Навстречу Тьме

      В полумраке коридоров тенями мечется вдоль стен прислуга, и стелется тише воды ниже травы. И только шуршат их хриплые голоса: «Близится самая длинная ночь… Ночь Чернобога грядёт!» Кощей делает шаг – и всё замолкает, замирает и вытягивается тонкой, прямой, твёрдой и острой иглой в ожидании приказа владыки. Небрежным жестом он подзывает к себе ближайшего слугу и осведомляется, всё ли готово.       — Д-да, Ваше Темнейшество, — задушенно хрипит нечисть, склоняясь в почтительном поясном поклоне. — Показать?       — Я сам, — отрезает Кощей и, выпрямившись, холодно приказывает: — Исчезните.       Не дуновение ветра по стенам – нечисть по коридорам улетучивается прочь. Эхом твёрдые шаги Кощеевы прокатываются по пустым коридорам, покуда он твёрдо шагает к оружейной. Идёт Кощей непозволительно торопливо, а в груди клокочет позорная человеческая страсть.       Страсть к материи. Страсть к прекрасному.       Алчность.       Кощей сворачивает и замирает перед чёрным решётчатым сводом перед тяжёлыми дверьми. Ключ из холодной стали всегда при себе. Щелчок. Поворот. Надавить на специальный механизм – оружие дороже сокровищ, подносимых смертными.       Под лёгким толчком со скрежетом разъезжаются двери, впуская Кощея в полукруглую комнату. На стенах – кортики, кинжалы, ножи, серпы. На полу – стойки с мечами и ножнами. Дорогими, с резными узорами, руническими рукоятями и драгоценными камнями, усиливающими мощь.       Обнажённые лезвия переливаются благородным холодом в сиянии чёрного солнца, проливающего сквозь витражи. Кощей делает шаг, заложив руки за спину, и глубоко вдыхает. Воздух оружейной дурманит запахами металла, смертей и крови – впрочем, для Кощея этот запах един. Запах страсти и грядущей ночи.       Самой долгой ночи в очередном цикле года.       Самой тёмной ночи в очередном цикле года.       Самой важной ночи. Самой долгожданной ночи.       В такую ночь однажды пришла к нему в Навь Морана, неловко кутаясь в небрежно наброшенные меха, чтобы остаться навсегда. В такую ночь однажды Даждьбог однажды стал пленником собственной самоуверенности и безрассудного самолюбия, оставив смертных без солнца на долгие дни.       И теперь в эту ночь он, наверное, пьёт горькую брагу и рассматривает шрамы от их последней битвы. А быть может, милуется с Живой – Кощей не уверен, что любимый сияющий златом сын Перуна способен осознавать свои ошибки и признавать поражения.       Ладонь вслепую скользит по рукоятям, а глаза прикованы к полумраку за окном. Туда-сюда мечутся марухи, мары и волкодлаки, начищая до блеска лезвия и вытряхивая парадное одеяние. Чёрное-чёрное, как сама грядущая ночь. Пальцы обхватывают жёсткую рукоять с грубо выцарапанными рунами – тот самый меч, которому повезло натолкнуться на могущественный Даждьбожий щит, отразивший все удары.       С тихим свистом меч покидает ножны. Кончиками пальцев Кощей поглаживает лезвие. Этому мечу повезло повидать многое: не только Даждьбожий щит, но и земные войны, и первые попытки обрубить людские судьбы.       Давным-давно этот меч одиноко стоял в еловой подставке посреди огромной полукруглой комнаты, и весь свет чёрного солнца сребрил только его. Холодным перезвоном отзывается металл на его невесомые прикосновения, тонкой нитью мерцают края лезвия в зловещем Навьем полумраке.       — Твоё время прошло, — хрипит Кощей, любовно поглаживая первое оружие. — Отдыхай.       И возвращает его в ножны в стойку.       Кощей перебирает меч за мечом, от самого старого – к самому новому. И каждый ложится в пальцы привычно легко, и приятно тяготит руку грядущими свершениями. И каждый завораживающе сверкает холодом стали. И каждый готов к сегодняшней ночи.       В эту ночь Кощею предстоит пройти больше, чем обычно: люди подводят итоги и готовятся к новому году. Морок уже давеча прислал воронами отцу толстый свиток с теми, кому ложь застлала глаза, кто увяз в грязи и не способен выбраться из неё на правый путь, кто последовал за льстивыми и ядовитыми увещеваниями сына Кощеева.       Им пора опускаться в Навь и дышать её сырым мраком.       Конь будет глухо отстукивать копытами монотонный ритм по заснеженным дорогам и подымать брызги неутоптанных снежинок, а Кощей будет без остановки взмахивать мечом, карая неправедные души и награждая отмучившиеся, зарисовывая пометки для верных слуг, что придут кошмарами, удушениями, болезнями и смертями вслед за ним.       И сегодня нужен особый напарник. Покорный, но не податливый; быстрый, но не торопливый; твёрдый, но не рубящий.       Кощей в задумчивости перешагивает пальцами по навершиям, вспоминая о заслугах каждого меча, подсчитывая сражения каждого лезвия.       Вынимает один. Дар Чернобога на их с Мораной свадебный обряд. Рукоять его полкругла, гладка и черна, а навершие – костной человеческий череп. Лезвие ложится в ладонь, острое, тонкое, сверкающее смертоносностью и как будто леденящее и без того холодную кровь Кощея.       В идеально отполированном металле Кощей видит собственное отражение.       Привычно осторожными жестами пальцы скользят по заточке меча – слуги постарались на славу. Безымянный палец обжигает касание. Капли тёмной крови шлёпаются на пол и лезвие, и с шипением растворяются в нём. Уже через мгновение металл сверкает ярче прежнего под ледяным светом. И только тонкий порез на безымянном пальце напоминает, что за преданность надо платить.       Чернобожий меч питается кровью владельца.       Один напарник выбран.       А огни самой долгой ночи уже зовут Кощея и его воинов.       Хорошо, что второму напарнику за преданность он уже заплатил сполна.       — Подать мне коня! — кричит Кощей в пустоту.       Он знает, что голос его раскатом грома сотрясёт в замок, просочится сквозь мельчайшие щели.       И чёрный конь в костяной броне будет подан вовремя.