На пути к Мордвиге-Прайм

"Я есть ненависть Императора и гнев Его!" – именно с такими словами капеллан Крестоносцев Цезон Руфий Кандид приближался к собственной гибели. "Я есть сокрушающая длань Его и пылающий взор!" – ныне у капеллана Цезона не осталось ни длани, ни взора. "Я есть имперское возмездие и кара суда человеческого!" – в белокаменном Кантаврисе кара настигла как раз одного из самых верных слуг Императора. "Я! Есть! Война!" – война на Скутуме покончила с Цезоном. Она забрала зрение. Речь. Слух. Руки. Ноги… Но за душу… за душу капеллан боролся до конца. Цезон молил Императора беспрестанно. Каждое мгновение, минуту, час, пока окончательно не потерял счёт времени. Он утопал в боли, которую уже не мог сдерживать. Захлёбывался ненавистью к собственному бессилию. Наполнял лёгкие отчаянием до такой степени, что становилось трудно дышать. Эта пытка не прекращалась ни на мгновение и, спустя удушающую бесконечность, капеллан всё-таки обратился к Нему: – Боже-Император, дай мне знак. Прошу! Достойно ли служу тебе?! Ответь! Я устал от молчания. Я… я не прошу пощады. Не требую прекратить эту пытку, потому что знаю, что рождён мучиться. Мучиться и мучить других во славу Твою! Но, прошу... ответь! Всего лишь слово. Хотя бы слово. Мне одиноко здесь. Что ты хочешь от меня? Есть ли у тебя замысел? Пожалуйста, ответь! И это обращение Цезон повторял снова и снова. Он не терял надежды. Хотя вернее было бы сказать, что капеллан не терял Веры. Он знал, что однажды Император ответит на его мольбы. Время шло. Цезон смеялся и плакал, точнее, ему казалось, что он смеялся и плакал. Ведь не было у него ни слёзных желёз, ни лицевых мышц. Капеллан уже почти утратил рассудок, но отгонял вереницу предательских мыслей, круживших вокруг, как мухи над палым скотом. И тогда… в то самое мгновение.... когда капеллан одержал ещё одну победу над мыслями о добровольном уходе из жизни, он получил обратно… Ноги – и тут же преклонил колени в молитве Богу-Императору. Руки – сложил… попытался сложить их в знамение аквилы, насколько ему позволяли грубые пальцы. Цезон услышал, что его вновь зовут на войну: вдохновлять на ратные подвиги новое поколение воинов Караула Смерти и внушать беспримерное уважение к посмертному лику Императора даже тем ветеранам, кто не верил в Его божественность. Цезон отвечал: – Я чувствую мои кости – сила! – сервоприводы силовых доспехов шумели не так, как раньше. Гораздо громче. – Я чувствую свою душу – сила! – знание того, что он не сдался, наполняло капеллана теплом уверенности, невероятным уважением к самому себе. – Я чувствую Императора, кто дарует мне Свою благосклонность И по Его велению я – Сила! Цезон прозрел. Он увидел перед собой десятки механикумов, падших ниц перед его могуществом. Заметил, что даже командор Мортен вместе со своей гвардией преклонили колени. Понял, что теперь олицетворяет Бога-Императора куда лучше прежнего. Дредноут "Контемптор" пробудился. Металлическая голова украшена маской-черепом, а саркофаг выбеленными костями. Ни золота, ни серебра. Только смерть. С помощью мостового крана, цепей и крюков Цезону вручили новое оружие – исполинский крозиус арканум. Капеллан тут же воздел громоздкое оружие, салютуя своему господину и повелителю. Присутствующие на возрождении легенды почувствовали на себе тень смерти, потому что костяные крылья крозиуса не просто закрыли лампы на потолке. В манипуляторах Цезона это оружие налилось мистической энергией, и даже самые прожжённые скептики не могли не отметить, что капеллан стал больше, чем просто Ангелом Смерти. Больше, чем просто дредноутом. Больше, чем проводником воли Императора. И после этого торжественного события Цезон Руфий Кандид, капеллан Крестоносцев, вернулся в бой. Кровь забрызгала лицевую маску, когда капеллан схватил и сжал в манипуляторе бешеного выродка из культа генокрадов. Могучее трёхрукое создание в одиночку истребило целый взвод солдат СПО, но было бессильно против мощи дредноута. Кости на саркофаге Цезона потемнели, когда капеллан схватил грузовик культа и выпотрошил его вместе со всеми, кто находился внутри. И, наконец, капеллан искупался в крови во время обороны улья-зиккурата Тель-Химера, когда командор Мортен принял решения отступить с Вавилона. Несмотря на горькие обстоятельства, Цезон оставался уверенным в безоговорочной и неизбежной победе Бога-Императора. Капеллан был рьян и безжалостен. Он не просто ждал наступления этой победы, но старался приближать его каждую секунду своей новой жизни.