Ликование

      Верхушки деревьев разрезали небо, ослепляющее ее своей чистой голубизной, каждый раз, когда она случайно приоткрывала глаза, прижимаясь затылком к его ладони, оберегающей ее от слишком твердой поверхности машины. Все детали размывались, тут же собираясь воедино, окутывая ее своим неидеальным совершенством: холодный металл за ее спиной, наполовину расстегнутая в спешке одежда, головокружение от учащенного дыхания, гудящее напряжение в кончиках пальцев после серии выстрелов. Запах леса, запах пороха, запах Курта Маквея.       То, как он прижал их обоих к машине, отвечая на ее поцелуи — безрассудные жадные поглощающие. То, как их языки соприкасались друг с другом, все сильнее и стремительнее с каждой секундой. То, как он невыносимо медленно стягивал ее жакет, сдаваясь нетерпению и проникая под мягкий шелк белоснежной блузки наконец-то касаясь ее кожи.       Его хриплый шепот, его язык, оставляющий влажный след на ее шее, пальцы, отодвигающие мягкую ткань в поиске большего доступа, широкая ладонь, приподнимающая ее бедро в жгучей попытке быть еще ближе.       Даже если бы на стрельбище был кто-то еще, Диане было все равно, как это могло выглядеть со стороны. Прижатая спиной к его практичному Лэнд Роверу, раскрасневшаяся от поцелуев и безнадежно влюбленная — она ликовала и праздновала. Праздновала свое освобождение, свою новую жизнь, свою любовь. Отчаянно, как будто протестуя против лет проведенных за построением своей головокружительной карьеры, протестуя против мысли, что для ощущения счастья все, что ей нужно — этот мужчина, ради которого она, удивляя саму себя, была готова рискнуть своим будущим. Праздновала свою смелость, на первый взгляд выглядевшую попыткой остановить время, задержать его рядом с собой, на деле оказавшуюся естественным желанием быть с ним.        Праздновала каждую минуту их жизни, в которой они наконец-то месте, на одной волне: без его неуместных предложений, которые она не могла принять, без ее привычки убегать, предпочитая ему работу. — Значит тебя заводит, когда я стреляю? — прошептала Диана, перебирая его серебристые пряди, хитро наблюдая за его выражением лица. Его взгляд скользил по ее припухшим от поцелуев губам, а пальцы по металлической пуговице — он уже расправился с тонким кожаным ремнем и теперь не спешил. — Всегда. Она хмыкнула, вслушиваясь в его низкий, хриплый от желания голос. — Как сильно? Она едва успела договорить, когда он снова прижался к ее губам в глубоком поцелуе. Диана застонала, когда он наконец-то расстегнул пуговицу на ее джинсах, кончиками пальцев намекая, завороженно оглаживая тонкую ткань белья. Он остановился, как будто приходя в себя, понимая, что это уже слишком для них обоих. – Курт, – она обхватила ладонями его лицо, в безуспешной попытке заставить себя быть терпеливой. Каждое его прикосновении вызвало в ней новую дрожь и нетерпение. Она снова оперлась спиной на металлическую поверхность, притянула его за собой и тихо сказала на ухо: — Я хочу заняться с тобой любовью. Сейчас. Он не знал, что сильнее всего влияет на него: его имя, слетающее с ее губ в простой просьбой, движения ее бедер ему навстречу, ее ногти, безжалостно вжимающиеся в тонкую ткань его рубашки, пальцы, ловко расстегивающие ремень, и проникающие под джинсы. Или же та похоть с которой она так легко поддалась этим бесстыдным откровенным действиям. – Ты меня с ума сводишь, – пробормотал он осевшим голосом, оставляя почти невесомые поцелуи на ее губах, чувствуя, как пульсация становиться почти болезненной под ее прикосновениями.       Она обхватила его, твердого и горячего, не обращая внимание на неудобное положение и тесноту одежды, явно неподходящей для настоящих движений, не отрывая взгляда от его глаз, провела большим пальцев по чувствительной коже, облизнула губы, услышав хриплый стон. И прошептала ему на ухо: – Сейчас. Здесь. Несколько прядей упали ей на лицо, она смотрела на него в ожидании своим обескураживающим, упрямым взглядом.       Курт отстранился от неё, не в желании поддразнить, как обычно она это делал с ним, а понимая, что еще несколько движений, несколько протяжных стонов, несколько слов, произнесенных ее бархатным шёпотом, и он сдастся окончательно, оставляя всякое благоразумие и джентльменскую вежливость, развернёт ее лицом к машине и сделает ее своей, снова, самым диким и примитивном образом. Он отвел золотистые локоны с ее лица, поцеловал обнажившуюся кожу за ухом, задерживаясь на несколько долгих секунд. — Нужно собрать оружие, — он многозначительно повел бровью, коротко поцеловал, наблюдая за ней.       Диана застонала, прикусила губу, несколько раз моргнула и глубоко вздохнула признавая его правоту. Смутилась на секунду от мысли, что именно он проявил благоразумие. Дерзко подняла подбородок, с сожалением оторвалась от него, зажмурилась от удовольствия, услышав вибрирующий стон разочарования слетевший с его губ. Больше всего ей хотелось почувствовать его в себе, его движения внутри нее: сильные, глубокие, необходимые. Но он был прав. Им придется потратить некоторое время на сборы и найти более укромное место. Но зная, что она в результате получит, Диана была готова немного подождать.