Ночь перед балом

Туго зашнурованный корсет пышного платья сдавливал тонкую талию, не давая возможности сделать нормальный глубокий вдох. Еле виднелся живой девичий румянец на впавших скулах, а в глазах всё ещё тлел тот самый неподдельный огонёк души. В огромном тускло освещённом зале эхом разносились величавые звуки вальса, кружа в умелом танце двоих. Крепко прижимая к себе её тело, Граф вёл, делая резкие повороты и вращая Анну в своих руках, как бесчувственную куклу. То ли от этих отрывистых шагов вальса, то ли от нехватки воздуха, одурманенный разум принцессы перестал различать действительность и иллюзии: пред глазами сгущалась белая пелена, а сознание постепенно улетучилось и теперь бродило где-то около дремучих лесов Трансильвании. Сама того не осознавая, этой ночью она была всего лишь игрушкой в руках Дракулы, который легко мог превратить её в вампира, навеки сделав своей невестой. Раз, два, три… Раз, два, три… Вращаясь в такт звучащей музыке, Граф кровожадно ухмылялся, поглядывая на тонкую шею Анны. Под нежной, чувствительной кожей виднелись тонкие синие вены, в которых живо пульсировала горячая кровь Валериусов. Он с болезненным наслаждением вдыхал грешный запах женского тела, каждый раз при этом подавляя свои демонические инстинкты. Долгие годы охоты и жажды давно открыли ему простую истину: воздержание доставляет большее удовольствие, чем сам процесс. Давно он так не играл с живым женским телом, давно не ощущал тонкого аромата жизни, исходившего от молодых девушек, давно… Три шикарные невесты круглосуточно были в его распоряжении, а он тайно желал только её, живую. Алира, Маришка, Верона – каждая из них могла мастерски ублажить Графа, исполнить все его прихоти, удовлетворить похабные желания. Каждая покорно отдавалась в его руки, тонула в холодных и сильных объятиях, молчаливо благодаря за подаренную ей вечную молодость и красоту. Однако Дракула всегда воспринимал это как должное. Он считал, что вампиры, мёртвые внутри, не умеют чувствовать. Граф был уверен, что вместе с кровью тогда ещё живых невест он испил до дна и их души. Раз, два, три… Раз, два, три… Вместе с кружащейся в вальсе парой, на стенах зала плясали сотни теней, у которых, казалось, был свой, абсолютно другой танец. Уже несколько часов подряд он не ослаблял хватку её талии и ладони, впиваясь своими ногтями в ослабленную ручку принцессы. Порывы ледяного ветра со свистом врывались сквозь открытые окна помещения, временами туша свечи, которые через несколько секунд вспыхивали вновь. В тёмных грозовых тучах пряталась полная луна, иногда показываясь, выходя из плена стихии. Своим бледно-желтым светом она освещала лица танцующей пары, и лучи этого дивного светила невольно заставляли Графа ускорить темп и кружиться по залу с неистовой скоростью. Раз, два, три… Раз, два… Стоп. Резкий наклон, и вот она нависла в нескольких десятках сантиметров над шахматным полом. Длинные кудрявые волосы лежат на холодном мраморе, а взгляд зелёных глаз по-прежнему устремлён в никуда. Кончиками пальцев Дракула очерчивает контуры её губ, острый подбородок и, медленно спускаясь к сонной артерии, нащупывает слабый пульс. Он чувствует, как жизнь проходит сквозь подушечки его пальцев, вливаясь в мертвое тело сладким нектаром. Давно он не предавался таким ощущениям. Может быть, уже пора? Подняв голову, Граф на несколько секунд закрывает глаза, и спустя мгновение на смену холодному блеску тёмно-карих глаз, приходит алое демонические сияние. Челюсть вытягивается, и вместо ровных зубов вырастают острые вампирские клыки. Вот он настоящий: бессмертное голодное чудовище, обречённое испытывать вечный холод на протяжении всей своей бесконечной жизни. Теперь он уже слабо контролирует себя. Ещё миг - и он будет жадно испивать кровь Анны. В последний раз всматриваясь в лицо пока ещё живой принцессы, Дракула ловит пристальный взгляд и сквозь дурманящую пелену жажды видит движение её полуоткрытых губ. Внезапная молния озаряет его сознание, захмелевшее от предвкушения желанной крови, и он приходит в себя, снова контролируемый трезвым разумом. Аккуратно положив Анну на холодный пол, он уходит прочь. Почему-то он знал, что не сможет превратить её сегодня. Ведь воздержание доставляет большее удовольствие, чем сам процесс, не так ли?