Вне времени

1895 год Он сидел на дальнем краю узенькой кровати, прижавшись спиной к холодной стене, подтянув к себе колени и уперевшись в них лбом. Длинные растрепанные волосы лежали на спине и ниспадали по бокам, не пропуская бледный утренний свет, проскальзывавший в комнату сквозь маленькое окно без шторы. Перед глазами была непроглядная темнота, и ему хотелось раствориться в ней без остатка. А еще совсем немужественно расплакаться. Стонать и реветь, как раненный зверь, молящий, чтобы охотник сжалился и добил его. Отвращение к себе наполняло его, выходило сквозь поры и, казалось, покрывало тело липкой слизью. От нее было не отмыться. Не сбежать от запаха, вызывавшего тошноту и влажное ощущение разложения в легких. Он попытался представить себя со стороны. Горькая усмешка искривила губы. В глазах защипало сильнее. Разлагающееся изнутри тело, покрытое липкой слизью, растекающейся вокруг, – отличный сюжет для картины, его наставники были бы в восторге. При мысли о рисовании руки свело болезненной судорогой. Слезы все же покатились из глаз. Они падали на белое полотно рубашки с легким шорохом. Раз. Два. Три. Четыре. Слезы закончились. Он пока не был готов утонуть в жалости и отвращении. Пять. Шесть. Семь. Что-то продолжало капать, но с другим звуком. Глухим ударом. Он поднял голову и осмотрелся. У стены под окном стоял небольшой письменный стол. На углу лежал альбом для зарисовок и набросков, подаренный его другом Эженом. Он совершенно точно был закрыт, но сейчас какая-то неведомая сила распахнула его и перелистывала пустые страницы одну за другой. Он нервно сглотнул. По спине прошла волна холода, на руках проступили мурашки. В воздухе около стола из ниоткуда появлялись капли воды и падали на пол, образовывая лужицу вокруг двух отчетливых следов ступней, маленьких и изящных. Капля за каплей, страница за страницей страх и паника поднимались в нем к той критической точке, когда готовы были вырваться наружу с криком. Но вдруг все прекратилось. Капли перестали падать на пол, следы на полу начали медленно исчезать, а альбом вновь закрылся. Может, все это ему просто померещилось? Игра света с шальным воображением? Или он, верно, задремал, пока пытался побороть отвращение к себе, и все это ему лишь приснилось. Наше время. Елена закрыла альбом и грустно улыбнулась. По спине пробежал холодок – ночная рубашка пропиталась водой из только что помытых волос. К удивлению, лужа на полу не появилась, хотя девушке казалось, что накапать должно было много. Она сняла полотенце со спинки стула и начала промокать волосы, осматривая свое новое жилище. Это была небольшая комната, расположенная на чердаке старого архива министерства внутренних дел. По словам сторожил этого места, она не использовалась уже лет сто. Маленькое помещение было неприветливым и отталкивающим, потому долгие годы выполняло роль склада для всякого ненужного хлама. Стоило большого труда разобрать его и сделать комнату пригодной для жизни, но результат Елену вполне устраивал. Подруга, Анна, отдала ей кровать из своей старой детской комнаты. Брат, Роман, сам смастерил шкаф. Главный архивариус, Тамара, добыла для новой работницы мини-холодильник. Из прошлого комнаты остались только письменный стол, помутневшее зеркало в бронзовой оправе да альбом для скетчей, который лежал в потайном ящике стола. Елена обнаружила его, когда мыла пол и ударилась головой о столешницу. Старый механизм не стерпел подобного обращения и выплюнул ящик, где пылился альбом. Он был невероятно красивым, хотя время и оставило на нем след, но это даже придавало альбому дополнительного шарма. Обложка представляла собой холст, вручную расписанный красочными цветами, на форзаце тот же художник изобразил пейзажную зарисовку, в которой были два героя: юноши с мольбертами, работающие на пленэре. Вот только внутри никакой красоты не оказалось. Пожелтевшие страницы были пусты. Глядя на этот альбом, Елене становилось грустно. Почему он остался без внимания и почти век пролежал никому не нужный? Вещь ведь не человек, не может прокричать: «Я тут! Посмотри на меня! Не бросай меня!». Хотя и человек, жаждущий быть принятым, нужным и полезным, может остаться не у дел, сколько бы ни пытался обратить на себя внимание… Елена потрясла головой, прогоняя грустные мысли и улыбнулась своему отражению в мутном зеркале, по ободку которого шел замысловатый узор из черных пятен. Стоило бы заменить зеркало, но Елене было жалко его почти так же, как альбом. Долгие годы никто не обращал на него внимания, не использовал по назначению, а ведь когда-то давно кто-то мог часами вертеться у него, прихорашиваться, готовясь к свиданию. В дверь постучали, и Елена встрепенулась. Она не ждала гостей так рано, потому была еще в полуразобранном виде. Девушка только-только успела сменить мокрую ночную рубашку на джинсы и блузку, волосы не досохли. - Сестра, открывай! – крикнул Роман из-за двери. - Иду! – Елена распахнула дверь, и ее тут же сгреб в объятия высокий худощавый молодой парень. Роман и Елена были погодками. По документам он был младше, хотя, если бы степень взрослости измерялась уровнем социальной ответственности и тяжестью возложенных семьей ожиданий, то Роман, наверное, годился бы Елене даже не в старшие братья, а в отцы. Вот и сейчас младший брат выглядел измученным и изнуренным. Он поднял с пола внушительного размера коробку и всучил ее сестре, а сам прошел в комнату, ловким движением скинув обувь у входа. Роман без спроса плюхнулся на кровать сестры и блаженно закрыл глаза. Елена поставила коробку около холодильника. Судя по картинке на крышке, брат подарил ей на новоселье небольшой кофейный столик. - Я же просила, ничего… - Отставить возмущения! – командным тоном с легкой смешинкой приказал Роман. – Ты не можешь есть за письменным столом. Мы не можем выпивать за письменным столом, в конце концов! И я, и Анна приходим к тебе слишком часто. - Ладно, уговорил. - Вот и отлично. Я немного отдохну и соберу его, ладно? – Роман поудобнее устроился на кровати, которая слишком очевидно было для него маловата. Он подтянул колени к себе, свернувшись, словно озябший кот. - Зачем ты пришел в такую рань? Лучше бы поспал подольше. - На самом деле, я еще не ложился. Елена достала из шкафа большой шерстяной плед и укрыла им брата, а затем присела на пол и внимательно всмотрелась в его лицо. Кожа была сухой и бледной, под глазами пролегли глубокие тени. Губы потрескались. - Снова был на задании? - Угу, - сонно проворчал Роман. - Они не могут эксплуатировать тебя не так часто? Выглядишь ужасно. - Как зомби? - Почти. - Помнишь «Тепло наших тел»? Даже у страшного зомби есть шанс на счастье. Так что верь в это, сестренка. Если ты не будешь, то кто? - В детстве я переживала, что родилась бездарностью, но, глядя на тебя… - Радуешься, что никто не обращает на тебя внимания, и ты можешь жить спокойно? - Да. - Вот видишь. А я с самого детства завидовал сестре-бездарности. И до сих пор завидую. Но зависть никак не поправит положение дел, так ведь? - Верно. - Можно я посплю? Дома это за гранью реальности. - Конечно. Спи, а я схожу в магазин, приготовлюсь к приходу Анны. Не думаю, что она появится раньше полудня. - А как же сказка на ночь? - Издеваешься? Ты уже взрослый мальчик. - Ну и что? Возраст не помеха любви к сестренкиным сказкам. - Это не мои сказки, а истории, которые рассказывает Анна. - В ее исполнении они всегда скучные и неинтересные. Хватит ломаться. Иначе я закачу истерику, как в детстве, - Роман открыл глаза и неожиданно серьезно посмотрел на Елену. – Я на грани, сестренка. Мне очень плохо. И самое плохое, что я никогда и никому не смогу рассказать о причинах… - Ладно, хорошо. История об алчности, спасшей черепаху от инкрустации панциря драгоценностями. Жила была на свете черепаха по имени Тортик, которую привезли из далекой-далекой страны одной очень богатой женщине, любившей все модное и экстравагантное. Тортик жил в огромном стеклянном террариуме, стоявшем в центре большого бального зала. Каждое утро ему доставляли лучшие фрукты и овощи, а вечерами толпы людей приходили, чтобы поглазеть на него. Но вот однажды в террариум вместе с примелькавшимся уборщиком зашел незнакомый человек. Он пристально рассматривал Тортика, потом простукивал его панцирь, ковырял какими-то инструментами. Так черепашка узнала, что хозяйка хочет инкрустировать его драгоценными камнями из украшений, которые валялись без дела, так как больше не нравились владелице, ведь давно вышли из моды. Тортик не был глупой молодой черепахой. Он понимал, что это желание хозяйки, скорее всего, его погубит, потому загрустил и перестал есть. - Это какая-то грустная сказка… - У нее хороший конец, братец. Вскоре ювелир пришел, чтобы посмотреть, какие украшения можно использовать для апгрейда Тортика. Слуги принесли огромную шкатулку, поставили ее у террариума, хозяйка открыла ее ключом, с которым никогда не расставалась и… закричала, как ненормальная. Половина ее драгоценностей пропала! Шум поднялся невероятный. Полицейские обшаривали дом, опрашивали слуг, и вскоре узнали, что вором был молодой любовник хозяйки. Он мечтал скопить деньжат и сбежать от престарелой любовницы, но карма не дремала… С тех пор Тортик никогда его не видел, потом и хозяйка куда-то пропала на долгие десять лет. А когда вернулась, инкрустация живых черепах драгоценностями была уже не в моде. - Ты должна добавить эту историю в свои «Истории животного мира». - Непременно. Спи, - Елена поцеловала брата в щеку, поправила плед, чтобы ему было теплее, сняла с крючка у двери рюкзак и тихонько вышла из комнаты. Елена не спешила идти в магазин. Она вышла из архива и села на лавке в небольшом парке перед зданием. День обещал быть приятным. По небу плыли невесомые облачка, солнце лениво выползало из-за крыш. Вода в старом фонтане переливчато журчала, и даже угрюмый вид потрескавшейся чаши и заржавевших краников не портил общей картины. Елена достала из кармана телефон и вышла в заметки, где собирала «Истории животного мира», которые слышала от Анны. Девушка улыбнулась. Куча историй, поведанных животными, и каждая по-своему интересна и увлекательна. У Анны был дар – разговаривать с животными. Он обнаружился у нее, когда девочке было шесть лет. Родители поначалу считали, что их дочь сходит с ума, потому отправили ее подальше от любопытных глаз в глухую деревню к бабушке. В ту самую, где проводила каждое лето Елена. Родители тоже хотели ее спрятать от любопытных глаз, чтобы как можно меньше людей знали, что в одаренной семье Новак родился ребенок без какого-либо дара. В то лето Анна и Елена исследовали окрестные леса и поля в поисках животных и насекомых. Они «рассказывали» свои истории, передавая образы Анне, та пересказывала их подруге, а Елена записывала. Ей казалось грустным и несправедливым, что жизнь животных проходит, никем не замеченной, не сохраняется ни в чьей памяти. Так родились «Истории животного мира», где можно было узнать о муравейнике, погибшем во время лесного пожара три года назад, о хромоногом псе Дружке, потерявшем лапу, спасая хозяина-охотника от волков, о коте Черныше, воровавшем сметану из спортивного интереса и обладавшем чрезмерным для кота родительским инстинктом. Елена любила эти «Истории…», воскрешавшие тех, кого давно уже нет. Она записала заметку о неудачной инкрустации черепашьего панциря и убрала телефон в карман толстовки, посмотрела на небо и улыбнулась. Все менялось в этом мире, кроме лазури над головой. Когда лето закончилось, и за Еленой приехал отец, она рассказала им об удивительном даре Анны. Он провел беседу с родителями девочки, и ее жизнь круто изменилась. Она получила стипендию для обучения в особой школе, той, куда ходил Роман. Он тоже обладал редким даром, еще более уникальным, чем у Анны. Роман мог перемещаться в будущее на несколько минут, а затем возвращаться в исходную временную точку и менять ход событий, переделывая увиденное. То, каким должен быть мир, знал лишь Роман и те, кто приказывал ему его менять. Обычно одаренные дети жили в своем собственно мире: особые школы, университеты, кружки… Но как бы ни пытался мир оградить Романа и Анну от общения с Еленой, они тянулись к ней, как ростки, тянутся к солнцу. Потому им удалось пронести дружбу через многие годы и остаться поддержкой и опорой друг для друга. Елена, наконец, оторвалась от лавочки и отправилась в магазин, чтобы закупиться пивом, чипсами и пиццей, без которых не обходились ни одни посиделки. *** - …и вот теперь они отправляют меня в Австралию! Я буду шататься по саваннам, пытаться наладить контакт с дикими животными и писать о них научные труды! – Анна размахивала куском пиццы в опасной близости от лица Романа, но он ловко уклонялся от ее атак. – А я просто хочу сходить в ночной клуб! Завести интрижку, роман! Влюбиться хочу! Я не хочу болтать с семейством тасманских дьяволов о тяготах их жизни, а потом плакаться в жилетку какому-нибудь кенгуру! - Подруга, мне кажется, тебе пора завязывать с пивом… - осторожно сказала Елена, но Анна лишь хмыкнула и сделала смачный глоток из алюминиевой банки. - А когда ты летишь в Австралию? – спросил Роман. - Через три дня. А что? - Просто я тоже… - Опять?! – простонала Анна. – Почему мы вечно летаем вместе? - Дай угадаю, - рассмеялась Елена. – Согласовывающей стороной МИДа была наша мама? Она явно пытается вас свести, - девушка рассмеялась. - Ну уж нет! – Анна еще активнее стала размахивать пиццей. Елена подозревала, что ее брат смотался будущее и подсмотрел, по какой траектории будет двигаться пицца, иначе уклониться от нее он никак бы не смог. - Ты же хотела влюбиться. Вот тебе и шанс, - покраснев, сказал Роман, и впился в большой кусок пиццы с грибами и ветчиной. - Я хочу влюбиться спонтанно, неожиданно и без вмешательства кого-то со стороны, кроме судьбы. Почему все вокруг считают, что знают, как мне будет лучше? Я хочу набивать шишки, а не топать по намеченному пути к славе. Как же я тебе завидую, Лен! – Анна, наконец, откусила от своей пиццы большой кусок и тяжело вздохнула. - Тоже хочешь попробовать все профессии, какие может предложить рынок труда бесталанным субъектам, вроде меня? Перебираться с одной съемной комнаты на другую? Соседствовать с тараканами? - Нет, с тараканами не хочу… Хочу зависеть только от себя. - Все этого хотят, - грустно улыбнувшись, сказала, Елена. - Но ты к этому гораздо ближе нас. - Возможно, - девушка сделала большой глоток пива. Они просидели до самого вечера. Анна успела уснуть и проспаться, а Роман успел поплакать, чего с ним давно не случалось. Когда солнце уползло за горизонт, и сумерки стали медленно окрашивать улицу в холодные синие тона, Анна заказала себе такси. - Не хочу никуда ехать, но надо покормить Тортика. В последнее время он плох. Старость не радость. - Сколько ему уже? - Трудно сказать точно, но, думаю, около двухсот. У него была очень насыщенная и долгая жизнь. - Я думала, черепахи не живут так долго вне воли. - Чудеса случаются, - Анна пожала плечами. – Ты можешь присмотреть за ним, пока я буду в Австралии? Не доверяю новой лаборантке. Может, у нее и дар чувствовать настроение, но вот организованность не ее конек. Да и Тортику ты нравишься. Он вспоминает о тебе чаще, чем о ком-либо. - Это очень мило с его стороны. Присмотрю. - Тогда приезжай завтра в институт. Я дам тебе инструкции. - Договорились. - Ну, я пошла, - Анна встала с подушки, лежавшей на полу. Она подарила несколько для сидения на полу на новоселье. Они прекрасно дополняли маленький кофейный столик. Елене было интересно, сговаривались Анна и Роман о подарках или нет. - Не дождешься, пока брат вернется из уборной? - Нет. Он переживет и без моего «до свидания». - Будь с ним помягче. Ты же знаешь, он… - Знаю! – оборвала Анна. – Именно потому не буду с ним мягче. У Ромы нет шансов, Лен. Ни одного. - Ладно, - Елена обняла подругу. – Не грусти слишком сильно. Вдруг Австралия подарит тебе то, о чем ты мечтаешь. Чудеса случаются. - Лишь верой в это я живу. Анна ушла. Елена налила себе стакан воды и подошла к столу. Голова чуть кружилась, в теле была непривычная легкость. Опьянение подкрадывалось незаметно. Девушка в задумчивости провела рукой по старинному альбому. И вдруг за ее спиной раздался голос. - Что это? Елена не услышала, как вернулся ее брат, потому его неожиданная реплика напугала ее. Девушка пошатнулась, ослабила руку, и вода из стакана полилась на пол, но так и не достигла его. Она испарилась на полпути, словно ее и не было. - Ничего себе, - присвистнул Роман. - Утром было так же. С меня капала вода, но на пол не попадала… - Прям как изменение во времени. - О чем ты? - Когда время стирает изменение… Трудно объяснить. Это надо видеть. Но когда что-то противоречит реальности настоящего момента, время и пространство избавляются от этого. Словно стирают. - Это все твоя магия, - Елена улыбнулась и плюхнулась на кровать, брат упал рядом с ней. - Нет во мне магии. Ты половину вечера была грустной. Тебя задели какие-то слова Анны? - И да, и нет. Трудно сказать. Просто когда она говорила о том, что завидует мне, я почувствовала, что завидую ей. Давно этого не было… Мне часто кажется, что я избавилась от этого чувства, но нет. - У каждого из нас свое испытание, да? Думаю, ты со своим справляешься лучше многих. За это я тебя и люблю. Можно я сегодня останусь у тебя? Не хочу домой. Там опять какая-то вечеринка с кучей «нужных людей». - Интересно, наши родители когда-нибудь перестанут укреплять свое положение в обществе? - Это вряд ли. Словно почувствовав, что дети говорят о ней, мать Романа и Елены набрала номер дочери. На экране высветилось «не бери трубку». Брат только усмехнулся. И когда через несколько минут мать перезвонила Роману, он показал экран своего телефона сестре: «Не бери». У них обоих были довольно хорошие отношения с матерью, но из-за ее таланта трубку брать никогда не хотелось, ведь это могло разрушить любые планы. Ольга обладала феноменальной силой убеждения. - Оставайся, я посплю на полу. - Это не по-джентельменски – заставлять девушку спать на полу. - Спи. Ты редко высыпаешься. - Ты золото! Пойду в душ. И почему он так далеко? - Всего-то через три двери. В общежитии института зоологии до душа было метров двести, - Елена рассмеялась. - Сколько всего интересного я узнаю от тебя. Ты открываешь мне глаза на мир. - Обращайся. Уже через час Роман мирно посапывал на слишком маленькой для его роста кровати, но из-за привычки спать, поджав ноги, это не доставляло ему дискомфорта. Елена вернулась из душа и погладила брата по непослушным растрепанным волосам, и он улыбнулся во сне. Девушка села за письменный стол и в очередной раз посмотрела на пустой альбом для скетчей. Елена не умела рисовать, но обожала писать. И на душе у нее накопилось очень и очень многое, что сейчас рвалось наружу со слезами и едва сдерживаемыми рыданиями. Елена не хотела разбудить брата, не хотела пугать его истерикой. Он привык видеть ее сильной и улыбающейся, и ей хотелось оставаться такой для него. Елена достала ручку из верхнего ящика и принялась писать. 1895 год. Ночь плавно переходила в утро. Ему опять не спалось. Сегодня удалось вырваться из объятий старой грымзы раньше обычного (она слишком много выпила и быстро уснула), но на душе легче не было. Он провел в ванной комнате почти час, но все равно ощущал на себе ее запах, мокрые поцелуи, разъедающие кожу, словно кислота, отравляющие кровь, как яд замедленного действия. Он сидел на кровати и невидящим взором смотрел в зеркало. Даром или проклятьем была его внешность? Она открывала перед ним любые двери, позволяла держаться на плаву, не умереть от голода или холода на одной из улиц, но во внешней красоте день за днем растворялась светлая часть его души, оставляя один лишь мрак. Что-то вновь начало капать около стола. Раз. Два. Три. Раздавалось легкое шуршание, будто кто-то поглаживал обложку альбома для зарисовок. Прошло несколько секунд, и он открылся, комнату наполнил новый звук. Кто-то писал на страницах. Он встал и подошел к столу. На деревянную поверхность падали капли и тут же испарялись, не оставляя следа. «Появиться на свет, совершенно не имея таланта, дара, пожалуй, - самое яркое проявление негативной кармы, которое только можно придумать. Конечно, если вы верите в карму. Если нет, то можно назвать это врожденной предрасположенностью к фатальному невезению. Вряд ли жизнь сложится так, как вам хочется, если в вас нет чего-то особенного. Унылость станет синонимом ваших будней, заурядность – самым метким обозначением стиля жизни. И, нет, я не страдаю излишним пессимизмом. Просто эти истины проникли в меня с молоком матери, отравили, словно яд. И ни вывести его, ни свести на нет действие, не представляется возможным. Я родилась без дара, без крупицы таланта, и жизнь не устает тыкать в меня этим фактом, словно острой иголкой (по которой в кровь поступает все тот же яд убежденности в обреченность на серое прозябание в тени талантливых и успешных). Дар моей бабушки – видеть малейший изъян. А так как в мире нет ничего идеального, то недостатки она замечает абсолютно во всем. Как только ей впервые показали меня, бабушка сразу сказала, что в их семье родилась паршивая овца. Жаль, что бабушке не досталось врожденного чувства такта, а еще лучше дара исправлять метко подмеченные изъяны. Этим талантом обладал мой дедушка. Он мог починить все! Ну, кроме меня, разумеется. Ведь я не сломанная, а просто родилась обычной. Дедушку это расстраивало. Каждый раз, видя меня, он грустно улыбался и тяжело вздыхал, а затем давал мне конфетку. Его карманы всегда были полны леденцов. Наверное, если бы не мамин талант сглаживать острые углы и приводить к гармонии любую несбалансированную систему, я бы чувствовала себя неполноценной и выросла непроходимой пессимисткой, но этого не случилось. Мне довольно быстро удалось смириться с уготованной участью и даже найти в ней определенные плюсы. Если от тебя изначально ничего не ждут, то и разочаровать ты никого не можешь. На тебе ответственность лишь перед самим собой. И все же иногда, например, сегодня, мне хочется пожалеть себя и поплакать над своими мечтами. Мне бы хотелось отправиться в Австралию, как моя подруга Анна и мой брат. Они могут себе это позволить, более того, им это ничего не стоит. Мне бы хотелось иметь свой дом, а не съемный угол, которого могу лишиться в любой момент. Мне бы хотелось покупать себе красивые платья и блистать на званых ужинах, хотя бы иногда… Но это не моя жизнь. Я должна работать на самой серой и унылой работе, чтобы свести концы с концами. Я должна благодарить Небеса за крышу над головой. Я должна улыбаться каждому новому серому дню, потому что если позволю себе не полюбить его, то эта жизнь станет невыносимой…» Он видел, как текст, написанный плавным почерком, появляется на страницах его альбома, словно по волшебству. Слова задерживались на листе не больше, чем на минуту, а потом исчезали, будто кто-то проходился по ним растворителем. Он успевал читать, и слова неведомого автора, отзывались в нем… В верхнем ящике стола лежало несколько остро заточенных карандашей. Он достал один и коснулся страницы. «Самое яркое проявление негативной кармы, которое только можно придумать, - иметь дар, но лишиться возможности его использовать. Выстроить удивительный мир планов на будущее, а потом смотреть, как он рушится, а на его месте остаются руины. И в них приходится жить». Держать карандаш в руках было больно, но ему хотелось поговорить с неведомым призраком, оставлявшим послания в его альбоме. «То, что я написала, исчезло, и появилась ваша запись. Очень бледная, еле могу ее разобрать. Кто вы? Как это возможно?!» «Это вы мне расскажите. Ваши слова появляются, но быстро исчезают, словно растворяются» «Мой брат говорит, что так бывает, когда время и пространство избавляются от того, что чуждо реальности. Мой брат путешествует во времени» «Значит и вы, отчасти, тоже» «Из какого вы времени?» «1895 год» «Ничего себе! Между нами больше века… Но я не путешественник во времени» «Вы не можете им не быть. В вашем времени не знают, что дети одной семьи всегда рождаются со схожим даром?» «Я об это не слышала… И все же, кто вы?» «Я… заложник чердачной комнаты. Меня зовут Кристиан». «Я тоже живу в чердачной комнате. Меня зовут Елена. Почему вы называете себя заложником?» «Потому что не могу уйти отсюда. Я, конечно, не заперт, но если уйду, то в скором времени мне придется ночевать под мостом» «В этом мы с вами похожи» «Мне кажется, у нас гораздо больше общего. Я тоже кажусь себе отравленным. И иногда мне тоже хочется поплакать о своей судьбе» «Что с вами случилось, Кристиан?» «Не хочу говорить об этом сегодня. Расскажите лучше, как теперь поступите, зная, что обладаете даром?» «Уверена, была причина, по которой мне ничего не рассказывали о нем. В моей семье все помешаны на одаренности. И сейчас она выявляется целой группой специалистов, которые знают о даре больше самого человека. Но на мне сразу поставили крест… Это ведь не спроста?» «Да, вы правы. Но теперь у вас есть шанс изменить свою жизнь, Елена. И больше не будет поводов лить слезы на старенький письменный стол» «Вы видели?» «Да. И утром видел ваши следы» «А какого дара вы лишились?» «У меня было все, чтобы стать великим художником. Трудно объяснить, но я вижу мир особенным образом. Это позволяет мне рисовать картины, которые играют на струнах души тех, кто их видит. Я продолжаю видеть мир так же, но больше не могу рисовать из-за… определенных проблем с руками. Я вижу красоту, но больше не могу ее запечатлеть. И все хорошее медленно умирает во мне» «А вы не думали о фотографии?» «Пока ее сделаешь, момент будет упущен» «Ну, это лишь сейчас. Скоро будут фотоаппараты, схватывающие мгновение в ту секунду, что вам нужна. Вначале черное-белые, потом цветные. Если проживете достаточно долго, то застанете даже цифровую фотографию… Сколько вам лет?» «Девятнадцать» «У вас есть все шансы. В общем, не отчаивайтесь. Мир не будет стоять на месте. Ни техника, ни медицина. Кто знает, может, все еще можно будет исправить. И вы воплотите свою мечту. Ну, а если нет, почему бы не найти новую? Знаете, мой брат часто говорил мне, что мой дар – быть хорошим человеком. Это очень и очень непросто, но у меня получается. Почти всегда» «Этот шанс я уже упустил» «Никогда не поздно взять верную ноту и исправить ошибку, Кристиан. Или вы совершили что-то непоправимое? Убили кого-то?» «Нет, до такого я пока не дошел. Рассвет вот-вот наступит, думаю, вы уже хотите спать, а я отнимаю ваше время разговорами» «Я бы хотела еще поговорить с вами, но вы правы, я хочу спать. День был долгим и тяжелым. Как думаете, нам еще удастся пообщаться?» «Подавайте мне знак водой, когда захотите поговорить. Если я буду в комнате, то оставлю знак в альбоме. Думаю, что это он связывает нас. Я кое-что знаю о путешественниках во времени. Слышал, что они могут создавать что-то вроде коридоров во времени между одной и той же точкой в пространстве. И тогда предметы внутри коридора оказываются в двух точках времени сразу» «Вы явно знаете больше меня» «Я поступал в институт искусств с серией работ «Мечты о будущем». В юности возможность путешествовать во времени завораживала меня. Я прочитал почти всю фантастику на эту тему… Кто знает, может, что-то из этого писали настоящие путешественники во времени?» «Надеюсь, мы еще свяжемся, Кристиан. В любом случае, я очень рада познакомиться с вами. Спасибо за этот разговор. Он помог мне взбодриться» «Уверен, не так сильно, как мне. До связи, Елена». Наше время. Елене удалось поспать всего пару часов. Будильник ее брата, заведенный на раннее утро, наполнил маленькую комнату тяжелыми переливами гитарного риффа. - Ты когда-нибудь сменишь мелодию на что-то менее громкое? – простонала девушка, кидая в сторону кровати небольшую подушку. - Ничто другое меня не будит. Зато как бодрит! Не находишь? – Роман ловко поймал подушку, запущенную в него, обнял ее и блаженно закрыл глаза. Елена же села на матрасе, расстеленном на полу, и зябко потянулась. По полу гулял сквозняк, спать было холодно и некомфортно. Спина предательски ныла, и очень хотелось в туалет. Елена торопливо натянула толстые шерстяные носки, заменявшие ей тапочки, и помчалась в уборную. Когда девушка вернулась, ее брат уже оделся, заправил кровать и был готов встречать новый день. - На завтрак не останусь, прости, - Роман убрал в карман телефон, по которому, очевидно, только что разговаривал. – Труба зовет. - Постарайся больше отдыхать. - И ты не слишком усердствуй. Чем дольше будешь заниматься оцифровкой архива, тем дольше сможешь жить здесь. - Но я все равно не смогу заниматься этим вечно, - Елена грустно улыбнулась, Роман подошел к сестре и обнял. - Потом подыщем тебе еще что-нибудь интересное и увлекательное. Сколько историй о разных работах у тебя наберется к концу жизни! Ты только представь! Сможешь и об это книгу написать. - Не очень хочу это представлять, - Елена рассмеялась и поцеловала брата в щеку. – Пока. - До встречи. Привезу тебе что-нибудь интересное из Австралии! На первом этаже архива располагалось небольшое кафе для сотрудников и посетителей. Оно работало с раннего утра, потому перед началом работы Елена смогла нормально позавтракать. Ее непосредственный начальник,Тамара, встретила девушку яркой улыбкой и горящим взором маньяка, заприметившим очередную жертву. Оцифровка данных старого архива – процесс необходимый, но невероятно нудный. Весь день ты только и делаешь, что сканируешь и перепечатываешь, заносишь данные в нужные папки. Тамара занималась этим уже несколько месяцев и настолько утомилась, что готова была послать все к черту и уволиться. А конца и края старым документам о преступлениях вековой давности (которые, если честно, никому уже не были нужны) видно не было. Потому Тамара была невероятно рада, что для этой работы нашлась молодая дама в беде, то есть, нужде. - Дел предстоит много, но вы можете не торопиться. Ваш брат рассказал, что идти вам некуда, так что можете спокойно работать. Скажу по секрету, что финансирование оцифровки выделили на год, хотя управиться можно и быстрее. - Хорошо, не буду гнать коней, - Елена улыбнулась. Они шли мимо пыльных металлических стеллажей в подвальном помещении здания архива. Тут пахло сыростью, и было довольно холодно. Тамара привела Елену к простому металлическому столу в дальней части архива. На нем стояли старенький принтер-сканер и компьютер, шумевший, словно штурмовик, заходящий на взлет. - Техника старая, но рабочая. И почти не шалит, можете поверить. Когда закончите с архивом тут, переедете на первый этаж, если я к тому времени не управлюсь. Там дела посвежее и кабинет поуютнее, - Тамара ненадолго замолчала. - С моей стороны будет бестактно спросить, почему родители позволяют тебе заниматься подобной работой? - Родителей не интересует моя жизнь, - уклончиво ответила Елена. Тамара ждала развития темы, но девушка молчала. - Ну, хорошо. Можешь работать. Делай перерывы, когда посчитаешь нужным. Контролировать тебя я буду только пару раз в неделю. Если что-то нужно, то я в кабинете тридцать пять на первом этаже. Если бы не холод, от которого сводило пальцы и постоянно текло из носа, Елене бы даже понравилась ее новая работа. Ей было в радость копаться в старых никому не интересных делах о кражах, похищениях, убийствах, случившихся больше века назад. Елена представляла, что открывая каждую новую папку, она на несколько минут воскрешает людей, о которых давно никто не помнит. Перепечатывая старые анкеты и карточки, она убеждалась, что все самое плохое обычно случается с одинокими людьми, и память о них, вместе с пережитыми горестями, теряется во времени. Когда наступил полдень, веки Елены смыкались, словно притягиваясь друг к другу магнитами. Она решила, что пора сделать перерыв и съездить в институт зоологии к Анне. Их разделяла всего пара автобусных остановок. После темного мрачного подвала на солнечной улице было непривычно ярко и тепло. Транспорт не заставил себя ждать, и как только Елена подошла к остановке, тут же вскочила в автобус, где было полно свободных мест. Большая часть институтов и университетов располагалась в исторической части города, на набережных спокойных каналов и речушек, в окружении старинны дворцов. Елена была рада, что работает и живет именно в этой части города, где всегда кипела жизнь, где у каждого камня была увлекательная история, делавшая его практически живым. Анна рассказывала Елене, что чем старше и опытнее животное, тем более сильными становятся его мозговые волны, тем точнее и понятнее для человека оно «разговаривает». Елене нравилось думать, что эту же систему можно применить и к неодушевленным вещам: чем старше они становились, тем больше в них было жизни, будто время и воспоминания превращались в душу. В институте зоологии Елене тоже довелось поработать. Анна устроила ее на должность лаборанта, и почти год девушка ухаживала за многочисленными животными, обитавшими в стенах института. Но потом на ту же должность попросилась девушка с даром эмпатии – она ощущала настроение и потребности живых существ вокруг. Должность перешла ей. Елена не была в обиде. Она понимала, что в этом случае с судьбой бороться бесполезно: нужный человек пришел на свое место, и ей, у которой вряд ли когда-то будет свое место в мире, нужно уступить. - Тортик, привет! – Елена поздоровалась с огромной сухопутной черепахой, жившей в просторном вольере. В этой комнате стояло еще несколько аквариумов с маленькими водными черепахами и стол, который занимала Анна. Пока ее на месте не было. Елена взяла из корзинки у входа в вольер свежий листик салата и протянула его за ограждение. Тортик поднимался на лапы, для которых огромный панцирь, казалось, был уже слишком тяжел. Черепаха медленно переставляла старые лапы, пристально глядя за зеленый лист салата в руках Елены. У Тортика были огромные глаза. Веки над ними были чуть вздутыми, нависшими, от чего казалось, что Тортик смертельно устал от этой жизни и вековой мудрости, скопившейся в его голове. - Знаешь, что вчера произошло? Я переписывалась с человеком из прошлого! Он сказал, что я создаю какие-то временные коридоры, позволяющие предмету в одной точке пространства находиться сразу в двух точках во времени. Забавно, да? Правда, не знаю, стоит ли так сильно радоваться и кому-то об этом рассказывать… Не просто так ведь меня все считали бесталанной паршивой овцой. Интересно, черепахой быть так же сложно, как человеком? Тортик ожидаемо молчал. Он наконец дополз до Елены и впился в лист салата, глядя на девушку задумчивым уставшим взором. - О, ты заставила его встать, - Анна вошла в свой кабинет. – Он стал непростительно мало двигаться. Кажется, нашему Тортику осталось не так много времени, - Анна грустно вздохнула, а потом с интересом уставилась на черепаху, старательно пережевывавшую салат. – Он просит передать тебе, что у тебя все будет хорошо. И ты можешь все рассказать тем, кому по-настоящему доверяешь. О чем это ты тут секретничала с Тортиком? - Вчера произошло кое-то странное, - Елена отдала лист салата черепахе и встала. Она прошла к «гостевому» стулу возле стола Анны и плюхнулась на него. – Я сделала запись в старинном альбоме для рисования, который нашла в комнате. Но то, что я писала, словно растворилось в страницах, а вместо этого стали появляться ответы от человека из прошлого. - Человека из прошлого? - Да. Он сказал, что его зовут Кристиан. Мечтал стать художником, но что-то случилось с его руками, и теперь он пленник чердачной комнаты. - Молодой и красивый парень из прошлого, как романтично, - пролепетала Анна, и села на свой стул. - Я не говорила, что он молодой и симпатичный. - Не мешай мне мечтать! - То есть, тебя совершенно не смущает, что я общалась с человеком из прошлого? - Нет, - Анна посмотрела на Тортика, который медленно но уверенно двигался в сторону подруг. – Он говорит, что это вполне нормально. - Черепаха говорит мне, что все нормально и будет хорош, - застонала Елена. - Двухсотлетняя мудрая черепаха! – поправила Анна. – А если серьезно, то я всегда считала, что у тебя должен быть дар не менее интересный, чем у твоего братца. - Кристиан сказал, что в его время все знают, что братья и сестры рождаются с похожими талантами. Ты что-нибудь об этом слышала? - Нет, но я ведь из простой семьи. Ты же помнишь, что родители решили, будто я спятила, когда мой дар проявился? Если бы не твоя помешанная на одаренностях семейка… Вот кто должен все знать. Но, если они столько лет скрывали твой дар, то вряд ли стоит им рассказывать о том, что он проснулся. И Тортик тоже так считает. Елена посмотрела на черепаху. Она просунула голову сквозь ограждение и пристально смотрела на нее, словно пытаясь донести какую-то важную информацию. Вот только услышать Тортика могла лишь Анна. - Он явно знает больше, чем рассказывает, - сделала вывод Елена. - Мы не можем заставить его говорить, - Анна пожала плечами. – Очевидно он в курсе того, что губительно для нашего юного мозга, - девушка вновь посмотрела на Тортика, который, казалось, выглядит взволнованным. – Он говорит, что ты должна спасти Кристиана, потому что тот не заслужил своей печальной судьбы… Больше он ничего сказать не может. - Знать бы, от чего его спасать и как… - Поговори с братом обо всем этом, когда будет возможность. Он не выдаст тебя семейке, если ты об этом попросишь. И о путешествиях во времени он точно знает побольше нашего. - Тут ты права… - А теперь я расскажу тебе, как контролировать нашу лаборантку и что необходимо Тортику, чтобы не покидать нас как можно дольше. 1895 год. Кристиан не помнил, когда в последний раз выходил из дома. Летняя трава теперь казалась ему неестественно зеленой, небо непривычно голубым, солнце слишком ярким и горячим. Он устроился на скамейке, притаившейся в тени старого дуба. Напротив него бежал неглубокий ручей. На противоположном берегу мальчик в ладном костюме и девочка в белом платье запускали воздушного змея. Кристиан улыбнулся. В детстве он с отцом и матерью тоже часто играли с бумажным змеем на берегу быстрой реки. Воспоминания того времени яркими картинами сияли в его голове. Они были подобны солнцу, способному разогнать самый густой мрак. Кристиан открыл альбом для зарисовок, который прихватил с собой, достали из кармана остро заточенный карандаш и провел несколько линий. Руки плохо слушались его, болели, от того следы на бумаге оставались корявыми и неровными. Нужны были совершенно другие, но Кристиан мог нарисовать лишь так. И он наплевал на идеальность, к которой всегда стремился. Стиснув зубы, он рисовал сквозь боль, чтобы яркое и теплое воспоминание ожило на странице альбома, и стало его солнцем или путеводной звездой. Беззаботный мальчик, играющий с воздушным змеем. Мальчик, который помешан на путешествиях во времени и верит, что однажды появится дар, позволяющий людям летать. Для него нет невозможного, он еще не познал горя и разочарований. - Кристиан! – он резко закрыл альбом и поднял голову. К нему шел Эжен, тот самый друг, подаривший когда-то давно этот альбом. – Сто лет тебя не видел, дружище! Почему больше не приходишь в институт? Скоро экзамен, нам нужны натурщики. - Привет, Эжен, - Кристиан смущенно улыбнулся.- Да как-то… не до этого сейчас. - Ну да, миссис Вайолет ублажить проще, быстрее и прибыльнее, чем мучить себя, часами простаивая в одной позе перед дотошными художниками, - Кристиан понимал, что Эжен не хотел его обидеть, но все же слова друга больно полоснули по сердцу. – Вижу, ты снова рисуешь? - Нет. Балуюсь. Руки не слушаются, линии ложатся не так, как хочу. - Дай взгляну! – Эжен без разрешения вырвал альбом у Кристиана и открыл на первой странице, где началась переписка с Еленой. Но сейчас там остались лишь реплики Кристиана. – Что это? - Диалог с самим собой. - Пробуешь себя в писательстве? - Почему бы и нет? – Кристиан попытался улыбнуться как можно дружелюбнее. - Ладно, дружище. Мне кажется, что ты не настроен на общение, да и мне нужно бежать. Скоро экзамены, нужно найти натурщика. Если передумаешь, знаешь, где меня найти. Все будут рады видеть тебя! Эжен ушел, а Кристиан открыл альбом и посмотрел на рисунок, над которыми работал. И у ребенка получилось бы нарисовать лучше, но, как и прежде, от картин Кристиана исходила особая аура, игравшая на струнах души. Возможно сейчас рисунок мог тронуть лишь его самого, но в будущем все могло измениться. Он вспомнил слова Елены: «Мир не будет стоять на месте. Ни техника, ни медицина. Кто знает, может, все еще можно будет исправить. И вы воплотите свою мечту». Кристиан вновь взял в руки карандаш, закончил рисунок и оставил под ним подпись: «Даже если место, где любят и ждут, осталось лишь в воспоминаниях, оно существует, пока ты помнишь о нем». «Почему вы не можете вернуться домой, Кристиан? PS: Очень трогательный набросок. Я словно услышала смех вашей матери и отца. Они еще живы?» «Главным талантом моих родителей было дарить мне и друг другу свою любовь. Уютный мирок полный любви прекратил существование, когда отец ушел на войну и не вернулся. Мама очень тосковала по нему и вскоре слегла. Она отправилась вслед за ним меньше, чем через год. А я продал наше небольшое имение, чтобы оплатить учебу в институте искусств. Так что возвращаться мне теперь некуда и не к кому» «Простите, что из-за меня пришлось все это воспоминать» «Ничего страшного. Расскажете, почему вы не можете вернуться домой?» «У меня его никогда не было, если по-честному. Моя семья помешана на одаренности. Не знаю, почему они решили представить меня миру лишенной талантов, а не путешественницей во времени. Наверное, на то есть какая-то причина, но спрашивать я боюсь. Так что с детства я была в семье, словно чужая. Они не отдали меня в интернат или детский дом лишь потому, что это плохо бы сказалось на их имидже. Как только я окончила школу, меня выставили из дома. Мне тогда только-только исполнилось семнадцать. И вот уже два года, как я сама по себе» «И как вы справлялись?» «С переменным успехом. Кристиан, я задам странный вопрос, но, может, у вас есть знакомая черепаха по имени Тортик?» «Тортик? Нет. Но в доме, где я живу, есть огромная черепаха. Живет в бальном зале в огромном террариуме. Ее имя меняется в зависимости от того, что сейчас модно. Почему вас интересует эта черепаха?» «Сегодня она попросила меня вас спасти» «Черепаха попросила? От чего спасти? «Моя подруга понимает животных. Но Тортик не стал больше ничего рассказывать. Могу я спросить вашу фамилию? Может, сохранились какие-то сведения о вас и об опасности, что вам грозит» «Сомневаюсь, что я был интересен истории. Моя фамилия Вайс. Только если узнаете, что я скоро умру, не говорите мне об этом, Елена» «Не расскажу. До связи, Кристиан» Наше время. Елена постучалась в массивную дубовую дверь архива института искусств и прошла внутрь. Это было просторнейшее светлое помещение с высокими потолками. Огромные стеллажи, заставленные картинами, возносились к ним и почему-то вызывали у Елены благоговейный трепет. - Вы Елена? Тамара звонила мне. Я Валентин – местный архивариус, - бодрый старичок с седой козлиной бородкой надел старомодные очки в тяжелой оправе, вышел из-за стола и подошел к девушке, протягивая руку. Она пожала ее. – Так что вы хотите найти? - Хочу найти какую-нибудь информацию о Кристиане Вайсе. Он учился тут в конце девятнадцатого века… - Ничего себе! В какие исторические дали вы хотите копнуть,- старичок поманил Елену за собой к рабочему столу. На нем за грудой книг и папок скрывался новенький макбук. – К счастью, мы начали оцифровку как раз с далеких далей. А то они грозили рассыпаться прахом… Итак, мы ищем что-то о некоем Кристиане Вайсе, - Валентин проговорил имя медленно, вбивая его в поисковую строку архива. – Ага, есть! Так, посмотрим-посмотрим. Поступил в 1893 году, отучился два года, взял академический отпуск по состоянию здоровья, но так из него и не вышел по причине… смерти. Еще он значится натурщиком в период с конца девяносто четвертого по девяносто пятый год. Хотите распечатаю вам его личное дело? - Да, прошу вас… А не известно, как он умер? - В личных делах такое не пишут. А почему вы так расстроились? На вас же лица нет! Может, кофе вам приготовить или чаю? - Нет, спасибо…Просто… Печально умереть молодым. - Какая вы чувствительная натура, - Валентин отправил файл на печать и посмотрел на экран. – Хотя по такому красавцу убиваться можно и через сто лет. Эх, мне бы хоть половину его красоты в молодости. Вряд ли бы я сидел сейчас в архиве, - Валентин проказливо улыбнулся, и Елена выдавила из себя улыбку, принимая от архивариуса довольно внушительную пачку еще теплой бумаги. Девушка устроилась на лавочке во внутреннем дворе академии. Тут было пустынно – на лето почти все студенты разъехались по домам или подрабатывали, мало кто приходил в мастерские. Елена взглянула на первую страницу, где было немного личной информации: где родился, кто был профессором курса, какие работы написал за время учебы, для каких был натурщиком, и дата смерти… Сентябрь 1895 года. По спине Елены пробежал холодок. У нее было не так много времени, чтобы помочь Кристиану. Девушка переложила листок с информацией назад и принялась разглядывать работы, авторства Кристиана. «Мечты о будущем», с которыми он поступил, представляли собой серию из трех ярких абстрактных картин. Елена не очень любила абстракции, но эти, как и говорил Кристиан, играли на струнах души. Линии и сочетания цветов наполняли девушку легкостью и приносили ощущение счастья. Дальше была еще пара классических натюрмортов и пейзаж, от которых тоже не хотелось отрываться. Больше сохранившихся работ Кристиана не осталось. Зато полотен и скульптур, для которых он позировал, было не меньше двух десятков. И от них Елена тоже не могла оторвать взгляд. Кристиан был до невозможности красив и очень хорошо сложен. Валентин был прав: по такому парню и через сто лет убиваться не странно. - Во имя всего прекрасного на земле его надо попытаться спасти! – провозгласила Елена и, прижав в себе стопку бумаг, решительно направилась обратно на работу. Вновь погрузившись в «увлекательный» мир оцифровки, Елена решила миновать парочку стеллажей и заняться разборкой дел за сентябрь девяносто пятого года позапрошлого века. Она не знала, надеяться ей встретить имя Кристиана в делах, или же нет. С одной стороны, если бы его имя всплыло, то стали бы понятнее и обстоятельства смерти, и возможно появились бы идеи, как его спасти. С другой, очень не хотелось думать, что этот молодой человек умер какой-нибудь жуткой насильственной смертью. Сентябрь девяносто пятого года кишел преступлениями. Время давно перевалило за девять вечера. В подвале становилось все холоднее, а Елена никак не могла остановиться. Она, как одержимая, оцифровывала архив, надеясь, что узнает о Кристиане чуть больше, и желая, чтобы при этом он не оказался расчлененным трупом, спрятанным в сундук и выловленным со дна реки в портовой зоне. Елена уже практически не чувствовала пальцев рук, когда наконец добралась до папки с делом о краже драгоценностей у некой миссис Вайолет Паганини. Елена устроилась с папкой за столом и принялась читать показания обитателей дома. Все, как один, обвиняли молодого любовника Вайолет – Кристиана Вайса, поселившегося в их доме пару месяцев назад, когда муж хозяйки дома отправился в длительную командировку в Индию. История, рассказанная Тортиком около недели назад, всплыла в голове Елены. Молодой любовник. Украшения. Внезапное исчезновение. Девушка резко встала и вернулась к стеллажам. Она просматривала папки, как одержимая, пытаясь найти еще одно дело, связанное с Кристианом. Оно оказалось совсем рядом. «Кристиан Вайс был найден мертвым в доме полковника Паганини. Подозрения на убийство посредством отравления». Но дело было закрыто буквально через три дня в связи с отсутствием состава преступления. Кристиана сочли самоубийцей. *** Елена пробыла душе почти час, но едва ли смогла отогреться. Уже в комнате она надела теплый свитер и джинсы, завернулась в плед, но тело все равно продолжал сотрясать озноб. Он зарождался где-то в животе и расползался, как морозный узор по окну. Елена пристально смотрела на свое отражение в мутном старинном зеркале, пытаясь понять, ее трясет из-за долгой работы в архиве или из-за страха. Она не представляла, что сказать Кристиану. Тишину комнаты нарушила трель телефона. Встрепенувшись, Елена подскочила с кровати и выудила аппарат со дна рюкзака. Звонил брат. - Совсем забыла о младшем братике, а он скучает, - простонал Роман. - Просто забегалась… Прости. У тебя завтра самолет? - Фактически. Сегодня в три часа ночи, так что я уже в аэропорту. Надеюсь, я тебя не разбудил? - Нет, я думала… Скажи, а как ты меняешь будущее? - Ну, это довольно сложно. Нельзя просто что-то подменить или переложить, заставить сделать иначе. Можно лишь поменять местами, чтобы одно заняло место другого. А если нужно чего-то добиться от человека, приходиться убеждать. Только смена внутренней мотивации порождает изменение события. Принудить к ней извне невозможно. Время все поставит на свои места. А почему ты спрашиваешь? - Я… смогла установить связь с человеком из прошлого. - Вот как, - сказал Роман, словно его подобное развитие событий совершенно не удивило. - Это все, что ты скажешь? - Не знаю, что сказать. Я надеялся, что это не произойдет, но такой вариант был маловероятен. В семье Новак все рождаются с даром повелителей времени. Это неизбежно. - Почему же тогда родители пытались убедить меня в бездарности? - Потому что путешественников в прошлое уничтожают. Вы можете слишком радикально изменить мир каким-то неосторожным действием. К счастью, путешественники в прошлое рождаются крайне редко. Родители из кожи вон лезли, чтобы ты не привлекала к себе внимание. Бабушка сразу поняла, что ты… паршивая овца, - Роман устало рассмеялся. – Не бойся, я никому не скажу. И ты не говори. А еще постарайся ни во что не ввязываться. Мы поговорим об этом подробнее, когда я вернусь. - А когда ты вернешься? - Недели через три. - Слишком поздно. Кристиан уже умрет. - Кристиан? Завела бойфренда в прошлом? Молодец, сеструха! – Роман рассмеялся. – Почему ты решила его спасти? - Потому что Тортик об этом попросил… - Черепаха? - Да. - Ты когда-нибудь думала о том, насколько абсурдно иногда звучит наша жизнь? Она собралась изменить прошлое, потому что черепаха сказала ей, что так надо… - Я стараюсь о таком не думать. - И правильно. Тортик – очень старое создание. Если он о чем-то просит, на то есть причины, я думаю. Но все это опасно. И чревато последствиями, которые даже мне не предвидеть. Однако если ты настроена серьезно, то помни: тебе нельзя убедить человека в чем-то напрямую. Нельзя просто сказать: Свали из этого места или плохо будет. Он должен сам решить свалить. Как-то так. - Час от часу не легче. - Жизнь вообще штука непростая, сеструх. Я вижу переводчика с черепашьего. Мне пора. Не натвори дел. Люблю тебя, одаренная моя. - Пока, Ромка. Елена бросила трубку и села за стол. Альбом лежал перед ней. Как и в прошлый раз, девушка положила одну руку на открытую страницу, там, где оборвалась ее переписка с Кристианом. Вторую руку она периодически опускала в чашу с водой, а затем держала над полом, наблюдая, как капли воды исчезают во времени. Она все еще не придумала, как ей быть. Ей и раньше не улыбалась перспектива напрямую сказать Кристиану: «Уйдите из дома любовницы, потому что она убьет вас за кражу ее драгоценностей». В этом предложении было слишком много личного и болезненного для Кристиана, о чем он сам не рассказывал Елене. Ей бы не понравилось, если бы кто-то посторонний начал рассказывать ей о ее темном прошлом. - Мое темное прошлое… - прошептала Елена как раз в тот момент, когда на пустой странице альбома появилась бледная-бледная надпись, оставленная больше ста лет назад. 1895 год. «Доброй ночи, Елена» Кристиан слышал стук, доносившийся из другого времени, как будто кто-то стучал карандашом по листу бумаги, но ответ не появлялся долгое время. «Доброй ночи, Кристиан. Вы не будете против узнать обо мне то, что я никогда никому не рассказывала?» «По-моему, мы только этим и занимаемся: говорим друг другу то, что не можем сказать никому больше» «Просто мне кажется, что я опережаю вас в откровенности примерно километров на десять» «Вы просто более самоотверженная и смелая. Марафон, который мы с вами тут пробегаем, лежит на потаенных тропах воспоминаний, в окружении мрачных тайн. Вы смотрите им в лицо и не сбиваетесь с пути, а я чувствую себя потерянным и вечно торможу» «Этот марафон добровольный. И в конце нас вряд ли ждут призы, потому каждый волен проходить его с той скоростью, которой хочет, не так ли? Но, на самом деле, есть одна тайна, в лицо которой мне страшно смотреть. Когда родители выгнали меня из дома в семнадцать лет, у меня не было ничего: ни друзей, к которым можно пойти, ни денег, которыми можно было бы заплатить за комнату в дешевой гостинице или за скромный ужин. Только старая спортивная сумка с вещами. Жизнь не готовила меня к тому, что родители выставят за порог. И ноги как-то сами привели меня в центр города. Тут всегда бурлит жизнь, не чувствуешь себя одиноко… Я выбрала самую людную улицу. Просто потому, что не хотела чувствовать себя брошенной. Но самая людная не означает сама безопасная. Я не знала, что тут по ночам собираются девушки… легкого поведения. И когда ко мне подошел подвыпивший мужчина и спросил, сколько я беру за ночь, я растерялась. Видимо мой невинный и смущенный вид послужил ему дополнительным соблазном. Он предложил мне огромные деньги за ночь с ним. И… я согласилась. Мое положение не было настолько отчаянным, чтобы соглашаться. Так мне кажется сейчас, но тогда это виделось единственным, что может спасти. Я до сих пор сомневаюсь, правильно ли тогда поступила. На следующий день, стоя под душем в недорогом номере маленького отеля на окраине, я долго, но тщетно пыталась отмыться. Мне казалось, что кислый хмельной запах прошлой ночи, вонь пота того мужчины въелись в меня намертво. Да, я смогла снять комнату, прожить на эти деньги две недели, пока в кафе, где я нашла подработку, мне не выдали первую зарплату, но соразмерна ли была цена? До сих пор не знаю. И иногда, в те редкие ночи, когда хочется себя пожалеть, этот кошмар прошлого настигает меня и лишает возможности дышать, двигаться. Меня охватывает паралич и хочется умереть, лишь бы то воспоминание больше никогда не возвращалось» Кристиан провел пальцами по исчезающим словам Елены. Ему захотелось оказаться рядом с ней, обнять. Их разделяло больше века, но при всех различиях в характере, мысли и поступки были удивительно похожими. Елена будто была продолжением самого Кристиана. «И что бывает, когда желание пожалеть себя заканчивается?» «Когда жалость заканчивается, остается только гордость, что я все еще жива. И любовь к этому миру почему-то становится сильнее. Совсем не хочется с ним прощаться. Мало ли, может, впереди меня ждет что-то хорошее? А то, что было в прошлом… Пусть там и остается. Важно лишь то, как я живу сейчас» «Вам удалось что-то узнать обо мне?» «Что вы невероятно красивы. Не удивительно, что вас взяли в плен. На страже такой красоты должна стоять как минимум парочка драконов» «Мне бы тоже хотелось знать, как вы выглядите» «Зачем?» «Просто так. Чтобы знать, чья душа так смело передо мной открывается. Мне бы хотелось вспоминать вас, когда я покину этот дом, и набираться смелости выбирать не самый простой путь из возможных» «Вы решили покинуть свой плен?» «Мне хотелось бы. Но жаль прощаться с вами, хоть это и глупо. Но, когда незримо вы находитесь рядом, эта комната становится самым прекрасным местом на планете. Надеюсь, моя откровенность вас не смущает» «Ничуть. Мне приятно и, если честно, я чувствую то же самое. Жить стало чуточку легче, зная, что когда-то в этом мире были вы. Напротив вашей кровати висит зеркало в бронзовой оправе?» «Да. А что?» «Может, мне удастся проделать с ним тот же фокус, что с альбомом? Тогда вы сможете увидеть мое отражение… А я ваше. В теории» Кристиан встал из-за стола и подошел к зеркалу, держа в руках свечу. Он только сейчас понял, что выглядел далеко не таким прекрасным, каким его изображали сокурсники из академии. Щеки впали, под глазами пролегли тени, волосы были растрепаны, взгляд - затравленным… Отражение в зеркале начало мутнеть, как будто зеркало старилось. Бронзовая рама покрывалась черным налетом времени, причудливым узором расползавшимся по краям зеркала. На Кристиана смотрела девушка. Ее пальцы едва касались стекла. Она победно улыбалась. Светлые глаза горели озорными огоньками, как у ребенка после удачной шалости. Волосы были мокрыми. Вода пропитала легкую ночную рубашку, и она прилипла к покатым плечам. Елена казалась Кристиану хорошо знакомой, словно не раз являлась во снах, которые он был не в силах запомнить. Она не была красавицей, но он точно знал, что не встретит в этой жизни никого более прекрасного. Кристиан протянул руку к зеркалу и коснулся его в том месте, где пальцы Елены соприкасались с зеркальной поверхностью, но она оказалась холодной, словно лед. Девушка из будущего была невероятно далеко, но когда ее изображение пропало из зеркала, Кристиан чувствовал, что она всегда будет рядом. Наше время. Елена не помнила, как легла спать. Когда она проснулась, голова нещадно гудела, словно накануне она запивала виски пивом и при этом всякий раз забывала закусывать. Тело била мелкая дрожь, во рту был отвратительный привкус. Туман, нависший над воспоминаниями о вчерашней ночи, никак не хотел развеиваться. Сквозь него пробивался бледный огонек свечи, но больше Елена ничего не могла вспомнить. Она заставила себя вылезти из кровати. Движения ей давались так же тяжело, как престарелому Тортику. Елена приняла душ, выпила почти литр минеральной воды, к счастью нашедшийся в мини-холодильнике, но едва ли чувствовала себя лучше. Туман, покрывавший воспоминания о вчерашней ночи расползался на несколько дней. Елена села на кровать и сжала виски пальцами, желая задержать ускользающие воспоминания в голове, ставшей вдруг дырявой. Она подняла глаза и встретилась со своим отражением в мутном зеркале. Зеркало. Изменившееся отражение. Юноша со свечой по ту сторону стекла. Кристиан! Елена подскочила с кровати и в один шаг оказалась у стола. Она хотела посмотреть в альбом, но его не оказалось на месте. Девушка встала на колени и принялась ползать по полу, в надежде, что альбом просто куда-то завалился. Но его нигде не было. Когда Елена вылезала из-под стола, то ударилась о дно столешницы. Стол возмутился и выплюнул потайной ящик. Елена встала. Взгляд полный недоумения вперился в конверт, лежавший внутри, хотя девушка совершено точно помнила, что ничего, кроме альбома, там не было. Дрожащими руками Елена достала послание. На конверте значилось ее имя, написанное аккуратным каллиграфическим почерком, ставшим таким знакомым и родным за последние несколько дней. «Елена, Я подумал, раз мой альбом оказался у тебя в далеком будущем, то он так никогда и не покинул переделов этой комнаты. Но сейчас я забираю его с собой, а, значит, эта ниточка, что связала нас сквозь века, оборвется. И я подумал, что нужно оставить что-то взамен (я эгоистично хочу, чтобы ты не забывала обо мне… прости, хочется быть фамильярным в этом письме). Я не кривил душой, когда говорил, что ты стала мне дорога. В первом послании ты писала о карме. В наше время это тоже популярное слово и понятие. Индийские религиозные учения уверенно входят в моду. И, может, нас связала эта самая карма? Если это так, я уверен, она даст нам еще хотя бы один шанс узнать друг о друге больше. Каждое твое послание значило для меня так много, что не подобрать слов. Ты, будто мое отражение в далеком будущем, но отражение не меня реального, а того человека, каким я хотел бы стать. И я буду стремиться к этому всю свою жизнь. Навеки твой, Кристиан. PS: Я нарисовал твой портрет. Хотел, чтобы ты увидела себя моими глазами. И, если мои непослушные теперь руки способны вложить в рисунок хоть часть того, что я вижу, ты поймешь, насколько прекрасной стала для меня» Елена достала из конверта небольшой портрет, нарисованный акварелью. Едва уловимая девушка в зеркальной раме, тянущая руку навстречу ей, была бесстрашна, смела и прекрасна. Такой Елена мечтала видеть себя. Она резко села на корточки и расплакалась, сжимая в руках письмо и портрет. Год спустя. Осенний воздух сковывали первые заморозки. Последние темные листья медленно падали с голых деревьев. Солнце светило, но совершенно не грело. Елена, одетая во все черное, шла под руку с братом, тоже облачившимся в траурные цвета. - От Кристиана нет вестей? - Как они могут от него быть, если он должен был давно умереть? - Ну а вдруг. - Бывает только пук, братик. Если бы он до сих пор был жив, то его бы занесли в книгу рекордов Гиннесса. Но, по крайней мере, я знаю, что он не крал те украшения из дома Вайолет, и не его отравили на чердаке. Это случилось с другим ее любовников – Кристофером Пулом. А еще он ушел из института искусств, написав заявление, а не посмертно. - У Вайолет была тяга к мужчинам, чьи имена начинаются на Крис…? - Возможно. Ее мужа звали Кристоф. Почему ты вообще помнишь о Кристиане? Анна вот забыла эту историю. - Не знаю. Может, потому что я тоже путешественник во времени? Нас всего двое таких. Наверное, у нас какие-то особенные мозги. Только никому об этом не рассказывай. Не хочу, чтобы на нас ставили опыты. - Клянусь памятью о Кристиане. - Какая серьезная клятва. Я могу быть спокоен. Елена и Роман дошли до дальнего конца кладбища домашних животных, где у могилы стояла облаченная в черное Анна. Она то и дело вытирала глаза белым платочком, ярко контрастировавшим с черными бархатными перчатками. На надгробном камне было написано «Тортик. Лучшая черепаха на свете». - Где вы так долго ходили?! - Прости, - виновато произнесла Елена и, отпустив руку брата, подошла к Анне и обняла ее. – Как ты? - Плохо. Я так к нему привязалась. Он понимал, что умирает, но все равно храбрился… И каждый раз был так рад видеть тебя. Спасибо, что навещала Тортика. Если бы не ты…, - Анна разразилась рыданиями и заключила Елену в крепкие объятия. Никто не заметил, как к могиле подошел еще один человек. Он тоже был одет в черное, но всеобщая скорбь утраты явно была ему чужда. - Простите, кто тут мисс Новак? - Я… А что? – Елена подняла глаза на мужчину и на секунду ее дыхание перехватило. Он был невероятно похож на Кристиана, но все же это точно был не он. - У меня для вас посылка. - Посылка? На кладбище? - Да… Ее оставили много лет назад с указанием передать в этот день, в этот час, в этом месте. На похоронах черепахи Тортика. - Эм… Спасибо. - Не за что. Простите, что отвлек. Мужчина улыбнулся и передал в руки Елене сверток, по форме напоминавший книгу. Посыльный несколько секунд пристально смотрел на девушку, словно надеясь, что она узнает его, но потом еще раз тепло улыбнулся и пошел прочь. - Что это такое? – шмыгнув носом, спросила Анна. - Понятия не имею. - Так открывай! – воскликнул Роман. – Я вот догадываюсь, от кого она. Елена разорвала бумагу и с удивлением уставилась на книгу в своих руках. Это оказалось дорогое подарочное издание, на обложке которого было золотом написано «Удивительные приключения черепашки Тортика длиной в два столетия». - Как это понимать? – Анна еще раз шмыгнула носом Девушка открыла книгу. На форзаце был красивый рисунок черепахи, важно шествующей по песчаному пляжу. Она оставляла на песке глубокие темные следы. Елена открыла первую страницу. - Книга, написанная Еленой Новак по рассказам зоолога Анны Голдштейн. Иллюстрации Кристиана Вайс, - прочитала Анна. – Какого?.. Что?.. Но договорить она не успела. Елена перевернула страницу и в изумлении смотрела на черно-белую фотографию. В центре нее был Тортик, довольно щурившийся и будто бы улыбавшийся от того, что его в щеки целовали мужчина и женщина. Елена без труда узнала Кристиана, хотя на фото он и был постаревшим. А в женщине ей удалось угадать себя, правда, тоже изрядно прибавившей годков. Она и Кристиан держались за руки, и на них можно было рассмотреть обручальные кольца. Под фото была подпись: «Пока дорогое сердцу не стерлось из памяти, оно живо». - О, сестренка, ты замужем. Поздравляю, - Роман прыснул от смеха. - Как это понимать? – спросила Анна, забывшая о слезах. Елена перевернула страницу и нашла записку. «Не грустите о смерти Тортика. Он прожил жизнь, которой каждый может позавидовать. Доказательства в этой книге». Еще к записке был приклеен ключ и написан адрес. Елена оторвала его и крепко сжала в руке. Эпилог. Ключ подошел к двери в квартире, расположенной в мансардном помещении дома в центре города. Он стоял на берегу узкого канала, и, если открыть окна, можно было услышать, как вода бьется о гранитную мостовую. Мебель была закрыта чехлами. На них, как и на полу, осел приличный слой пыли. Вдоль длинного коридора тянулся огромный стеллаж. Книжные полки были помечены годами, и только ближайшая к входу была подписана «XIX век». На ней стояла всего одна книга, под заглавием «Кристиан Вайс». Елена сняла ее с полки, сдула слой пыли и открыла. Автором значилась она сама. - Он родился в семье, главным талантом которой было дарить друг другу любовь и окружать уютом… - прочитала Елена, и вдруг к ее ногам выпало письмо, спрятанное между страницами. «Любимая Елена, Мне все еще трудно осознать, что ты читаешь это письмо в свои двадцать лет, когда я для тебя не больше, чем воспоминание об удивительном событии годичной давности. Ведь для меня с тех пор прошло больше полувека. Я уже совсем старый, да и тебя знаю морщинистой старушкой. Но ты для меня все так же прекрасна, как и в первый раз, когда я увидел тебя. Когда завистливые подонки из института искусств переломали мне руки, чтобы я больше не мог рисовать, я хотел, чтобы этот мир погрузился в беспросветный мрак. Когда пришлось стать любовником старой богачки, хотел раствориться во мраке сам. Но, когда узнал тебя, захотел подарить тебе этот мир во всем его сиянии и великолепии. И я еще сделаю это. Надеюсь, такое громкое заявление не испугает тебя. А пока я просто подарю тебе свой угол. Это наш дом. Твой дом. Документы ты найдешь в верхнем ящике стола в кабинете. И больше не нужно будет менять съемные углы, переезжать каждые полгода с места на место. Тебе принадлежат права на все книги, что хранятся в библиотеке. И, поверь, их с радостью опубликуют. Тут истории людей, чьи жизни ты изменила. Ты записывала их такими, какими они должны были быть. И моя история, написанная без купюр и прикрас. А еще истории животных, которых ты и Анна не могли забыть. И самая твоя первая книга «Истории животного мира» на полке 1974 года. Мы работали над ней всю жизнь, очень долгую и счастливую. И теперь для меня она подходит к концу, Елена. И я благодарен тебе за нее. Однажды ты спросила меня, не хочу ли я, чтобы ты изменила прошлое так, чтобы мои руки оказались целыми и невредимыми. Я бы окончил институт и стал великим художником. Я не сразу сказал «нет». Надолго задумался и понял, что самый великий дар, посланный мне судьбой, уготованный кармой, если ты все еще в нее веришь, - встреча с тобой. Что может быть более ценным, чем чувства, над которыми даже время оказалось не властно? Навеки твой, Кристиан». Елена прижала книгу и письмо к груди и прошла в гостиную. На стенах висели фотографии, закрытые черной тканью. На каждой стоял год, и была сделана подпись: «Не открывай. Я знаю, ты не любишь читать книги с конца». Елена зажала рот рукой, чтобы не нарушить блаженную тишину квартиры громким восторженным воплем. Она почувствовала, как теплые слезы катятся по щекам, стекают по пальцам. Елена еще не знала, что ждет ее в будущем, но была уверена, оно будет интереснее, чем все, что она может вообразить.