Навстречу Тьме

  Меч, наточенный тоньше, чем волос, свистя взрезает воздух. Движения резкие, точные, нацеленные. Два надреза сверху. Один справа. Пять сразу слева.   Слишком широкий размах.   Лезвие в половине вершка замирает над каменной кладкой, от которой веет могильным холодом. Кощей туго сглатывает, чувствуя, как по виску змейками струятся капли холодного пота, и – как был – ссутулившись и стиснув зубы до боли, прикрывает глаза.   Воображение, когда-то живое, а теперь отравленное чёрной Навьей магии, подчиняется неохотно. Но Кощей представляет – видит, как колышется разноцветное полотно, сотканное из сотен тысяч нитей. Человеческих жизней. Когда-то и его нить так же тесно сплеталась с чужими нитями, петляла и связывалась прочными узлами. Стиралась временем, невзгодами, рассеянностью прядильщиц. Была блёклой и тонкой – как у всех людей.   Не помнит Кощей, кто он: кем был, как звался и отчего предплечья его в рубцы закованы, а линии жизни обеих ладоней топорно перекроены каким-то кривым клинком. Да это и не важно теперь. Однажды рождённый в Яви, он вторично родился здесь, в Навьем царстве, впитав в себя часть силы отца своего и покровителя – Чернобога. И с того мига начала ход новая нить его жизни – тугая и мерцающая, как у всех б о г о в. Нить наместника Нави, вестника воли Чернобога в Прави и вершителя её в Яви, воеводы всей нечисти.   Кощей раскрывает глаза и медленно распрямляется. Пряди волос, небрежно стянутые лентой, с шорохом распадаются по сладостно ноющим плечам. Двуручный меч ощутимо тяготит костистые пальцы. С перехрустом размяв плечи, Кощей делает быстрый выпад.   Чтобы стать достойным сыном своего отца, Кощею надобно много учиться. Сознание его, вытравленное горько-кровавыми напитками да чёрной силою, впитывало новые знания легко и жадно. Подолгу Кощей сидел в мрачной зале в самом сердце Нави на холодных камнях и, закрыв глаза, слушал и чувствовал, как рокочет тьма о богах, что существуют за пределами Нави и на её границе, о троемирии, о правде и кривде, о порядке и хаосе, о жизни и смерти. Не напрасно: теперь Кощей это знает – ведает. «Вещун…» – шуршит эхом в голове забытое слово, и почему-то заставляет скалить зубы в ядовитой насмешке.   Тело ворочается неохотнее. Кощей подолгу в коридорах чуть искажённых мрачных зеркал разглядывает чужой лик. Истощённый, костистый и бледный – только волосы до плеч да красноватые наручи шрамов напоминают, что он не житель этого царства, а десница владыки его. Чуть более живой мертвец, чем прочие. Ему предстоит не только восседать на троне из черепов невежд, но и вести за собой войска, рубить мечом жизни людские, скрещивать клинки с богами (всё это ему по секрету прошелестела тьма). Да только не привычны членам тела этого ни тяжесть двуручного меча, ни движения рубленые и твёрдые: тонкие пальцы подрагивают, грозя выпустить меч; дыхание сбивается после нескольких выпадов; а все кости словно бы стонут от боли.   Кощей не сдаётся. «Двум смертям не бывать, а одной – не миновать, – стрелой вонзается в сознание чудная мысль. – Тем более, от усердия ещё никто не умирал». Мотнув головой и отбросив сомнения и слабость, он ловчее перехватывает меч и повторяет движения, показанные полководцем волкодлаков и вживлённые змеями теней под кожу. Повороты, взмахи, блоки.   Кощей знает: коли он покажет себя достойно, коли выполнит возложенные на него обязанности хорошо – вознесётся. Конечно, быть десницей Чернобога, Навьим воеводой, исполнителем его воли в Яви почётно, но Кощею м а л о. Что-то в груди вздымается в негодовании, когда властная рука из мрака указывает ему на выход. Кощей верит, что достоин большего: не Чернобожью волю вершить в Яви – свою.   И однажды он обязательно этого достигнет.   Острой болью вдруг сводит запястья. Пальцы скрючиваются и леденеют, и меч легко выскальзывает из рук и замирает в вершке от пола. Сгустки мрака – сам Чернобог во всём его могуществе и необъятности – зовут Кощея к отцу. Повелителю. Хозяину.   Кощей покорно следует за тьмой по выученному маршруту, гадая, известны ли Чернобогу его вздорные мысли и не ждёт ли теперь его кара. Известно, что средний сын Чернобога, Скипер Змей, возгордился до такой степени, что пожелал подчинить весь мир, за что и поплатился жизнью. При Кощее поклялся Чернобог, что более не допустит такой оплошности и уничтожит всякое своё творение, посмевшее взрастить в себе семя слепого всесилия и губительной гордыни.   Тяжёлые двери, за которыми заточён Чернобог на века, дабы питать и сдерживать царство своё, распахиваются с протяжным скрежетом. В самом сердце Нави царит могильная тишина и холод, выламывающий кости. Шаги отдаются звонким стуком, и во все стороны из-под сапог бросаются комочки мрака.  – Владыка, – кланяется в пояс Кощей и не смеет подняться, пока двери за спиной не захлопываются с оглушительным грохотом.  – Здравствуй, сын мой, – гулко рокочет Чернобог в ответ. – Ты знаешь, зачем ты здесь?  – Это мне неведомо, но смею предположить, что у вас ко мне поручение.  Тьма смеётся. Чёрные волны бурлят и вздымаются вдоль стен, а в бездонной черноте зловеще бряцают цепи. Кощей невольно ёжится и поправляет пряжку ремня.  – Ладно вещаешь, ох ладно… – Чернобог опаляет Кощея ледяным выдохом. – Настал твой час, Кощей. Пришла пора выйти в Явь. Известно тебе, что надобно делать?   Восторг, на миг всколыхнувшись в груди, вдруг отзывается в пальцах странной дрожью. Туго сглотнув и облизнув пересохшие от возбуждения губы, Кощей отвечает. Говорит о лезвии тонком, о полотне жизни, которое ему надлежит безжалостно вспарывать, о истончившихся невзгодами жизненных нитях. А в растревоженном воображении отчего-то мелькают бледные лица с широко распахнутыми от испуга глазами или блаженными улыбками – л ю д и, увидевшие саму смерть.   – Мне следует подарить им свободу, – добавляет он хрипло после недолгого молчания.   Чернобог тоже молчит. Волнами стелется чёрный дым под ногами, скользят по стенам тени – отблески его мыслей и движений. Слышится тоненькое позвякивание цепей.   А потом на гребне волны блестит металл – новёхонький двуручный меч с узорчатой рукоятью.   – Сегодня твоя первая ночь, Кощей, – бурлящая тьма замирает на мгновение, позволяя принять дар, а потом растекается грозной пеной. – Сделай всё, как следует.   Утомлённые тренировкой пальцы немеют, обхватывая холодную рукоять. Кощей покорно склоняет голову, и длинные дымчато-чёрные пряди падают на лицо. Только грудь, закованная в кожу и железо, вздымается медленно.   Выходцу из мира Яви стать личным палачом у Чернобога – большая честь. Но и тяжесть тоже немалая.   Потому как ещё не стёрлись начисто из памяти людские лица, знакомо дрожат некоторые нити, а в голове смазано мелькают то большие зелёные глаза, то крупный нос, то веснушки на женских руках, то кривые уродливые шрамы на старческой щеке.   Впрочем, это пройдёт. Сотрётся прошлое сотнями смертей, утонет в черноте и горечи вина, сгладятся временем шрамы, и не останется у Кощея ничего, что связывало бы его с Явью. В тот час, он станет полноправным богом и, возможно, перестанет наконец ощущать тугую хватку Чернобога на своей шее. В тот час, быть может, он станет полноправным владыкой Нави и постигнет наконец, чего он стоит на самом деле.   И чего он достоин.