***
Эмма три дня просидела дома. Да, да именно Эмма. Чем больше она здесь пребывала, тем больше память Гарриет Поттер превращалась скорее в набор знаний и фактов о той жизни, чем в реальные воспоминания. Честно говоря, она даже была рада. Та жизнь была дерьмовой и одинокой. Здесь было немногим лучше, но, по крайне мере, она здесь была не одна. Когда Генри впервые ей позвонил и она услышала его голос, такой настоящий, не по воспоминаниям… То едва закончив разговор, плакала, как никогда в жизни, обеих из них, не плакала. Она плакала о том, что все же отдала его, ведь на нее больше не действует заклятие Реджины и она прекрасно все помнит, эти воспоминания, к ее сожалению, эмоциональной окраски не потеряли, она плакала о том, что упустила всю его жизнь, а еще она оплакала ту маленькую девочку, которой когда-то была Гарриет Поттер. Она никогда не позволяла себе, себя же жалеть, но теперь, когда та жизнь стала словно и не ее вовсе, она позволила всласть порыдать над той сироткой. Здесь она тоже теперь была (или вновь стала?) сиротой, но как-то это было менее горько. Опять же, существование Генри, которого ей все больше не терпелось увидеть, наполняло ее теплом и смывало горечь. Да, свою сказочную часть семейства она, скорее всего, не увидит, но сын остался с ней, и в этот раз она его не отпустит. Да и магия, ее единственный верный спутник, как выяснилось, ее не оставила, хотя и была теперь довольно странной. Этакой помесью магии того мира и магией Заколдованного леса. Впервые она это поняла, когда случайно разбив вазу, рефлекторно попыталась ее восстановить, что вышло весьма прекрасно, вот только вместо того, чтобы просто склеиться, как это было раньше, осколки окутало белой дымкой, а когда та исчезла, ваза была как новенькая. Хотя нет, кое-что помимо магии и знаний от Гарриет осталось. Некоторые особо яркие черты характера и явно разные вкусы в мужчинах. Не то, чтобы у нее в прошлой жизни был так уж сильно развит подобный женский атрибут, но Уолш — определенно парень не в ее вкусе. К тому же, от него воняло, как от мокрой макаки. И как только прежде не заметила этого? Возможно, все дело было в том, что магия раньше в ней здесь дремала, да и пользоваться Эмма ей явно не умела, не то, что теперь. Поэтому не удивительно, что она послала Уолша, когда на четвертый день он приперся якобы обеспокоенный тем, что она не берет трубку. Он был странный, пахло от него отвратно, да и ее магия бунтовала в его присутствии, к тому же, он ей просто не понравился. Слишком уж скользкий и фальшивый. Но самым эпичным событием стал первый выход в мир, так сказать. На пятый день, день, в который должен был вернутся Генри, Эмма собралась и потопала за продуктами. Раньше она была так себе кулинаром, но благодаря новообретенным знаниям все было иначе, и она была решительно настроена встретить своего мальчика домашней пищей, а не пиццей и прочим фасфудом. Но когда она возвращалась из магазина, то краем глаза заметила в витрине книжного магазина обложку с названием «Гарри Поттер и Дары Смерти» и чуть пакеты не уронила. — Мерлиновы яйца, — тихо пробормотала Эмма, подойдя ближе. — Да вы должно быть шутите… Одно дело знать, что отныне она первенец сказочных персонажей, а другое знать - что и ее прошлая жизнь, здесь, какая-то фэнтезийная книженция! Быстро войдя в магазин, она тут же направилась к полкам, где обнаружила, что эта макулатура существует, блин, в семи томах! — Я не гребаный мальчик! — возмущенно бормотала блондинка, стоя возле одного из стеллажей книжного магазина и яросто листая последнюю книгу из знаменитой серии о «Гарри Поттере». Тут она краем глаза заметила свое отражение и опустив плечи, обреченно добавила: — И я очевидно больше не Поттер… Ну почему все шишки мне? Опять! Будто, что я теперь дочь чертовой Белоснежки было мало!.. Захлопнув книгу, она сердито засунула ее на место, чем напугала бедную бабуленцию, которая как раз выходила из отдела с книгами по кулинарии. Извинившись и выйдя на улицу, она глубоко вздохнула, пытаясь успокоится, после чего глянув вновь в отражение витрины, гордо вскинула голову и сказала: — Блонд снова в моде! И к черту всяких бумагомарак, вроде Дж. Роулинг!.. И мальчиков-выживальщиков!.. И все так же высоко вздернув нос, пошла домой.***
Генри был просто мечта, а не ребенок! И даже его уже третий час не останавливающийся треп, не мог ее в этом разубедить. Когда она в первый раз положила на него глаз, то не смогла сдержать улыбки, как и не смогла сразу прекратить его обнимать. Бедняга парень, аж весь засмущался, когда его мать прямо на глазах всего класса расцеловала его в щеки и всего затискала! Но Эмма просто была слишком в восторге, чтобы это заметить. У нее есть сын! Эх, попади она в этот мир на десяток лет пораньше в жизнь бы его не отдала. Эмма сама по себе упрямица, а уж вкупе с тем багажом, который ей остался от Гарриет Поттер, ух!.. Но что уж теперь поделать? А от восторга в его глазах, когда он попробовал ее отбивные, а потом и пирог, она чуть вновь не кинулась его обнимать. Еще никто, в обеих ее жизнях, так не хвалил ее стряпню! — Мам, это было просто потрясающе! Почему ты раньше так не готовила? — сказал Генри с набитыми пирогом щеками. И это было правдой. Он любил свою мать, но готовила она так себе, не то что сейчас!.. — Потому что… кулинарные курсы успела закончить только к твоему приезду, малыш, — выкрутилась Эмма, потрепав мальчика по макушке и старательно следя за своей речью. Как выяснилось, британский акцент тоже частично достался ей от Гарриет, поэтому порой он проскальзывал в ее речи. И если внезапно улучшенные навыки готовки она могла объяснить, то акцент вряд ли. После ужина они устроились на диване и просто наслаждались компанией друг друга. Эмма, за все свои жизни, столько об американских музеях не слышала! Ее парень был умным и любопытным ребенком, да и талант к описанию у него определенно был. Она аж заслушалась. Но когда Генри дошел до рассказа о музее самолетостроения, его стало стремительно клонить в сон. Он прямо так и задрых на середине своего же рассказа о Амелии Эрхарт, первой женщине прилетевшей через Атлантику. Эмма поцеловала его в макушку, когда он окончательно умолк и тихо сказала: — Я тебя больше никому и никогда не отдам, малыш… Я люблю тебя. После чего, покрепче прижав к себе мальчика, сама провалилась в сон.