Мой наркотик

POV KAROL Дверь в гримёрку открывается, и мы с Руджем просто вваливаемся в комнату, а после он закрывает дверь на ключ, не переставая целовать меня, прижимает к стенке, пытаясь снять мое платье. — Нет, Рудж! — останавливаю его я, — мы обещали остановиться и наконец-то должны это сделать. Просто обязаны! Так не может дальше продолжаться! На самом деле, мы далеко не первый раз занимаемся сексом здесь, в этой самой гримёрке. И каждый раз мы обещаем друг другу, что это был последний раз, самый последний раз, и что такого больше не повторится, но как бы ни так. Мы не сдерживаем обещание и через два-три дня долгих и мучительных сопротивлений снова оказываемся здесь, потому что нам это нужно, мы нуждаемся в этом, как наркоман в дозе наркотика. Так было и сегодня. После того как режиссёр дает всем нам тридцать минут перерыва, чтобы мы могли немного отдохнуть от долгих съемок или перекусить, — Руджеро сразу привел меня сюда. — Я сказала, нет — значит нет! — повторяю я, потому что в первый раз на него мои слова не подействовали, и он снова попытался отвлечь меня поцелуями, — в этот раз продолжения не будет, Паскарелли! Смирись! — Ты так уверена в этом? — шатен усмехается и отходит от меня, — а вот я нет. Зато, знаешь, в чем уверен я? — Паскарелли замолчал, ожидая моего ответа, но я молчала, — в том, что как бы ты не упиралась сейчас — все равно окажешься в моей власти. Я все равно доставлю тебе удовольствие, от которого ты будешь не в состоянии сдерживать себя. И я снова заставлю тебя кричать мое имя, малышка, — последнее предложение он прошептал мне на ухо, закусывая мочку. Из моей груди непроизвольно вырывается стон, и итальянец усмехается. Я понимаю, что он прав, ведь так оно и было. Каждый раз я сопротивлялась и была решительно настроена: дать Руджеро отпор; но в последний момент что-то шло не так и я сдавалась, проигрывая в импровизированной схватке. И я знаю, что именно. Я сама хотела этого не меньше, чем он. — Нам правда нужно остановиться, — говорю я спокойно и очень-очень тихо, что удивило даже меня, — хотя бы потому что у тебя есть девушка. Мы и так сделали много того, чего не должны были, — и похоже именно эти слова приводят его в чувство. — Ладно, давай остановимся, — сдается итальянец после нескольких минут молчания. Мы стоим и просто смотрим друг на друга, а потом… не знаю, что со мной, но я тяну парня за рубашку и начинаю расстёгивать пуговицы на ней. Господи, как же я хочу его! Хочу прикоснуться к нему, и неважно как, лишь бы чувствовать его рядом. — Я когда-то уже снимал с тебя это платье, помнишь? — говорит он, а его руки медленно-медленно расстёгивают молнию на моем платье и также неторопливо помогают ему спасть с плеч, оставляя на бедрах. Его мимолетные прикосновения к моей коже оставляют за собой табун мурашек, и я вздрагиваю, пока все мое тело напрягается в предвкушение. — Нет. Напомни, — шепчу я, смотря на губы итальянца, которые были в паре сантиметров от моих. Его не приходится просить дважды, потому что уже через секунду Руджеро с животной страстью целует меня, кусая губы, и я ему в этом не уступаю, с энтузиазмом отвечая. Дальше все происходит словно в тумане и очень-очень быстро. Шатен оголяет мою грудь, швыряя бюстгальтер куда подальше, а я же не теряю времени зря: расстёгиваю ширинку его брюк и запускаю свою руку в его боксеры, касаясь члена. Реакция не заставляет себя долго ждать. — А ты у нас, оказывается, плохая девочка, — скорей утверждает, чем спрашивает, простонав. — Рудж, ну давай будем честны, ты и не тому научить можешь, — смело заявляю, продолжая манипулировать им. — Причем здесь я? — он пытается быть серьезным, но у него это не очень получается из-за моего занятия. И я не собираюсь останавливаться. Мне нравится видеть его таким. А еще больше мне нравится тот факт, что причина такого его состояния — я. — Если бы ты не оказывал на меня влияния — я бы не вела себя так, — уверенно говорю, сильней сжимая плоть парня в своей руке, понимая, как сильно он хочет меня, что заставляет меня лукаво усмехнуться. В ответ на такое заявление он лишь рычит мне в губы, перехватывает руку, дабы я больше не мучила его, и закидывает мою ногу на свое напряжённое бедро. А трусики, которые были на мне, просто порвал и резко вошел внутрь, сразу начиная быстро двигаться. Я оставляю яркие отметины на его спине, которые точно будут заметны, но и ему и мне на это сейчас абсолютно плевать. Изо всех сил пытаюсь сдерживать стоны, но с его темпом это практически невозможно, и я знаю, чего он добивается, и знаю, что он обязательно этого добьется. Он легко может лишить меня самообладания и рассудка. Он знает все мои слабые места, и только благодаря этому я уязвима перед ним. Конечно, я злюсь на себя за это тогда, когда включается мой мозг, но не сейчас. Сейчас мне нравится то, что мы делаем и то, что он заставляет меня чувствовать, как бы ужасно это не звучало из моих уст. Ему нравится, когда я не сдерживаю свои стоны и кричу во все горло, вовсе не скрывая, чем мы тут занимаемся. Да и смысл? Всё равно все и так все знают про нас и тактично молчат. Даже моя мама, но она не говорит об этом открыто, а лишь намекает на то, что Паскарелли меня использует. Я же не была с ней согласна, потому что то, что мы занимаемся сексом — наше общее обоюдное желание. Никто никого ни к чему не принуждал. Мы оба понимали, что никогда не будем вместе, что у нас не будет ни семьи, ни детей. Мы просто хотели этого. И мы знали, что после снова дадим друг другу обещание, снова его не сдержим и снова вернемся сюда. Он был моим наркотиком, а я — его.