My dad's a hero to me

He loves his workshop And rock 'n roll He's got a hot rod And a heart of gold

Пеппер уговорила Тони провести операцию по избавлению его груди от осколков, стремящихся к сердцу. Это был непростой шаг для него, но он готов был сделать его, чтобы успокоить любимую женщину. Впервые за несколько лет он сможет дышать полной грудью, не скованной электромагнитом, сохраняющим его жизнь. Железный человек лишится железного сердца — это было иронично, и он бы посмеялся, если бы не ком, сдавливающий его грудь. Предполагалось, что операция должна принести облегчение, вот только он чувствовал лишь страх, который сковывал всё его тело. Он привык к голубому свечению в груди и доверял реактору, который сделал его Железным Человеком. А кем он будет, если лишится его? Тони взял старый реактор, на котором Пеппер сделала гравировку — «Доказательство того, что у Тони Страка есть сердце», и покрутил его в руках. Скоро это станет лишь воспоминанием, и дорогим ему людям не нужно будет заботиться о том, что осколки могут попасть в его сердце и убить. И, наверное, он должен быть рад этому факту, вот только казалось, что вместе с этими осколками он лишится чего-то важного. — Пап, — Питер старался перекричать музыку, заполняющую всю его мастерскую, и Тони резко обернулся к сыну, прося Джарвиса выключить песню, — Ты чем-то обеспокоен? — С чего ты взял? — мужчина спрятал старый реактор в ящик стола, вставая на ноги и оглядываясь по сторонам, ища, чем занять себя, чтобы не смотреть на взволнованного сына. — Ты всегда включаешь музыку на полную громкость, когда нервничаешь. — Со мной все в порядке, — Тони нашёл глазами незаконченный шлем от нового Марка и подошёл к нему, отворачиваясь от мальчика, — Если мне хочется слушать музыку на всю громкость, я могу делать это. Это ведь моя мастерская в моём доме. — Ладно, прости, — Питер чуть сжался от раздражённого голоса отца, — Я просто зашёл сказать, что Пеппер ждёт тебя. Вам пора ехать в больницу. Питер подождал несколько секунд в надежде, что застывший на месте Тони что-то ответит ему, но он лишь опёрся руками о стол и опустил голову вниз, поэтому мальчик развернулся и пошёл в сторону выхода, понимая, что сейчас отец не хочет кого-то видеть рядом. — Пит, подожди. Он обернулся к мужчине, встречаясь с его рассеянным взглядом, и обнял себя руками в попытке отстраниться. Видеть такого отца было непривычно. Тони казался потерянным и одиноким, хотелось подойти и обнять его. Только вот Питер знал, что отец не приемлет жалости и меньше всего на свете хочет, чтобы его жалели. — Прости, не хотел срываться на тебе, — проговорил Тони, запуская ладонь в свои волосы и взлохмачивая их. — Ничего, — как ни в чём не бывало пожал плечами мальчик, утыкаясь взглядом в пол, — Может я всё-таки поеду с вами в больницу? — Нет, Пит, мы же уже обсуждали это. — Ладно, — поджал губы Питер, кидая обиженный взгляд на отца, — Тогда тебе стоит поспешить, если ты не хочешь злить Пеппер. — Да уж, Пеппер лучше не злить, — усмехнулся Тони и, поправив рубашку, направился к выходу, — Увидимся после операции. Мужчина прошел мимо сына, и Питеру оставалось лишь наблюдать, как он скрывается на лестнице, ведущей в гостиную, где его ждала Пеппер. Он не понимал, почему отец был так напряжен, это ведь было его решением избавиться от осколков и реактора, так почему теперь он будто бы боится это делать? Питер прошёл к столу Тони и открыл ящик, в который тот спрятал какую-то вещь, когда сын зашёл в мастерскую. Там лежал первый реактор отца, на котором было написано, что это доказательство того, что у него есть сердце. Мальчик усмехнулся и вернул его на место. Глупость какая, только человек, который совсем не знает Тони Старка может сказать, что у него нет сердца. Питер замер на месте, а потом резко развернулся и бросился вслед отцу. — Пап, — мужчина остановился у выхода из пентхауса и посмотрел на запыхавшегося сына. — Пит, ты не можешь поехать… — Я не за этим, — мальчик махнул рукой и уверенно подошёл к отцу, сцепляя руки у него за спиной и прижимаясь головой к груди. Он чуть приподнялся на носках, чтобы его ухо оказалось лежащим на реакторе, который издавал тихое гудение. Когда ночью ему снились кошмары, Тони всегда приходил к нему и прижимал к груди, шепча успокаивающие слова. И Питер снова засыпал, слушая равномерное жужжание реактора и зная, что папа рядом. Иногда он сам, когда ему было плохо или больно, приходил к отцу и просто обнимал его так, чтобы слышать этот звук. И было немного обидно, что скоро он исчезнет, но вот только Пит знал, что исчезнет просто этот звук, но не его папа, который, кажется, этого не понимал. — Я буду скучать по этому звуку, — прежде, чем Тони успел ответить, мальчик поднял взгляд на отца и добавил, — Но это просто реактор. — Реактор, который сделал меня Железным Человеком. — Нет, — махнул головой Питер, расплываясь в улыбке, — Железным Человеком тебя сделал твой ум, опыт и немного деньги, на которые ты построил костюм. — Вот как, — рассмеялся мужчина, наклоняя голову и целуя сына в макушку. — Это просто железка, пап, а не твоё сердце. — Мое сердце не готово слышать от тебя такие взрослые высказывания, — глаза Тони подозрительно блестели, но он улыбался, что заставило Питера поверить, что он подобрал правильные слова, — Знаешь что, поехали в больницу. Я хочу, чтобы ты был рядом. — Правда? — Правда, малыш. Отец прижимал его к себе всю дорогу до больницы, где должна была проходить операция, и отпустил только тогда, когда врач вышел, чтобы сопроводить его в операционную. А Питер с Пеппер и Хэппи остались стоять около окна в палату, наблюдая, как Тони вводят в искусственный сон и начинают избавлять его от осколков в груди. Прошло несколько часов прежде, чем мальчику разрешили зайти к отцу, который всё ещё был без сознания. Он медленно подошёл к кровати и посмотрел на шрам, который остался на месте реактора. Было странно не видеть голубого свечения спустя столько лет, но Питер невольно улыбнулся, понимая, что теперь жизнь Тони не будет зависеть от глупой железки. Он осторожно залез на кровать и лег рядом с папой, стараясь не потревожить его. Его тело было горячим, что резко контрастировало с холодными ладонями мальчика, когда он провёл пальчиками по шраму, который всё ещё выглядел немного устрашающим после недавней операции. Питеру не терпелось расспросить Тони о том, чувствовал ли он что-нибудь, пока был под наркозом, было ли ему больно и что он ощущал теперь, когда в его груди снова не было инородных предметов, но сейчас он мог лишь смотреть на отца и радоваться, что с ним всё хорошо. Питер положил голову на его грудь и закрыл глаза, пытаясь привыкнуть к тому, что больше не было механического жужжания, но новый звук, который он слышал сейчас, нравился ему гораздо сильнее. — Привет, малыш, — осипшим после сна голосом проговорил Тони, поднимая руку и зарываясь в мягкие кудряшки сына, но мальчик даже не пошевелился. — Привет. — Как ощущения? — спросил мужчина, знавший, как Питер любил прислоняться к его груди и слушать равномерное гудение реактора, под которое часто бывало он и засыпал.  — Жужжания больше нет. — Непривычно? — Нет, теперь я слышу, как бьётся твоё сердце, — мальчик наконец-то поднял голову и робко улыбнулся, — Мне нравится. — Это значит, что я нескоро перестану быть твоей подушкой для сна? — усмехнулся Тони, на что Питер отрицательно махнул головой и вернулся в прежнее положение, слушая стук его сердца, который раньше заглушался реактором. И если бы он был чуть менее взволнован, он бы заметил, что за усмешкой отца прячется нервозность и страх, что он лишился чего-то очень важного, но после слов мальчика, он заметно расслабился, понимая, что самое важное для его железного сердца сейчас лежит в его объятиях, щекоча кудряшками волос его кожу. И Тони впервые за многие годы сделал глубокий вдох.