Обещаю вернуться никогда

      Я надеялась, что со временем всё устаканится, мы привыкнем к ведьмаку, он привыкнет к нам, и мы заживём если не припеваючи (на это всё-таки глупо было рассчитывать), то хотя бы не будем доводить друг друга до белого каления одним своим видом. Но не получалось даже этого. Мне приходилось проще, потому что ведьмак воспринимал меня скорее как обслугу и со мной почти не разговаривал, но Ладимиру доставалось по полной. Геральт изводил его напоминаниями о том, что он должен как можно быстрее вернуться. Диву, когда ведьмак очнулся, писали и я, и Ладимир, и в ответ мы получили одно и то же слово: «Хорошо». Князь не любил связывать себя сроками и ненавидел, когда кто-то пытался связать сроками его, поэтому уточнять, когда именно он изволит явить пред нами свои светлые очи, было бесполезно. Ладимир объяснил это Геральту один раз. Объяснил второй. Объяснил и третий, что для него было редкостным проявлением терпения, потому что более одного раза он не объяснял никогда. Но ведьмак упорствовал, и закончилось это тем, что Ладимир начал срываться, едва Геральт открывал рот. На ведьмака его вопли не производили никакого впечатления, он только морщился и иногда потирал висок. Кроме того, Геральт начхал на предписания князя ходить как можно меньше и болтался неизвестно где днями напролёт, приспособив ёлочку, которая должна была стать косовищем и которую Ладимир уже обстругал, вместо посоха. Не могу представить, где он ходил, но, во всяком случае, никому из поселян на глаза не попадался. В деревне, окружённой чистым полем, для этого нужно сильно постараться. После таких прогулок нога у него болела, и он ворочался всю ночь, пытаясь лечь поудобнее. Тем не менее наутро после завтрака ведьмак исчезал вновь. Нам оставалось только надеяться, что князь как можно скорее избавит нас от гостя. Но однажды утром после визита очередного приятеля, который привёз очередные вьючные сумки, забитые провизией (Брацлав был, несомненно, счастлив, что нашёлся кто-то, обладающий отменным аппетитом и с удовольствием поглощающий его стряпню), Ладимир зашёл в избу мрачный как туча и сообщил, что на побережье Ледяного моря их подставил правитель атроксов, перебросив отряд, охраняющий тамошние земли, к Щедрогорью. Отряд кольчужников Крыла остался в гордом одиночестве, и демоны Безвременья сочли момент идеальным для нападения. Бересклет занимался инспекцией пшеничных полей где-то за Уралом, Лед разбирался с чудовищем, которое изводило тёмных эльфов, и Диву пришлось мчаться на помощь самому, прихватив Смарагда с дружиной – его собственную дружину забрал Серебряный. И теперь было совершенно неясно, когда он вспомнит о нас. – Боюсь, к тому времени я прикончу его драгоценного ведьмака, – подытожил Ладимир, запивая булочку в сахарной глазури чаем. Чаёвничали мы, чтобы хоть как-то утешиться. Я глубоко вздохнула. – По-моему, когда Геральт лежал без сознания, с ним было легче общаться. Ладимир криво усмехнулся. – Так часто бывает, – заметил он. – А знаешь, что самое интересное? Он ведь ничего такого не делает. Бродит где-то, домой приходит поесть и поспать, прямо как Бизон. И всё время молчит. Даже не спрашивает каждый день, когда его вернут в его мир. Это же умудряться надо – портить настроение другим, ни слова не говоря и нередко находясь вообще в другом месте! …Геральт начинал приходить в отчаяние. Он ничего не мог сделать, и помощи ждать было неоткуда. Он привык надеяться только на себя, но в сложившейся ситуации был бессилен. Ведьмак попытался, собрав волю в кулак, объяснить всё Ладимиру. Его он нашёл на ступеньках сарая. Ладимир обстругивал новую ёлочку взамен той, которая неожиданно превратилась в посох. При появлении ведьмака он бросил на него из-под чёлки неприязненный взгляд и напрягся. Начало не предвещало ничего хорошего, но Геральт понадеялся на здравый смысл собеседника. Больше надеяться было не на что. – Только не ори, – предупреждающе поднял ведьмак руку и тяжело опустился на пень. Нога ныла не переставая, и колено иногда простреливало так, что он не мог ступить шагу. Ладимир слегка сощурился, но промолчал. – Мне необходимо вернуться, – заговорил Геральт. – Моя дочь и моя любимая в беде, я должен им помочь. Я даже не знаю, живы ли они… Если бы я была там, сказала бы, что реакция Ладимира была классической для Хранителей его типа. Геральт считал, что Ладимир – обычный человек, пусть из другого мира и другого времени, и по-человечески должен его понять. А именно этого Ладимир сделать не мог. – Чтоб у меня кисточки с ушей осыпались, – сказал он. – Ты из-за этого пустяка надоедаешь мне каждый Божий день? Геральт смотрел на него. – Вот ещё, несчастье какое, – продолжал Ладимир. – Дочь в беде, подумаешь… Родишь другую, и вся недолга. Геральт вздрогнул так, словно его ударили. – А, подожди, у тебя же детей быть не может… Приёмная, что ли? Тем более ерунда. Радоваться надо, что от обузы избавился. А баб полным-полно, с десяток себе найдёшь. Геральт резко поднялся, и только острая боль в колене, из-за которой он едва не упал, помешала ему врезать Ладимиру в челюсть. После этого ведьмак перестал с ним разговаривать – к великой радости последнего. Ему было бы легче, если бы Русалка была с ним. Просто была бы рядом. Но она сторонилась его, словно зачумленного. За много лет он успел привыкнуть к тому, что люди его ненавидят, однако от неё не ждал такого. Когда он лежал, не в силах открыть глаза, не чувствуя ног, в страхе от того, что превратился в калеку, она сидела с ним. Ничего не говорила, но непрестанно поглаживала его руку. Страх постепенно уходил, пропадала боль, ему становилось легко и спокойно. И Геральт знал, что это не сон, что она на самом деле пришла к нему, и, чтобы лишний раз убедиться в этом, слегка сжимал её детскую ладонь. И он был счастлив – счастлив от того, что она не плод его воображения, она действительно существует и теперь, после многих лет, он нашёл её. И ему не терпелось увидеть её, заключить в объятия и сказать ей наконец, как он ждал её все эти годы… Как и следовало ожидать, реальность внесла поправки. В ней не было ничего магического. Мало того, она была настолько обыкновенна, что, увидев её при дневном свете, свободный от бредового угара, ведьмак назвал её про себя перезрелой старой девой и испытал сильное разочарование, но не чрезмерное – он прекрасно понимал, что найти Русалку было бы слишком большой удачей. И Геральт со спокойной душой думал, что ошибся, ровно до того момента, как она сняла бронзовку с его спины. Простое прикосновение, почти неуловимое касание пальцев, но на миг он перестал дышать, почувствовав, как по телу пробежала знакомая дрожь. Ведьмак обернулся, проводил Русалку взглядом и снова не обнаружил ничего, что напоминало бы о его Виле. И он вновь убедил себя в том, что ошибся. А потом она смотрела на него… смотрела, не отводя взгляда, и он вдруг увидел её – её, свою Вилу, свою Русалку. Видел распущенные по плечам длинные волосы, хрупкие маленькие руки, глаза, в которых замерло дыхание полевых трав… Но она не узнала его. Может, и не должна была узнать? Измученный этими превращениями, он дал себе слово не искать того, чего не существует. Выбросил из головы её образ – так, как сделал много лет назад, когда повстречал Йеннифэр. Оставалась лишь мелочь, заноза, надоедливая, как больной зуб. Стоило уловить её – и Русалка исчезла бы навсегда. Геральт лежал на кушетке, глядя в потолок, и вдруг вспомнил, как на столике слева что-то блеснуло, когда он медленно поднимался, увидев в метре от себя Ладимира с ножом. Ведьмак повернул голову и резко сел, едва не взвыв от боли в колене. На столике лежало серебряное кольцо. Рысь, под лапами которой отблёскивал смутной голубизной лабрадор. Он взял кольцо и сразу ощутил знакомую гладкую выпуклость рысьего лба, длинные когтистые пальцы её лап, узкие кисточки ушей. Геральт долго смотрел на кольцо. Рысь отвечала ему мрачным взглядом исподлобья и исчезать не думала. Она была так же реальна, как воздух, которым он дышал. Рядом с рысью лежала коробочка. Не сводя глаз с кольца, ведьмак открыл её. В ней покоился крупный кристалл цитрина, необычно насыщенного для этого камня цвета, он принял его в полумраке за дымчатый кварц. Запах вербены, рысь, тёмно-золотистый цитрин… Не могло быть всё это простым совпадением. Вот только легче не стало. Он не понимал, почему она избегает его. Насколько легче было бы, если бы она села рядом с ним и взяла его за руку, ничего не говоря, как делала это, когда он лежал без сознания! Или коснулась губами его лба... Но она даже не хотела смотреть на него, отводила глаза сразу, как только замечала его взгляд… И тогда он сделал то, что делал всегда – притворился, что её не существует. Так проще.