Однажды в полдень золотой

Розы в поместье Вандербумов в этом году были по-настоящему прекрасны. Конечно, в основном все, что касалось красоты сада возле дома, было заслугой Эммы. Но, именно в этом году Альберт, неожиданно для всех (и, возможно, даже для самого себя) вызвался взять на себя уход за крайне капризными цветами в небольшом розарии. И результаты впечатлили всех, даже подтрунивавшего на этот счет над младшим братом Сэма. - Черт возьми, Альберт оказывается может делать что-то, помимо вечного чтения этих странных алхимических книжек! - хохотнув, заявил он за очередным семейным завтраком. И хоть слова эти были сказаны не без тени привычной заносчивости, но даже Сэм таким образом в кои-то веки признал заслуги своего родственника. На это Альберт лишь тяжело вздохнул, молча продолжив завтракать и не удостоив эти язвительные слова никаким ответом. … Не было ничего удивительного в том, что ни Вандербумы, ни Ида, не заметили, что самый угрюмый член их семьи изъявил желание следить за розарием лишь после того, как невеста Сэма обмолвилась за вечерними посиделками у камина о том, что ее любимыми цветами всегда были розы.

***

Розы в поместье Вандербумов в этом году были еще прекраснее, чем в предыдущем. Только на сей раз никто уже не обращал на данный факт никакого внимания. Люди имеют чертовски неприятную особенность быстро привыкать к хорошему. Альберт устало выдохнул, загоняя мотыгу еще глубже в землю и вытирая свободной рукой капельками проступивший пот со лба. Июльский, жаркий полдень был в самом разгаре, и на лазурном небе не было видно ни облачка. Не лучшее время для работы во дворе, но сезон подрезки роз не ждал прохладной погоды. И оттого, закончив с окапыванием грядок, Альберт взялся за маленький, перочинный ножик, все это время ожидавший своего часа рядом с прочими инструментами, раскиданными по траве. Розы послушно пригибались ниже к земле, листья и сухие стебли мягко падали вниз, срезанные под самое основание. Юные розы — совсем не колючи, их шипы еще не стали твердыми и жесткими, как это бывает на исходе лета, но даже с ними нужна осторожность. Закончив с одним кустом, мужчина тут же переходил к другому, затем — к следующему, и так по очередности он продвигался все ближе и ближе к забору. Розарий Вандербумов занимает достаточную площадь на участке, так что, работы летом в саду всегда было предостаточно. Но, неожиданно для Альберта, свет уже привычного, палящего июльского солнца на мгновение померк, словно на него резко набежало крупное облако. - Добрый день, Альберт. Все работаете? Этот певучий, чуть низкий голос он узнал бы даже сквозь самый крепкий сон. И оттого, он порывисто поднялся с колен, стоя на которых все это время работал, и устремил взгляд на обратившегося к нему человека. Алый зонтик от солнца, сжимаемый Идой в руках, отбрасывал тень настолько большую, что она полностью закрывала собой и ветвистый розовый куст, и поглощенного садоводством Альберта. Но лицо Иды, и в особенности глаза, все равно светились каким-то загадочным, сверхъестественным светом — по-крайней мере, так казалось всем, кто встречался с гадалкой из лилового шатра. И в особенности, так казалось Альберту. Поймав на себе ошарашенный взгляд мужчины, она мягко улыбнулась своей обычной, будничной улыбкой. Такой улыбкой обычно встречают старых знакомых, с которыми их никогда ничего не связывало вместе, кроме разговоров по утрам по дороге в продуктовую лавку. - Д-да, добрый… добрый день! - Альберт не сразу нашелся, что ответить, но в итоге, он все же смог выдавить из себя что-то, похожее на неуклюжее приветствие. Их разговоры с Идой были настолько редки, что за полгода ее отношений с Сэмом их можно было пересчитать по пальцам одной руки. И хоть Альберт с жадностью ловил каждый мимолетный взгляд, брошенный невестой брата в сторону угрюмого мужчины, он никогда не пробовал завести разговор первым, лишь незримой тенью наблюдая за объектом своего вожделения со стороны. Он много раз мечтал о том моменте, когда наконец-то сможет поговорить с Идой. Наедине. И вот теперь, когда этот момент настал, Альберт осознал, что абсолютно не знает, о чем им говорить. Видимо, молчание затянулось настолько долго, что, пока алхимик тщетно перебирал темы для разговора у себя в голове, Ида решила взять все в свои руки. - Красивые розы. У Вас и впрямь хорошо получается ухаживать за цветами. Наверное, сказывается влияние мисс Эммы? Тема, намеренно выбранная максимально нейтрально, вопреки здравому смыслу повлекла за собой абсолютно неожиданный ответ. Альберт издал нервный и хриплый смешок, рефлекторно дотронувшись до половинчатой маски, прикрывавшей обезображенную часть его лица. - Вот уж точно не Эммы, - в словах, брошенных им при этом, явственно ощущалась затаившаяся где-то глубоко внутри агрессия. - Я не права? Что ж, в таком случае, наверное дар к общению с цветами у вас семейный, - Ида мягко постаралась сгладить внезапно вылезшие углы, параллельно быстро переведя тему, на интересовавший ее с самого начала вопрос — К слову о семье. Не подскажите, где я могу сейчас найти... Но ее вопрос завис в воздухе, так и не получив продолжения. Удивленный такой резкой паузой в предложении, Альберт, впервые за все время их разговора, оторвал глаза от земли, в надежде перехватить взгляд столь милых сердцу глаз, но, с разочарованием, он обнаружил, что Ида по какой-то причине вперилась своим пронзительным взором… в его руку? Полностью сбитый этим с толку мужчина, непонимающе поднес правую ладонь к своему лицу, рассчитывая увидеть то, что заставило гадалку с таким странным выражением лица сверлить взглядом его руку. Вся тыльная сторона ее была полностью окрашена в насыщенно-алый цвет. ...Ах, да, должно быть, нервничая, он слишком сильно сжал раскрытый нож в ладони. Кровь до сих пор тонкой струйкой стекала вниз, капая на сочную зелень под ногами, но неприятную, ноющую боль Альберт ощутил лишь теперь, когда увидел глубокую рваную рану своими собственными глазами. - Ох, прошу прощения… Я… Я порезался немного раньше, во время работы, да, - выдавив из себя натянутую улыбку произнес он, смущенно отведя покалеченную руку за спину. Не хватало еще чтобы его милая Ида начала считать его странным, как и все остальные члены семьи. Если она до сих пор так не считает, конечно же. Ида не ответила. Она лишь пристально посмотрела своими бледно-голубыми как лед глазами прямо в душу Альберту, словно, прочитав каждую мысль проскользнувшую в его голове за все это время. В этой повисшей, напряженной тишине, где мужчина слышал лишь быстрый стук собственного сердца, заглушающий даже веселое пение птиц, девушка молча запустила руку в небольшой карман на своем платье и извлекла оттуда простой, хлопковый платок. - Не стоит работать с такой раной, вы можете занести туда грязь и получить заражение крови — все так же спокойно заметила Ида, видимо, сделав вид, что поверила в эту странную отговорку. С этими словами она, не торопясь, сократила то небольшое расстояние, что было между ними. Альберт, содрогнувшись всем телом, порывисто попытался отступить назад, но угодил ногой прямо в розовый куст, с которым он не столь давно работал до появления Иды. Сам не зная почему, он испугался. Чего именно? То был какой-то иррациональный страх, не поддающийся абсолютно никакому логическому объяснению. Это было абсолютно глупое и детское поведение для взрослого джентльмена, и Альберт прекрасно это понимал, но тело двинулось назад рефлекторно. Отступать было некуда. Зонтик Иды и тень от него укрыли Альберта от палящего, летнего зноя с головой, а сама девушка оказалась к нему так близко, как не была никогда ранее до этого. Стоило лишь протянуть руку и он смог бы положить ладонь на ее щеку, или провести пальцами по ее рыжим, отливающим золотом в свете яркого солнца волосам. Но конечно же, Альберт не мог этого сделать. Не сейчас. И, скорее всего, никогда в этой жизни. Ида, подобно бабочке из детства, тут же испуганно упорхнула бы прочь, затрепетав своими разноцветными крылышками. На бабочек следует смотреть издалека, не приближаясь ни на шаг больше дозволенного. И потому, Альберт лишь мог тихо поинтересоваться, немного дрожащим от внутреннего напряжения голосом: - Что такое? Но мягкое прикосновение незнакомых ранее рук к его изрезанной ладони словно током прошло сквозь все тело. Для Иды, вероятно, этот жест не являлся чем-то особенным — скорее всего, она проявила бы такую заботу по отношению к любому из Вандербумов. Но для Альберта в этот миг перестало существовать все в округе. Лишь тепло ее тонких, аккуратных пальцев, перевязывающих платком его рану было в этом мире, заполненным золотым светом июльского полудня. Были лишь ее рыжие, еле заметные, опущенные вниз ресницы, и сосредоточенное выражение лица, и редкие веснушки на бледных, впалых щеках, и тонкие, аккуратно подкрашенные брови, и… - Ну вот и все. Будьте осторожнее в следующий раз, - тепло пропало, словно весь этот момент изначально был каким-то сладким сновидением. Ида одарила ошарашенного Альберта короткой, деловой улыбкой и, развернувшись, начала удалятся. Солнце вновь вернулось, когда алый зонтик исчез вместе со своей владелицей. Но, сквозь летний, изнуряющий зной, мужчина, опустивший свои глаза на аккуратно перевязанную ладонь, стоял как громом пораженный и ощущал лишь жуткий, опустошающий душу холод. И когда за домом раздался радостный голос Сэма, которому вторил теплый, сладостный смех Иды, Альберт, поднес трясущуюся мелкой дрожью руку к своему лицу. Из окон, выходящих на сад никто не видел, как мужчина, с горящими каким-то дьявольским, жутким огнем глазами, запечатлел своими иссушенными губами поцелуй на окровавленном платке, заботливо обвязанном вокруг его ладони. И криво ухмыльнулся. Тот день был единственным днем за всю жизнь Альберта Вандербума, когда он ощутил то, что в человеческом обществе принято называть «счастьем».