Навстречу Тьме

      Навь пуста.       Кощей возвращается со встречи с Мораной, случившейся второпях, на пороге зимы, и впервые чувствует. Губы вяжет можжевеловым морозцем, а на груди, под доспехами, наверное, клеймо в виде тонкой бледной ладони, так крепко вжимавшейся в неё при поцелуе.       Поцелуй.       Кощей расстёгивает плащ, вдруг ставший удушающим, и отшвыривает его в сторону, на слуг – пусть ловят как хотят, и оглядывает огромную столовую. Стол ломится от яств – люди приносят ему требу с завидной частотой. Еда пропитана трепетом смертных. Кощея не любят – боятся и благоговеют.       Наверное, его и не должны любить. В конце концов, любовь даёт жизни начало и смысл, а Кощей приносит конец. Внезапный для смертных, но закономерный для богов. Тихий и стремительный – взмах клинка в воздухе.       Кощей и не думал, что любовь имеет право на существование в Нави.       Этому чувству место на солнечных Явьих лугах, дурманящих ароматами маков и ржи. На берегах рек, тихо журчащих под звёздами. Но не по ту сторону Дремучего Леса, где мечутся мертвецы и волкодлаки, где полыхают отблески Смороды на витражных окнах.       С журчанием вливают в кубок крепкое горькое вино, и Кощей подходит к окну, делая глоток. Нужно смыть этот привкус Мораниных губ с языка, эту вязкость с губ, этот поцелуй, случайность (или слабину?), из памяти. Он – воин Нави, царь Нави. Он тот, кто должен сберечь Морану и привести её желанной тропою прямиком в чертоги Чернобогу, дабы Навь расцвела.       Кубок. Другой. Третий.       Морана не исчезает. А поцелуй пульсирует уже не только на губах – назойливой картинкой в сознании.       Взгляд льдисто-голубых глаз Мораны жадно мечется по его лицу, словно бы впервые она увидела его. Кончики пальцев, покрытые инеем, как бы невзначай касаются кожи щеки. А потом она прижимает их груди и кивает на заметённый лес позади неё:       – Как тебе моя работа, Кощей? Достаточно холодна? Примет ли меня Навь?       Кощей подхватывает её пальчики, хрупкие, словно бы невесомые. И касается поцелуем. Холод обжигает губы и заставляет смешаться: даже в Нави нет столь холодного угла, сколь холодна Морана.       – Ты мёрзнешь?       – Здесь? – Морана кивает в сторону, где остался терем Даждьбожий. – Да. Не может мороз найти здесь приюта себе и бьётся внутри, аки птица в силке.       Кощей сжимает её плечи, тонкие и удивительно хрупкие в этом белоснежном платье, расшитом серебром, а потом целует. Он не думает. Просто целует, словно какая-то неведомая сила отвешивает ему подзатыльник. Морана сперва вздрагивает, и кажется, что сейчас отшатнётся, оттолкнёт, упрекнёт… Нет. Она прикрывает глаза и подаётся вперёд.       – Сумасбродство какое-то, – массирует переносицу Кощей, пытаясь согнать не то кошмар, не то мечту. – Что же будет, ежели она здесь окажется?       Кощей с тяжёлым вздохом оглядывает дворец. Прислушивается. Здесь слишком пусто и мертво.       Раньше он этого не замечал: жил себе и жил, пировал, командовал слугами, распределял мертвецов, принимал требы и жертвы. Сейчас эта пустота отдаётся эхом в сознании и где-то в груди, где должно быть сердце.       Кощей старается не думать об этом. И пока Мораны рядом нет – словно бы даже получается.       Но стоит встретиться с ней вновь, как в груди приподнимается чуждая волна тепла.       А Навь снова кажется пустой.       С каждым разом волна поднимается выше и выше, как будто стремясь утопить его в жарком чувстве.       Любовь.       Кощей осознаёт, что это именно она, когда в Нави ему хочется в е р н у т ь с я к Моране. Не уйти – вернуться. Словно бы это его дом, его приют, его гавань.       Любовь.       Кощею хочется саркастично смеяться, но он лишь недоверчиво покачивает головой, потягивая вино из златого кубка:       – А ведь ты, Чернобог, твердил, будто бы нет слабости у тех, кто силой тёмною владеют! Не подвластна чернота ни одному чувству, кроме мести и зла! Так разве я отмстить Маре желаю? Али зла? А? – смех вороньим карканьем разносится под потолок залы и стихает.       Глухо опускается кубок на стол. Вино каплями крови расплескивается по белой скатерти.       Решение приходит немедленно.       Нужно сделать так, чтобы он баюкал Морану в своих объятиях и зарывался носом в блестящие тьмой волосы, чтобы только он имел право целовать её и любить долго-долго. И чтобы она никогда не мёрзла, но одаривала всех холодом.       Чтобы Морана в о з в р а щ а л а с ь к нему после долгих зим в Яви.       Как его женщина. Жена.       Странное, но удивительно сильное чувство упрямо толкало его к Моране. Глупо было бы бежать от него – всё равно что бежать от себя. Нелепо было бы и игнорировать его – гораздо больше пользе и силы Нави принесёт Морана на троне рядом с ним.       Кощей улыбается в пустоту, удовлетворённый своим решением.       Любовь – странное чувство, но его путы отчего-то гораздо приятнее жёстких пут Чернобога. Кощей готов подчиниться ему с удовольствием, как хорошему другу, а не грозному владыке.