответил ведьмак. – В смысле… с другими твоими женщинами? Геральт промолчал. – Это глупо. Во-первых, Аннушка не из тех, кто будет крутить с несколькими мужчинами одновременно. Если она сказала, что любит тебя, значит, будет с тобой. А во-вторых, при всех своих странностях, Див не стал бы за ней ухаживать. Он всё-таки… ну… – Ладимир замялся. – Ты его видел, короче, – не совсем внятно закончил он. Геральт обернулся к нему, как ужаленный: – По-твоему, она для него недостаточно хороша?! – Ты достал! – вскинулся Ладимир. – Хороша – плохо, нехороша – ещё хуже! Определись, в конце концов! Ведьмак резко остановился, уставился в окно и напрягся. Ладимир посмотрел туда же, сорвался с табурета и бросился на улицу.

***

Мы, не подозревая о том, какие страсти разгораются в наше отсутствие, добрались наконец до дома и потащили велосипеды к сараю. – Если ты и вправду хочешь здесь обосноваться, – сказала я Диву, – велосипед можешь забрать. Вряд ли на нём будет ездить кто-то, кроме тебя. Ты с ним превосходно управляешься, будто его нарочно для тебя делали. Див не ответил. Я решила, что он, задумавшись, меня не слышал, однако он спросил, когда мы миновали первую пару сосен: – Прямо-таки превосходно? – Да, – ответила я, не понимая, что его смутило. – Ты словно по шоссе ехал, а не по нашей ухабистой дороге. Див помолчал с минуту и сказал: – Интересно. Видишь ли, я на велосипед сел впервые жизни. Я остановилась как вкопанная, так что Див на меня не налетел исключительно благодаря своей отличной реакции, и повернулась к нему: – Ты шутишь?! – Нет, – улыбнулся он. – У меня и возможности не было. Драконы такую машину не изобрели, а в Братстве мне было немножко не до того. – Обалдеть, – пробормотала я и поволокла велосипед дальше. Нет, это надо! Возможности у него не было! Просто сел и поехал! Причём туда, куда ему надо, а не куда получается. Я, помню, целый день угробила, пока смогла проехать несколько метров, не заваливаясь в сторону. И велосипед был «аист» сестры, а не эта громадина с рамой… Див вежливо открыл мне калитку и придержал её, пока я завозила велосипед. Под анисовкой нас ожидала статуя осуждения со скрещенными на груди руками. Князь небрежно спросил: – Что с тобой? Батон чёрствый попался? – И где же это вы были? – поинтересовался Ладимир. – А кто ты такой, чтобы я перед тобой отчитывался? У тебя ещё молоко на губах не обсохло. – Полегче! – возмутился Ладимир. – Я, между прочим, только на год младше вас! Аннушка, что смешного? – Да он же… – просипела я сквозь хохот, – в буквальном смысле слова… Ладимир с минуту оторопело смотрел на меня, потом до него дошло и он быстро вытер губы и подбородок ладонью. – Очень остроумно, – проворчал он. – Принеси-ка мне телефон, – сказал Див. Он уже втащил мой велосипед в сарай и упаковывал «украину» в плёнку. – Неужели кому-то звонить собрались? – хмуро поинтересовался Ладимир. На этом интересном моменте я посмотрела наконец в сторону дома и обнаружила возле крыльца Геральта. Не дожидаясь окончания разговора, я пробежала через весь огород и повисла у него на шее. Ведьмак не спешил меня обнять и стоял, как столб. Звонкий смех Ладимира слышало, наверное, всё Куртино. Я поцеловала Геральта в щёку – с трудом, потому что он не соизволил наклониться, – отстранилась от него и только теперь обнаружила, с каким выражением он на меня смотрит. Такого удивлённого ведьмака свет ещё не видел. Впору было подумать, будто кикимора выскочила из болота, заключила его в объятия и запечатлела жаркий поцелуй на его щеке. – Что случилось? – спросила я. Ведьмак не реагировал. – Геральт?.. Геральт, ты меня пугаешь! Ведьмак очнулся, бросил взгляд на Ладимира, который мало что не катался по траве от хохота, подхватил меня на руки, сильно прижал к себе и унёс в дом.

***

Див внимательно наблюдал. Он проводил ведьмака взглядом, велосипед поставил за сарай, сел на лавочку и вернулся к рисунку. Ладимир наконец успокоился, фыркнул, махнув рукой, и устроился рядом с ним. – Что означала сия интерлюдия? – поинтересовался князь, не отрываясь от своего занятия. Ладимир подтянул правую ногу на скамейку, обхватил руками колено и вполоборота повернулся к Диву. – То, что ведьмак едва вас не прикончил. – Упорный парень, – усмехнулся Ворон. – За что на этот раз? – Он вообразил, что вы решили увести у него Русалку. Див знай себе шуршал карандашом по бумаге. Ладимир помолчал, убедился, что князь никак не собирается комментировать столь откровенную чушь, и продолжил: – Я ему полчаса доказывал, что вы ничего такого делать не будете. А он ходит по терраске из стороны в сторону, как тигр в клетке, мало что не рычит. Думаю, всё, следить надо в оба. По вашей милости у него меч теперь есть, так кинется на вас сразу, как увидит. Но повезло. Русалка кинулась на него первая. И он снова звонко рассмеялся. – У меня возникает ощущение, – не спеша проговорил Див, – что в его голове только две взаимоисключающие мысли – спасти дочь и не потерять Русалку. – Так и есть, – кивнул Ладимир, мигом обретя серьёзность. – По-моему, он пытается их примирить, но не очень у него это получается. – Он вроде был влюблён? – Ну… да, был. Я бы сказал, глубоко влюблён. – А теперь бесится, стоит только в сторону его Русалки посмотреть… С чего бы такая резкая перемена… – Любите вы психологические измышления, – проворчал Ладимир. Див неожиданно смерил собеседника острым взглядом: – Не надо убеждать меня в том, что ты его не читал. Не поверю. – Слушал, – насупился Ладимир. – А сами-то вы чего? – У меня было не так много возможностей с ним поговорить, тем более на близкую тему. Сначала мне пришлось доказывать, что я – это я, а потом свою абсолютную незаинтересованность его приёмышем. Единственное, в чём мне довелось убедиться во время обоих разговоров – его упёртость. – Аа, что есть, то есть, упрямый он жутко. С Русалкой как-то странно всё. Он мне рассказал. После того, как увидел под яблоней Русалку со Шваром и мне пришлось его вином отпаивать. Она ему снилась, Див Мирославич. Див не ответил, но недоумённо свёл чёрные брови и выложил из кармана на лавочку несколько цветных карандашей. – Впервые она ему приснилась, когда его подрал оборотень. Как он сказал, первое его серьёзное ранение, на правом боку шикарная метка осталась. Лежал он в вонючей халупе, перемотанный тряпками. И она пришла к нему, сидела рядом и гладила по руке. Утром он окреп настолько, что был в состоянии найти в сундучке нужные эликсиры и перебинтовать рану как следует. С тех пор так и повелось – она снилась ему, когда его калечили. Иногда могла появляться без повода, но обязательно приходила, когда ему было плохо. В его снах свет всегда был за её спиной, и лица её он не видел. У неё были очень длинные волосы – за что он и называл её Русалкой, – и маленькие детские руки с тоненькими запястьями… это не мои слова, не надо так на меня поглядывать. Это он мне так рассказывал. На шее она носила кулон из цитрина, а на среднем пальце правой руки – тяжёлое серебряное кольцо в виде рыси. И знаете, что самое странное? Он детально запомнил её руки и кольцо, потому что сам часто держал её за руку. Настолько сны были реальны, что он даже пытался Русалку отыскать… только ничего у него не получилось. Ну а потом он встретил свою волшебницу-зазнобу и о Русалке быстренько и очень качественно позабыл – чародейка была ревнива до жути и иногда развлекалась чтением его мыслей. Понятное дело, что ему меньше всего улыбалось доказывать ей, что Русалка – плод его фантазий и не более того. А потом он ввязался в разборку магов на каком-то острове… название мудрёное, Танедд, что ли… Да, согласен, неважно. Его изувечили, и одна симпатизирующая ему чародейка попыталась его телепортировать, но что-то там произошло… короче, портал не так сработал и перебросил его сюда. Как он сказал, хорошо, что не по частям. И здесь она снова к нему пришла. Сидела рядом с ним, когда он спал, и держала за руку. И никуда не исчезла, когда он проснулся. Див что-то проворчал и принялся ножом подчищать неудачную линию. – Насколько я понимаю твою театральную паузу, – сказал он, – соединение счастливых влюблённых произошло не сразу. – Именно. Дальше начался цирк, никак не похожий на красивое завершение легенды. Я ж говорил, он лица её никогда не видел, да и фигуру описать бы не смог. И, видимо, он ожидал, что Русалка окажется знойной красоткой с осиной талией, грудью четвёртого размера, глазищами лани и пухлыми губками. Див фыркнул. – А вместо ожидаемого увидел… то, что увидел. Он никак не мог понять, она это или не она, тем более что за руку она его держать как-то больше не хотела, да и вообще вела себя так, словно видит его впервые в жизни. Он и решил, что, раз она его не узнаёт, это не она… – Теперь хоть что-то вырисовывается, – сказал Див. – Видимо, он не смотря ни на что убедился в том, что это именно она. Тогда, в общем-то, понятно, почему он ведёт себя, как спятивший цепной пёс. Найти ту, которую не надеялся найти и которая существовала только в его воображении, тем более в тот момент, когда потерял всё, что было… Получается, реальность всё-таки превзошла его ожидания. – Ещё бы! – вздохнул Ладимир. – Стоит только вспомнить, что они на озере вытворяли… Он ведьмак, конечно, но что-то я сильно сомневаюсь, что все его ночи с женщинами походили на эту. Точнее, эти. Подозреваю, что даже его бывшая зазноба ему такого удовольствия не доставляла. Див кивнул. – Вот только сны эти, Див Мирославич. Не с потолка же они свалились? – Да, со снами непонятно. Но кольцо у твоей Аннушки и впрямь примечательное. Надо бы получше рассмотреть. – Не моя она, – вздохнул Ладимир. – Теперь ведьмака. Див, похоже, не собирался продолжать разговор и молчал, поглощённый рисунком. Однако Ладимир не узнал того, что его интересовало. – Ворон Воронович, а что это вы вдруг велосипедными прогулками увлеклись? – спросил он. – Раньше за вами такого не наблюдалось. Вас… гм… общество пленило? Не дождавшись ответа, он продолжил: – Этак я стану подозревать, что ведьмак не зря ревнует. Ладимир шутил, поэтому загадочная улыбка, появившаяся на лице Дива, выбила его из колеи. Он пристально уставился на Дива, и что-то такое померещилось ему в его глазах, из-за чего свои он поспешно отвёл. И увидел рисунок. Раскинувшееся вольно поле, прозрачно-золотую зарю… и чрезвычайно знакомую длинную русую косу. Ладимир окаменел. Он переводил взгляд то на Дива, то на рисунок, а князь будто вовсе не замечал, что творится с его подопечным. Когда удивление Ладимира готово было достигнуть точки ненормальной, он обычным небрежным тоном спросил: – Ладимир, ты видишь, надо полагать, что здесь земля пропадает? Рысь встряхнулась. – Сложно не заметить, – сказала она подозрительно, давая понять, что так просто её с толку не собьёшь. – Я её покупаю. Кто мне мог рассказать о здешних окрестностях, кроме Русалки, которая значительную часть жизни провела в этой деревне? – И правда. А теперь вы, несомненно, в благодарность за предоставленные сведения, рисуете её портрет. – У Геральта наверняка немало талантов, но рисование в их число не входит. – Исчерпывающий ответ, – заметил Ладимир. – Телефон, – невозмутимо напомнил Див. – Какой телефон?.. А! Сейчас. Ладимир встал, сделал несколько шагов и застыл. – Вам телефон срочно нужен? – спросил он, глядя через плечо на Ворона. – Если бы он мне понадобился через год, сейчас я бы тебя за ним не послал. Ладимир повернулся к нему. – То есть вы хотите, чтобы я сейчас поднялся на крыльцо, прошёл в дом, отыскал ваш неуловимый мобильник и принёс вам? – Не устаю поражаться твоей сообразительности. Схватываешь на лету. Ладимир решительно уселся прямо на землю, скрестив по-турецки ноги. – Лучше убейте, – заявил он. Див круто изогнул левую бровь и повернулся, чтобы посмотреть на бунтовщика: – Что за забастовка? – Вы представляете, что со мной сделает ведьмак, если я заявлюсь в разгар его плотских утех и начну перетряхивать мебель, в том числе диван, на котором он этим самым утехам предаётся? – Не заметит? – предположил Див. – Да вы оптимист, Ворон Воронович, – сказал Ладимир, не собираясь вставать. Див отвернулся. – Ладимир, я не повторяю, и тебе это известно, – сказал он. По его тону ясно было, что шутки кончились. Ладимир вздохнул, медленно поднялся и поплёлся к дому.

***

Геральт внёс меня в комнату, усадил на диван и сел рядом. Он всё ещё был встревожен и прислушивался к тому, что творилось на улице. Я погладила его по щеке. – Геральт, что-то случилось? Он опустил голову, одновременно отстраняясь, чтобы избежать моей руки. Да сколько ж можно… Мне хватило странной прогулки с Дивом, и то, с его неожиданными вывертами примириться было можно, он ведь не был моим… Короче говоря, я любила не его. А теперь и Геральт туда же. Ладимир водил его в лес, и они перекусили мухоморами? – Как погуляла? – спросил Геральт. – Могло быть и хуже, но в целом – неплохо, – ответила я суховато. Руку я убрала и прикоснуться к нему больше не пыталась. – По твоему голосу непохоже, чтобы ты была обрадована. – Чем? Тем, что я тебя полдня не видела? – Ты быстро нашла мне замену. Или Див оказался скучным типом, с которым не о чем говорить? Подозрительный у него тон… На себя намекает? – Нет, скучным он не оказался, – сказала я, скрещивая руки на груди и отодвигаясь от ведьмака настолько, насколько позволял диван, то есть на пару-тройку сантиметров. – Наоборот. Он, знаешь ли, умеет держать в тонусе. Обворожительно тебе улыбается, а по твоей спине мурашки табунами носятся и возникает ощущение, что тебя без лишних вопросов грохнут, если князю не угодишь. И самое забавное, что невозможно наперёд узнать, что не придётся по нраву его княжеской милости. Геральт, что за допрос? Ты меня к Диву ревнуешь? – По-твоему, я поблагодарю его за то, что он развлекал тебя, пока меня не было? Я начала злиться всерьёз. – Геральт, ты… Ты сам не понимаешь, насколько это глупо? – Я не понимаю, что в этом глупого, – резко ответил он. – Див не евнух и не предпочитает женщинам мужчин. Я настолько была ошеломлена, что не сразу нашлась с ответом. – О том, что он может оказаться женоненавистником, ты не подумал? – На каждого женоненавистника найдётся та, которая заставит его изменить свою точку зрения. – Да, найдётся! Но для Дива это точно буду не я! – Он так не считает. – Как ты хорошо его знаешь! – Я вижу, как он на тебя смотрит. – Дай угадаю… Как смотрел ты в первые дни? То бишь как на пустое место? Он заворчал и возвёл глаза к потолку. – Геральт, подобное сочетается с подобным. И, если б Див задумал обзавестись подругой, это была бы наверняка какая-нибудь невообразимая красавица эльфийских кровей. – У каждого своё представление о красоте, – отрезал он и вдруг рявкнул: – Какого чёрта ты ползаешь под кушеткой?! Я вздрогнула и вжалась в угол дивана. Судя по глухому стуку, под кушеткой дёрнулись тоже. – Опять подслушиваешь, вшивая кошка?! – бушевал ведьмак. Он одним прыжком оказался в закутке, нагнулся и извлёк из-под кушетки Ладимира в рысьем виде. Геральт выпрямился. Положение у предполагаемого шпиона было незавидное: ведьмак крепко держал его за холку, словно нашкодившего кота, лишив возможности отбиваться. Если бы Ладимир вздумал сменить обличье, рука Геральта успела бы оказаться на его шее, и положение из незавидного превратилось бы в критическое. Да, Ладимир попал. На мне Геральт злость сорвать не мог, а рысь для этого годилась отлично. И Ладимиру ничего не оставалось, как применить совершенно не классическое для рыси оружие: – Я не виноват! – взвыл он. У меня заложило уши, и я перепугалась, как бы Ладимир своими воплями не побил в доме всё, что было стеклянного. – Геральт, пусти его! – крикнула я. – Он все окна переколотит! Геральт нехотя разжал руку. Ладимир мгновенно скинулся и на полу оказался уже человеком. Но ретироваться не спешил. – Что за манера душить не разобравшись, – начал было брюзжать он, растирая заднюю сторону шеи. Взгляд ведьмака не добрел, и Ладимир мигом сменил тему: – Меня Див за телефоном послал! Прямо сейчас! Если ты в претензии, его хватай за холку! Судя по кровожадному выражению, появившемуся на лице Геральта, он бы охотно так и сделал. – Дива здесь вроде не было, – быстро сказала я, чтобы помешать Геральту осуществить задуманное. – Подожди минутку, я сейчас ему позвоню. – Спасибо, – буркнул Ладимир. Он попятился, чтобы не приближаться к ведьмаку, обошёл печку и приблизился ко мне, встряхиваясь и поводя плечами и шеей. Похоже, Геральт сильно его прихватил. Я набрала Диву. Как и следовало ожидать, ответного звонка либо вибросигнала не раздалось. – Чтоб у меня когти выпали, – расстроенно сказал Ладимир и удрал. Я ощутила почти непреодолимое искушение сделать то же самое. Но Геральт уже сидел рядом со мной, и не приходилось сомневаться, что его реакция гораздо лучше моей. – У каждого своё представление о красоте, – повторил Геральт и, словно угадав мои мысли, взял меня за руку. – Представлению Дива ты полностью подходишь. – Что за чушь! – Я раздражённо отдёрнула руку. – На протяжении десяти с гаком лет ни один мужчина не пожелал мной заинтересоваться, словно меня вовсе не существовало, и вдруг ко мне проявляет внимание самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела! Даже и не видела… я даже представить не могла, что такое может повстречаться в этом мире! Это бред! – Может, хватит?! – почти крикнул ведьмак и вскочил. Почему-то у меня сложилось впечатление, что в отношении меня он не способен ни на резкость, ни на крик, но то ли я переоценила его, то ли недооценила своё умение играть на нервах. Он метнулся от комода к журнальному столику, обратно и встал передо мной. – Ты каждый день смотришь в зеркало, – сказал он намного спокойнее, но, судя по его дыханию и горящим глазам, он отнюдь не утихомирился. – Что ты там видишь? Меня так и подмывало сказать: «Страшный сон», – но я остереглась. Тем более, положа руку на сердце, уродиной я себя считала только в депрессивные дни. Может быть, писаной красавицей меня трудно было назвать, но не страхолюдиной точно. Впрочем, отвечать не требовалось. Он подхватил меня на руки, пронёс в закуток и поставил перед зеркалом. Затем расплёл мою косу и распустил волосы по плечам. Мне не в первый раз пришёл на ум старинный обычай, согласно которому только муж мог видеть волосы своей жены и прикасаться к ним. И – вдогонку – что в некоторых деревнях перед свадьбой одну косу невесте заплетала мать, а вторую – жених. – Ты – русалка, – негромко говорил он, расправляя мои волосы. – Дочь полей. Твои волосы мягки, как трава на опушке леса. В твоих глазах – дыхание тёплого ветра, который разносит запах полевых цветов. Твои прикосновения, – он наклонил голову, и я чувствовала, как его дыхание щекочет мне ухо, – разжигают пламя, такое же непреодолимое, как степной пожар. И не твоя вина, если в твоём мире не осталось мужчин. – Ты, оказывается, поэт, – сказала я, пытаясь сбить тон разговора с лирического на насмешливый. Первый был мне совершенно непривычен. – Нет, – спокойно возразил он. – Поэты либо врут, либо преувеличивают. Я говорю о том, что вижу. – Разглядел ты это далеко не сразу, – тихо ответила я. Он понурился и сел на кушетку, потянув меня к себе. Против обыкновения, это было просительное движение. Если бы он действовал, как обычно, не ожидая возражений, я бы, скорее всего, снова вспылила. Но противиться этой безмолвной просьбе не смогла и села к нему на колени. Он обнял меня и легонько прижал к себе. – Сразу, – сказал ведьмак. – Когда впервые тебя увидел… во плоти. Он провёл рукой по моим волосам, заметил мой недоумевающий взгляд и поцеловал в висок. – Ты снилась мне. Много лет. Я знал, какие у тебя волосы, знал твои прикосновения, твои руки задолго до нашей встречи. Опять лирика… Он уверен в том, что у него отсутствует поэтический дар? Хотя… уж очень он серьёзен. Геральт перебирал мои волосы и заговорил после продолжительного молчания: – Потом я встретил другую. И забыл о тебе, потому что был уверен, что тебя не существует. Не так уж он был неправ – в его мире я действительно не существовала. Как и он – в моём. Геральт улыбнулся своим воспоминаниям: – Когда я увидел тебя, даже не удивился. Ты была рядом с тех пор, как я попал сюда. Странно было бы тебя не увидеть… – А затем ты пришёл в себя… Он кивнул и продолжил, причём сразу выяснилось, что мы имели в виду разные вещи: – …и сказал, что отдал бы жизнь за то, чтобы выспаться на твоих волосах. Снова наступила тишина. Он гладил меня по волосам и прикасался к ним губами. На этот раз я молчала. – Я слишком много думал, – сказал Геральт. – Почему-то я был уверен, что и ты узнаешь меня. А когда этого не произошло, убедил себя в том, что ошибся. И считал так до тех пор, пока не приехал Сваромир. – Странно. Ты должен был тогда удостовериться, что и в самом деле ошибся. – Я удостоверился в том, что, как бы там ни было, ты мне не безразлична. А когда… – здесь он неожиданно замялся, – когда мы впервые оказались в одной постели, понял, что не ошибся. Ты – та, которую я и не мечтал найти. «И всё же тебя это не остановит. Ты уйдёшь». Но сейчас он был здесь, и я чувствовала тепло его тела и его дыхание на своей щеке, ощущала, как бьётся под моей ладонью его сердце. И коснулась губами его губ. Мы целовались робко, неуверенно, будто только сейчас начали узнавать друг друга. Я опустилась на кушетку и повлекла его за собой. Он целовал мою шею, медленно спускаясь к ключицам. Когда он успел меня раздеть и избавиться от своей рубашки, я не заметила. Его чуткие пальцы скользнули по моей груди, талии и замерли в низу живота, в то время как губы ласкали соски. Очень медленно он опускался ниже, и я вздохнула, ощутив наконец его губы там, где только что были пальцы. Немного ему понадобилось времени, чтобы я начала стонать и метаться по постели. В один миг он оказался сверху, и я непослушными от возбуждения пальцами стала расстёгивать его джинсы. Однако, освободившись от одежды, он не торопился начинать. Коснулся губами моей груди, затем приподнялся и поцеловал меня долгим и жадным поцелуем. Усмехнулся, когда я, изнемогая от нетерпения, вцепилась в его ягодицы, наклонился ко мне, прикусил легонько моё ухо и медленно подал вперёд бёдра. Я замерла, ощутив желанное прикосновение, прижала его к себе… и едва не оглохла, когда он гаркнул над самым моим ухом: – Чтобы тебя черти взяли, хренов недоносок! Ладимир резким скачком поднялся с пола, опрокинул торшер, рывком открыл окно и задал стрекача. Геральт бросился за ним в чём был, то есть без всего. На меня напал столбняк, а потом – приступ идиотского хохота, хотя Ладимира, несомненно, стоило пожалеть. Опасность, которая ему грозила, шуточной не была.

***

Причина, побудившая его решиться на самоубийство, заключалась в следующем. Ладимир, всё ещё приходя в себя после столкновения с ведьмаком, вернулся к Диву и заявил, что телефона нет нигде, к Олегу он не попрётся, а если князь так уверен, что его мобильник именно в этом доме, пусть сам идёт и ищет. Ему, Ладимиру, ещё не настолько надоела жизнь, чтобы он рисковал ею из-за телефона, к тому же чужого. В разгар его патетической речи раздалось низкое вибрирующее жужжание. Ладимир недоумённо замолк, а Див преспокойно вытащил из заднего кармана штанов телефон. – Ну что, сколько?.. Предложи втрое больше, и пусть гонят арендаторов в шею. Выполнишь, отзвонишься. Ладимир хотел смачно выругаться, но сдержался. Оставаться в расцвете сил без передних зубов ему не хотелось, и он ограничился словами: – Да у вас сегодня на редкость хорошее настроение, Див Мирославич. – Так где телефон? – невозмутимо поинтересовался Див. – В правом заднем кармане ваших брюк. – Где мой, мне известно. Твой. Ладимир не выдержал. – Видар всемогущий! – завопил он. – Мой-то вам зачем?!! – Чтобы знать, что он при тебе и до тебя могут дозвониться, если не дозвонятся до меня. Где он? Ладимир посмотрел на дом. Посмотрел на Дива. Подумал и отправился к дороге, которая тянулась вокруг поля. Вернулся он через полчаса, совершенно убитый – в сторожке Олега телефона не оказалось. Он сел перед Дивом на землю и заявил: – Я туда не пойду. Див посмотрел на него. – Не пойду! Он из меня чучело сделает! Возможное превращение преданного воина в изделие таксидермиста князя не тронуло. – Дайте хоть завещание написать, – упавшим голосом сказал Ладимир. Через две секунды он тащился к ненавистному крыльцу, бормоча проклятья в адрес чересчур эмоциональных и любвеобильных ведьмаков… а через четверть часа что было сил мчался назад с истошными воплями, по пятам преследуемый одним чрезвычайно эмоциональным, чрезвычайно любвеобильным и чрезвычайно взбешённым охотником на чудовищ. Див оглянулся. Ни единый мускул на его лице не дрогнул, и он нехотя встал со скучающим видом. Ладимир мигом нырнул за его спину. Геральт остановился перед Дивом. – Если ты ещё раз пришлёшь своего затраханного придурка, я не стану церемониться ни с ним, ни с тобой! Див не торопился отвечать. Он внимательно рассматривал ведьмака – благо, сейчас это можно было сделать во всех подробностях. После скрупулёзного осмотра он развернулся, не спеша вышел за огород и немного побродил там, внимательно глядя под ноги. Затем наклонился, сорвал лопушок, вернулся и глубокомысленно изрёк: – На твоём месте я бы прикрылся. Хотя бы этим. Комары, знаешь ли… Див аккуратно водрузил лопушок на наименее защищённую от злобных кровососов часть тела ведьмака. Затем он хладнокровно собрал карандаши, взял блокнот и преспокойно удалился, подталкивая обалдевшего Ладимира, который шёл впереди, поминутно оглядываясь. Потом ему пришлось Ладимира тащить, потому что у того, несомненно, после пережитого покушения, случился приступ истеричного хохота. Как бедняга икал от смеха, слышно было, даже когда они вышли на дорогу и повернули к лесу.

***

К тому времени, как ведьмак вернулся, задумчиво помавая лопушком, я оделась, с трудом закрыла окно (из-за огрехов строителей оно плохо закрывалось и криво сидело в проёме, и, если ветер дул с июльского заката, сильно сквозило) и теперь пыталась расчесать волосы, изрядно спутавшиеся после неудачного любовного приключения на кушетке. – Прости, – сказал Геральт. – Этот кретин у меня уже в печёнках сидит. – Трофей от него? – полюбопытствовала я. – Не понял?.. Нет, это так… Он положил лопушок на журнальный столик, вышел на терраску, принёс табуретку и усадил меня на неё. На этот раз – не ожидая возражений. – Ты, может, штаны хотя бы наденешь? – спросила я, решив пока отложить историю появления лопушка. – Остальное могу не надевать? – усмехнулся он. – Геральт, мне в тебе нравится всё, особенно то, что ниже пояса. А… гм… своё главное достоинство надо беречь. Геральт фыркнул и отправился к кушетке одеваться. – Див сказал мне то же самое, – сообщил он. – После чего положил этот лопух на моё, как ты выразилась, достоинство и с царственной осанкой удалился. От хохота я едва не упала с табуретки. Геральт наблюдал за мной (косоворотку он не стал надевать) и, когда я начала успокаиваться, ухмыльнулся. – Даже не буду представлять, как это смотрелось со стороны, – сказал он, чем вызвал у меня новый приступ смеха. – Где ты пропадал два часа? – спросила я, когда успокоилась до такой степени, что смогла членораздельно говорить и Геральт начал распутывать мои волосы. – Чёрт, забыл совсем… Мы молока парного принесли… хотя, наверное, оно уже остыло. Будешь? – Здорово! В последний раз в детстве пила. Геральт принёс мне кружку молока, которое благодаря его предусмотрительности не остыло, и снова взялся приводить в порядок мои волосы. – Так ты за молоком ходил? – спросила я. – Не совсем. Лад предложил сходить вместе с ним за хлебом, а потом ему захотелось парного молока. – Подожди, – я опустила кружку и обхватила её обеими руками. – На глазах у всей деревни вы шли в магазин, а потом… где вы молоко вообще взяли?! – Мы шли полями, – успокоил меня Геральт. Против истины он не погрешил, но не упомянул, что полями они шли, возвращаясь от хлебосольной бабули. – А молоко брали в соседней деревне. У одной гостеприимной старушки. И он подробно описал, как они сходили в гости к славной бабушке. Когда он закончил, коса моя была приведена в полный порядок, а у меня от смеха болел живот. Ночью, перед тем, как мы легли, Геральт хотел выкинуть лопушок, который забыл в моём закутке, но я ему помешала: – Оставь. Засушу и поставлю в вазочку. Такими лопухами разбрасываться нельзя.