Весенняя сакура

День, ночь, день, ночь… Во днях нет разницы, каждый день я еду на работу, в забитом людьми метро. Я работаю в универе, учителем. Серый город, серая страна, серое все. Но когда я захожу в здание все меняется, мой взгляд обретает краски. Не знаю с чем это связано, но так и есть. Я обычный парень 23 года, учитель по физике, высокий, худой, с легкой походкой. Волосы у меня до нижней части лопаток, часто мешки под глазами, острые ключицы и довольно большие руки. Работаю я тут недолго всего три месяца, когда прихожу в какой-то другой одежде зачастую путают со старшеклассниками и отчитывают за то, что во время уроков разгуливаю по этажам. Прихожу я чаще всего в обычных джинсах в серой или белой майке, собираю либо пучок либо хвостик, пиджак либо какая то кофта и кроссовки. Новый рабочий день. Встав с кровати, я опять потерял равновесие, видимо слишком много кофе выпил на ночь. Надел сланцы и пошлёпал в ванную. Выйдя в коридор я пошел вперед и пройдя мимо зеркала опять чуть не упал. — Надо завязывать с кофе на ночь… Живу один в однокомнатной квартирке на 12 этаже в центре города. Сходил в душ, умылся прохладной водой опять посмотрел в зеркало: — Неужели у меня на столько скучная жизнь? — сказал я хриплым голосом, продолжая смотреть на самого себя. Я не очень то и мечтал о яркой жизни. Главное есть на что жить. И вот у меня зазвонил телефон, я пошел обратно в свою комнату, чтобы ответить. — Кому так не в терпежь утром звонить? — уже начал ругаться я и увидел номер своего лучшего друга, поэтому решил ответить. –Ало? Здравствуйте, Вы Виктор Андреевич? — спросил мужской голос, но это был совсем не мой друг… –Да, здравствуйте. Вы кто?! — стал переживать я — Я сержант полиции нашего города, Сергей Александрович Светлаков. Ваш друг и его семья попали в аварию, в живых осталась только его дочь. Перед смертью он подписал бумаги и доверил вам своего ребенка. –довольно быстро ответил мне оппонент. Я не сразу понял, что происходило так что пока что промолчал. — Анатолий Сергеевич, знает что скоро умрет так что уговорил нас подготовить бумаги и подписал их, а так же переписал все свое имущество на вас. К сожелению его жена погибла на месте, а дочь получила не сильные ранения, на данный момент она в больнице, спит.– продолжил полицейский. — Что?! –и вот до меня дошло — Какая авария?! Ребенка на меня? С ума сошли что ли? — я запаниковал, но быстро успокоился. — Извините, слишком шоковая информация, я сейчас же приеду в больницу! Скажите адрес. — Больница номер: ххх, приезжайте сейчас.– мне ответили и повесили трубку. Сказать что я был в шоке ничего не сказать. Я отзвонился своему директору и собрался выезжать. Поехал я как обычно на метро. Только больница была на краю города и я потратил полтора часа. Наконец приехал. Большая и дорогая больница, что не удивительно Толян был успешным человеком и конечно же его отвезли в лучший госпиталь. Я зашел в здание и подошел к стойке регистрации и информации. — Здравствуйте, я Виктор Андреевич приехал к Анатолию Сергеевичу, как доверенное лицо которому должны передать бумаги и документы.– сказал я, будто читаю скороговорку. –Да, здравствуйте. Палата номер 215 этаж 3, если хотите зайти к Анатолию. Или же кабинет номер 346 этаж 5 за документами. Вас может проводить наш сотрудник? — ответила девушка стоявшая за стойкой, милым и приятным голосом. — Спасибо, не надо.– ответил я кивнув головой и отправился на третий этаж. Пошел я по лестнице, хотя был лифт. Прошел по коридору, долго искав нужную палату т.к больница была огромная. — Нашел! Афигеть, большая больница! — подумал я и постучался в дверь. Мне открыла красивая медсестра и удостоверилась, что я друг её пациента. И впустила. — Виктор… Его голос, дрожащий и скрипучий, словно ржавые ворота оглашает палату, привлекая моё внимание. Сердце ёкнуло, колко сжимаясь и создавая давящий эффект. Толя неподвижно лежал на койке, блуждая по комнате неосознанным взглядом. Иногда его глаза цеплялись за что-нибудь, и тогда в них чувствовалось напряжение, как будто он пытается что-то вспомнить, но, так ничего и не вспомнив, они снова начинали блуждать. Я ничего не ответил. Лишь тяжко выдохнул, словно в моих лёгких скопился годовой запас воздуха, и стал невесомо гладить его по волосам. Вся комната была залита белым светом: яркие лучи раннего солнца, прорывающиеся сквозь щели в шторах, белые стены, белые простыни, белки глаз Толи, его кожа, улыбка. Я и не подозревал, что кожа может быть такой белой, почти прозрачной, с нежным оттенком слоновой кости и голубоватыми линиями вен, заметными прямо под тонкой кожей, струящимися, словно цветные вкрапления в мраморе. Я вновь осторожно провёл рукой по его волосам, перебирая кудряшки меж пальцев, бережно их наматывая. Второй рукой нежно провёл по его щеке, выводя незамысловатые узоры вдоль подбородка, чуть ниже и по всей длине шеи до ключиц. Я не прислушивался к беседам моего разума, которые случались, оставлял без внимания все обращения ко мне. Никак не реагировал, когда чувствовал, как становится твёрже шаг Анатолия под чьим-то нескромным взглядом, разве что правый уголок его губ слегка приподнимался. Аккуратно, словно мышь, я привстал на ноги. Посмотрел в окно и, увидев ослепительные лучи солнца, бесцельно побрёл по комнате. Наткнувшись на стол, опёрся на него, взгляд остановился на одиноко стоявшем пустом стакане. С раздражением дёрнув скатерть, я принялся кругами ходить по комнате, попутно цепляя, срывая и пиная всё, что попадалось мне на пути. Остановил меня его взгляд. Его глаза кричали: «Хватит! Остановись!» Я поспешил к Толе. Присев у кровати, обвёл взглядом комнату. В ней ничего не изменилось, лишь угол скатерти слегка сбился, да одеяло на его кровати свисло, стул, который я пнул, стоя на одной ножке, опёрся краем спинки о стену и застыл, поймав равновесие. Я улыбнулся. Перед глазами проплыла картинка из далёкого прошлого. Я стал рассказывать, Анатолий слушал. Картинка сменилась другой, третьей… я говорил, а его глаза то улыбались, то закатывались заливистым смехом, а то вдруг хмурились в шутку. Я говорил, он слушал… Картинки, картинки, картинки… В следующие секунды в палате повисла тишина. Только сбивчивое дыхание Толи эхом отдавалось по комнате, и его ясная улыбка, что отражалась от стен. Я улыбнулся, Анатолий осторожно убрал прядь волос со своего лица, наклонился ко мне и тихо прошептал: — Вить, ты же видишь, как судьба повернула стрелки. Недолго мне осталось, нутром чую. Анечка, моя маленькая девочка… У неё больше никого не осталось, никого… Я доверяю тебе, Витя, ты будешь её опекуном. — его голос с каждой секундой утихал, грудная клетка ходила ходуном, а в глазах горела последняя надежда. — Я… Толь, не говори так. Всё будет хорошо. Пожалуйста, держись! — я сжал в руках его ослабевшую ладонь, — Пожалуйста, не говори так, не говори… Я безнадёжно уткнулся лбом в замок из собственных рук, продолжая что-то бормотать, словно это чем-то поможет. — Не говори ерунду, Вить. Без тебя Аню ждёт дом малютки, а ты ей нужен сейчас, как воздух под водой. Ты единственный, кому я смогу доверить самого дорогого, кто у меня был. Пожалуйста, не подведи меня… Не подведи Аню… Я глубоко вздохнул, а потом выдохнул, от чего в лёгких резанула колкая боль. Дышать становилось тяжело, а говорить и подавно. — Ты был хорошим другом. Я тебя не подведу, Толь, обещаю… Слова улетели в пустоту, отражаясь от молчаливых стен, а комнату огласил длительный и протяжный писк. В груди что-то завыло протяжным воем, разорвалось на куски, растворилось, рассыпалось в пыль. Боль, похороненная под комьями обиды и гнева поглотила меня с головой. И настала гробовая тишина. Я так простоял минуты две в полном одиночестве, смотря на белоснежный кафельный пол, сжимая все сильнее и сильнее свои кулаки. Я зажмурился и слезы полились ручьем, я не мог это остановить и поддался самому себе. Я упал на колени и сжался. Стал реветь, но на секунду остановился будто услышал вдох. Я вскочил и посмотрел на своего уже мертвого друга, но понял, что мне всего то померещилось, но это пустые надежды…