***
— Смотри, яблоки в карамели! Пойдём, купим? — Морал тонким пальцем в сторону ларька указывает и улыбается лучезарно, зубы острые не специально миру демонстрируя. Тацухико просто не способен отказать, потому и шагает следом, кошелёк в кармане выискивая. — Вкуснятина! — младший Шибусава багрово-красное яблоко кусает и глотает, почти не жуя. Старший так не может — разглядывает плод и любуется бликами на карамельном покрытии, — и отчего-то в голове появляется образ серебряного ножа с фигурной ручкой, вонзённого в такое же яблоко. — Ты есть-то будешь? — А? Да, конечно. Или ты хочешь? Его собеседник протянутую руку с лакомством отталкивает, чёрной ткани перчатки, кажется, слегка покрасневшей кожей касаясь. — Я наелся, просто денег жалко было бы, — он отходит в сторону и на пару секунд склоняется над клумбой, срывая цветок. — Что ты делаешь? — Тацу бы и рад яблоко всё-таки начать есть, да интересно же, что брат творит. — Тебе идёт, — Морал отступает на полшага, цветок чёрной космеи в белых волосах оставляя. Улыбается, смеётся даже. Не над ним, просто потому что весело. Весело гулять, весело время вместе проводить. Только взгляд снова упирается в покрасневшую немного у него на руках кожу.***
Младший Шибусава тискает плюшевого дракончика, к груди его прижимая. Игрушка детская, но получена как приз — за сколько-то там попаданий в тире. А значит, будет занимать почётное место на тумбочке в спальне и просто в сердце у инициатора сегодняшней прогулки. — Темнеет. Тебе понравилось? — Тацухико, запрокинув голову, звёзды, пока ещё в небольшом количестве объявившиеся, разглядывает. — Очень. А тебе? — Морал меняет немного курс и теперь куда ближе идёт, голову к чужому плечу прикладывая. — Тоже, — сейчас, особенно в свете зажёгшихся фонарей и на фоне ярко-красной ткани игрушки чётко видно — у него руки красные. Сгорел всё-таки на солнце. Потому что слушаться надо старшего брата было, а не строить из себя непослушного ребёнка. — Не холодно? — Было бы холодно — я бы рукава опустил. А ты ведь видишь, что они в прежнем состоянии? — до дома осталось каких-то пара поворотов, но рука всё равно только сейчас на чужое плечо ложится и прижимает к себе ещё ближе. — Вижу, вижу. Но лучше бы всё-таки опустил, — он, наверное, это и сам понимает, только признавать не хочет. Как, впрочем, и всегда. — Да ну тебя, — не отстраняется, но бодает шутливо всё то же плечо и дракончика крепче сжимает, носом в его голову утыкаясь.***
— Тут, вроде, осталось немного, — из аптечки наконец появляется полупустой тюбик с потёртой в некоторых местах краской. — Ну Та-а-ацу! Я вполне способен и без этого прожить, не маленький! — не оставляет попыток улизнуть даже с дивана, куда его уже насильно посадили и где находится в поле зрения однозначно. — А мне кажется, наоборот, — беглеца за запястье ловят, заставляя тихо от боли прошипеть, и возвращают на место. Мазь прозрачная на кожу ложится приятно, сразу легче становится. Тацухико сначала по одной руке равномерно лечебное средство размазывает, потом по другой — они больше всего пострадали. Остаётся обработать только несколько красных пятен на груди и животе и щёки, на которых ожог почему-то такой, что можно легко с румянцем спутать. — На этом твоя работа окончена, спасибо, — не любит Морал когда о нём заботятся. Или, точнее, не любит показывать то, как ему это нравится, потому снова пытается из цепких рук вывернуться и убежать в комнату или хотя бы в туалет, лишь бы беспомощным себя не чувствовать. Только падает на всё тот же диван от подсечки ловкой и теряет пути к отступлению. Старший Шибусава не отчитывает — только мазью, охлаждающей ожог, на чужой щеке мажет да за подбородок держит, чтоб не вертелся. Потом уже с животом расправляется, зажав коленкой ногу, пытавшуюся лягнуть куда-то в пах. — А пошли завтра ещё гулять? — внезапно звучит вопрос на последних мазках по повреждённой солнцем коже. — Тут на новую прогулку не хватит. — Тацухико потрёпанный и совершенно пустой тюбик в мусорный пакет бросает, убедившись, что больше он ни на что не годен. Надо будет найти потом, где такие продаются.