История пиратки

Ты меня не найдешь никогда, В пустоту все уходят пути, Там цепями богов скован я, И нельзя мне оттуда уйти. Я и узник, и раб, и король, Для своей нелепой судьбы. Долго я терпел эту боль, Но нельзя мне отсюда уйти. Цепи руки сковали и жизнь, Тяжелы они и прочны. Мне бы взять и с рук их сорвать, И покой, наконец, обрести. Но те цепи не смертный ковал. Не пытайся меня ты спасти. Ни один бог те цепи проклял, Чтоб не мог я отсюда уйти. Но когда-нибудь цепи спадут, Отворятся… Автор: Dred

Капитан Блад стоял на палубе. Верные ему матросы стояли и ждали его приказания. Дон Диего выкрикивал какие-то проклятья. Надо было что-то делать, иначе сейчас прибудет испанский корабль и поднимет на воздух их корабль. К нему подошли Хагторп, Волверстон и канонир Огл. Все молчаливо всматривалис в приближавшийся корабль. Сейчас он шёл наперерез курсу «Синко Льягас». — Довольно скоро этот корабль подойдет к нам на расстояние пушечноно выстрела, и тогда его пушки сметут все с нашей палубы, — заметил капитан Блад. — Мы будем драться, тысяча чертей! — вовсю глотку завопил Волверстон. — Драться? — капитан Блад что-то неудовлетворительно хмыкнул. — Драться, когда у нас на корабле не больше двадцати человек? Даже наша огневая мощь намного уступает противнику, и думаю, и получаса не пройдет, как мы окажемся в плену. Я думаю, у нас остался только один выход — доказать испанцам на том корабле, что это корабль дона Диего, и что мы являемся вернейшими поддаными Его Католического Величества. — Но как это сделать? — спросил Хагторп. — Я думаю над этим, — капитан Блад задумчиво посмотрел на зеленоватую воду Карибского моря, — если бы… Канонир Нед Огл, склонный к сарказму и иронии, перебил капитана. — Конечно, мы могли бы послать дона Диего де Эспиноса с испанскими гребцами заверить его брата-адмирала, что все мы являемся верноподданными его католического величества, короля Испании… Капитан Блад вскипел и резко повернулся к нему, с явным намерением осадить шутника. Но внезапно выражение его лица изменилось, а в глазах вспыхнуло просветление. — Чёрт подери, а ведь ты прав! — воскликнул капитан Блад, — Проклятый пират не боится смерти, но у его сына может быть другое мнение. Сыновняя почтительность у испанцев весьма распространённое и сильное чувство… Эй, вы! — обратился он к людям, стоявшим возле пленника. — Тащите его сюда! И, показывая дорогу, Блад спустился через люк в полумрак трюма, затем направился к корме и, широко распахнув дверь, вошёл в просторную кают-компанию. Несколько человек из его команды тащили за ним связанного испанца. Все хотели посмотреть, как капитан Блад расправиться с преступником, однако капитан строго приказал никому не покидать своих постов. В кают-компании стояли три заряженные кормовые пушки. Их дула высовывались в открытые амбразуры. — За работу, Огл! — приказал Блад, обращаясь к коренастому канониру, указав ему на среднюю пушку. — Откати её назад. Канонир в тот же миг выполнил распоряжение капитана. Блад кивнул головой людям, державшим дона Диего де Эспиноса. — Привяжите его к жерлу пушки! — приказал он и, пока они торопливо выполняли его приказ, сказал, обратясь к остальным: — Отправляйтесь в кормовую рубку и приведите сюда испанских пленных. А ты, Дайк, беги наверх и прикажи поднять испанский флаг. Дон Диего, привязанный к жерлу пушки, неистово вращал глазами, проклиная капитана Блада. Руки испанца были заведены за спину и туго стянуты верёвками, а ноги привязаны к станинам лафета. Даже бесстрашный человек, смело глядевший в лицо смерти, может ужаснуться, точно узнав, какой именно смертью ему придётся умирать. На губах у испанца выступила пена, но он не переставал проклинать и оскорблять своего мучителя: — Варвар! Дикарь! Проклятый еретик! Неужели ты не можешь прикончить меня как-нибудь по-христиански? Капитан не обращал внимания на проклятия, сыпавшиеся на него градом. И вдруг капитан Блад увидел Анну, или Настю, как она себя называла. Девушка была бледна и что-то читала, шевеля одними губами. «Здесь ей не место», — подумал капитан Блад, — «Она не должна этого видеть». — Капитан?! Блад понял, что Настя обратилась к нему. — Да, сестра, — произнес он с ноткой иронии, — что-то случилось? — Ради Господа нашего и сына Его, объясните, что здесь происходит? Девушка с некоторым волнением посмотрела на капитана. — Дорогая сестра, сейчас я бы тебе посоветовал пойти в свою каюту и немного отдохнуть. Я не знаю, чем это может закончиться, — признался капитан Блад, с тяжелым сердцем посмотрев на слегка растерявшуюся Настасью, — тебе надо быть готовой ко всему. Названная сестра капитана Блада хотело было послушаться совета своего брата и уйти с палубы, но в этот момент канонир Огл привел испанских пленников. Капитан Блад вдруг понял, что совершил ошибку. Анна может не выдержать такого испытания на честь, ведь ей было не больше шестнадцати лет. Дело принимало не очень хороший оборот. — Сестра, прошу вас, пройдите в свою каюту, — сказал он по-братски, но в голосе прозвучали стальные нотки. Настасья кивнула и чуть-чуть пошатываясь, выбежала с палубы. Капитану показалось, что девушка вот-вот упадет в обморок. Но это не должно было его волновать. По крайней мере не сейчас. Капитан Блад повернулся к шестнадцати закованным в кандалы испанским пленникам, спешно согнанным в кают-компанию корабля. Уже по пути сюда они слышали крики дона Диего, а сейчас с ужасом поняли, в каком положении находится испанский гранд. Миловидный подросток с кожей оливкового цвета, выделявшийся среди пленников своим некогда прекрасным костюмом и манерой держаться, рванулся вперёд. — Отец! — закричал он. Он извивался в руках своих мучителей и мучителей его отца и призывал небо и ад отвратить этот кошмар, а затем обратился к капитану с мольбой о милосердии, причём эта мольба в одно и то же время была и неистовой, и жалобной. Взглянув на молодого испанца, капитан Блад с удовлетворением подумал, что отпрыск дона Диего в достаточной степени обладает чувством сыновней привязанности. Позже капитан, много думаю об этом эпизоде его жизни, говорил, что на мгновение его разум возмутился против выработанного им жестокого плана. И для того чтобы прогнать это чувство, он вызвал в себе воспоминание о злодействах испанцев в Бриджтауне. Он припомнил побледневшее личико Мэри Трэйл, когда она в ужасе спасалась от захватчика-испанца, которого он убил; он вспомнил и другие, не поддающиеся описанию картины того ужасного и кошмарного дня, и это укрепило угасавшую в нём твёрдость. Бесчувственные, кровожадные испанцы, со своим религиозным фанатизмом, не имели в себе даже искры той христианской веры, символ которой был водружён на мачте приближавшегося к ним корабля. Ещё минуту назад мстительный и злобный дон Диего утверждал, будто господь бог благоволит к католической Испании. Ну что ж, пускай испанский гранд будет сурово наказан за свое глупое заблуждение. Почувствовав, что твёрдость вернулась в его сердце, Блад приказал Оглу зажечь фитиль и снять свинцовый фартук с запального отверстия пушки, к жерлу которой был привязан дон Диего. И когда Эстебан де Эспиноса-и-Вальдес разразился новыми проклятиями, перемешанными с мольбой, Блад круто повернулся к нему. — Молчи! — гневно бросил он. — Молчи и слушай! Я вовсе не имею намерения отправить твоего отца в ад, как он этого заслуживает. Я не хочу убивать его, понимаешь? Удивлённый и, можно сказать, пораженный таким заявлением своего врана, сын дона Диего сразу же замолчал, и капитан Блад заговорил на том безупречном испанском языке, которым он так блестяще владел, к счастью как для дона Диего, так и для себя. — Из-за подлого предательства твоего отца мы попали в тяжкое положение. У нас есть все основания опасаться, что этот испанский корабль захватит «Синко Льягас». И тогда нас ждёт гибель. Так же как твой отец опознал флагманский корабль своего брата, так и его брат, конечно, уже узнал «Синко Льягас». Когда «Энкарнасион» приблизится к нам, то твой дядя поймёт, что именно здесь произошло. Нас обстреляют или возьмут на абордаж. Твой отец знал, что мы не в состоянии драться, потому что нас слишком мало, но мы не сдадимся без боя, а будем драться! — Он положил руку на лафет пушки, к которой был привязан дон Диего. — Ты должен ясно представить себе одно: на первый же выстрел с «Энкарнасиона» ответит вот эта пушка. Надеюсь, ты понял меня? Дрожащий от страха Эспиноса-младший взглянул в беспощадные глаза Блада, и его оливковое лицо посерело. — Понял ли я? — слегка запинаясь, тихим глосом пробормотал юноша. — Но что я должен понять? Если есть возможность избежать боя и я могу помочь вам, скажите мне об этом, и я сделаю все, что в моих силах. — Боя могло бы и не быть, если бы дон Диего де Эспиноса лично прибыл на борт корабля своего брата и заверил его, что «Синко Льягас» по-прежнему принадлежит Испании, как об этом свидетельствует его флаг, и что на борту корабля всё в порядке. Но дон Диего не может отправиться лично к брату, так как он… занят другим делом. Ну, допустим, у него лёгкий приступ лихорадки и он вынужден оставаться в своей каюте. Как его сын ты можешь передать всё это своему дяде и засвидетельствовать ему своё почтение. Ты поедешь с шестью гребцами-испанцами, из которых сам отберёшь наименее — болтливых, а я, знатный испанец, освобождённый вами на Барбадосе из английского плена, буду сопровождать тебя. Если я вернусь живым и если ничто не помешает нам беспрепятственно отплыть отсюда, дон Диего останется жить, так же как и все вы. Но если случится какая-либо неприятность, то бой с нашей стороны, как я уже сказал, начнётся выстрелом вот из этой пушки, и твой отец станет первой жертвой схватки. Он умолк. Из толпы его товарищей послышались возгласы одобрения, а испанские пленники заволновались и зашептались. Дон Эстебан, тяжело дыша, ожидал, что отец даст ему какие-то указания, но дон Диего молчал. Видимо, мужество покинуло его в этом жестоком испытании, и он предоставлял решение сыну, так как, возможно, не рискнул советовать ему отвергнуть предложение Блада или, по всей вероятности, посчитал для себя унизительным убеждать сына согласиться с ним. — Ну, хватит! — сказал Блад. — Теперь тебе всё понятно. Что ты скажешь? Дон Эстебан провёл языком по сухим губам. Он в отчаянии взглянул на отца, словно умоляя его сказать что-нибудь, но дон Диего всё же продолжал молчать. Юноша всхлипнул, и из его горла вырвался звук, похожий на рыдание. — Я… согласен, — ответил он наконец и повернулся к испанцам. — И вы… вы тоже согласны! — с волнением и настойчивостью произнёс он несколько дрожащим голосом. — Ради дона Диего, ради меня, ради всех нас. Если вы не согласитесь, то с нами расправятся без всякой пощады. Поскольку дон Эстебан дал согласие, а их командир не приказывал им сопротивляться, то зачем же им было проявлять какой-то бесполезный героизм? Не раздумывая, они ответили, что сделают всё, как нужно. Блад отвернулся от них и подошёл к дону Диего. — Очень сожалею, что я вынужден оставить вас на некоторое время в таком неудобном положении… — Тут он на секунду прервал себя, нахмурился, внимательно поглядел на своего пленника и после этой едва заметной паузы продолжил слегка изменившимся голосом, — Но я думаю, что вам уже нечего опасаться. Будем надеяться, что худшего не случится. Дон Диего продолжал упорно молчать. Питер Блад ещё раз внимательно поглядел на бывшего командира «Синко Льягас» и затем, поклонившись ему, отошёл, чтобы никто ничего не смог заподозрить.