Вон оно че, Камуич

Хайду казалось, что кошмар уже не кончится никогда. Он преследовал его не только днем, но и ночью. И если тяжкие думы и размышления еще можно было заглушить работой, творчеством или алкоголем, то сны были тяжелыми, липкими и не прекращающимися. Казалось, что находка просто перевернула всю его размеренную жизнь с ног на голову. Хайд сотни раз задавал себе вопрос - что же он все-таки забыл в тот вечер в ванной, если просто зашел чайку попить да о музыке потрепаться под вечное журчание водопада. Руки вроде мыть не нужно было, в уборную не приспичило. Но после такого простого вопроса, не пропадет ли вампир всея Руси, то бишь Японии, без хозяина дома, пока тот отойдет по неотложному делу, и еще более простого ответа, что не пропадет, и начались приключения, которые теперь приковывали Хайда к стене собственного сознания, аки Прометея, и орел воспоминания каждую минуту клевал его мозг. Сигареты, алкоголь, разгульная жизнь - попытка сбежать от самого себя, отмотать тот день, точнее вечер, ну ладно, не будем врать сами себе, ночь, не засчитывалась самым главным рефери - адекватностью. Хайд не мог считать сном то, что произошло наяву. Хуже всего, когда Боги перестают ими быть. Как? Как снова начать верить? Еще со времен Moon Child Хайд свято верил в непогрешимость таинственности окамуительно невероятного Гакт-сана. Не то, чтобы пукнуть рядом, дышать боялся. Нет, конечно, в силу своего характера, иной раз умудрялся того дразнить и провоцировать, поскольку краем глаза замечал, что несмотря на всю свою таинственность, стоящие рядом метр восемьдесят тоже как-то весьма неровно дышат на лицо L'Arc~en~Ciel. И не только на лицо, именно поэтому мелко и пакостил, удовлетворяясь вспышками темных глаз за не менее темными очками. И тем не менее продолжал смотреть и воспринимать Камуи, как нечто таинственное, практически несуществующее, не пытаясь даже разрушить этот невероятный комок очарования и неопознанности. А потом Гакт невозмутимо предложил подвезти Хайда до дома, до своего, раскамуить его, дома. И Хайд внезапно сам для себя даже согласился. Уж очень хотелось хоть на миг приоткрыть завесу секретности, увидеть, так сказать, первого мейджера страны в домашней обстановке. Хотя что-то десятым чувством подсказывало, что тот и спит в образе, или как говаривал когда-то по секрету Ю, где упадет, там и. В общем, ничего нового. Но тем не менее, в дом, то бишь в бункер или средневековое подземелье, как сам любовно называл свое убежище Камуи, входил с долей осторожности. Хайду казалось, что такой дом больше веет опасностью, нежели уютом. Он молча кивал, осматриваясь не только по сторонам, но и увлеченно глядя под ноги, чтобы не собрать оставшееся количество ступеней носом и подбородком. Лицо, как и руки, нужно было беречь. После длительной экскурсии по этому бомбоубежищу, как его втихаря для себя окрестил Хайд, оба музыканта просто переместились в спальню ("А почему в спальню-то???"), где Гакт Камуевич распечатал очередную бутылку Bacardi, не прекращая рассказывать все, что считал нужным и важным. Крамольная мысль о том, что его пытаются споить, закралась в уже темную головушку, которую с одной стороны венчали косички (нет, Хайд не пытался копировать друга, просто. А вот почему просто, он пока себе не объяснил. Просто так многие делали - вот). Но не пить было тоже невозможно. Обидеть хозяина дома, тем более ТАКОГО хозяина, запрещалось. И Хайд пил. Медленно, размеренно, кивая на каждое ka, если ответ на этот вопрос так или иначе должен был быть положительным. Правда, сказать "нет" Гакту отчего-то было боязно. Нет-нет, перед ним сейчас сидел не тот бесшабашный Гакт, которого он видел, когда Ками привел того в гримерку Хайда еще во времена Мизеров; и не тот, который таскал его на своих плечах во время, до и после съемок Лунного Дитяти. Хайду отчего-то показалось, что здесь и сейчас не он японизированный граф Дракула, а весьма наоборот. А еще он сидел напротив, поджав одну ногу под себя, и буквально пронзал темным взглядом, в зрачках которого бешено плясали огоньки свечей. И Хайду ничего не оставалось, кроме как пить и кивать. И стараться не бояться. А потом Гакт ушел, оставив его одного в своей необъятной квартире, разрешив перемещаться по ней в свое удовольствие. Лучше бы не разрешал, тогда бы Хайд точно не отправился удовлетворять свое любопытство и все было бы хорошо. Он бы допил Bacardi, охмелел и уснул бы калачиком на невероятно громадной кровати, в надежде проснуться до того, как защищаться уже будет поздно. Правда, пока еще Хидето даже не определился, захочет ли он защищаться. Кто знает, может божественное снизойдет благословение. А посему, решил изучить все укромные уголки жилища, чтобы понимать, где и как его могут благословить. Ванная комната была еще больше, чем спальня, что повергло Хайда в тихую истерику - здесь можно было разворачивать реконструирование окинавской битвы 1945 года. Первое, что привлекло внимание - вода УЖЕ набиралась, поднимаясь от пенных бортов легким белесым паром, теряясь в решетках вытяжки. Хорошей, надо сказать, вытяжки, потому что зеркала напротив ни чуточку не вспотели. Хайд неспешно подошел к оным, открыл кран с водой, умылся, что не помогло ему согнать хмельной синдром ни на один градус, от чего все перед глазами начинало расплываться. Он медленно расстегнул кофту, которая была наброшена поверх черной майки, потянулся закрыть кран. Пальцы задели какую-то очередную то ли маску, то ли скрабик, то ли хрен его знает, что тут у Гакта могло стоять. Хайд наклонился, чтобы поднять и... Протрезвел мгновенно! Сначала ему показалось, что в ванной комнате воздуха не хватает очень катастрофически; потом, что он мертвецки пьян и за ним пришли японские белочки. Хайд медленно опустился на корточки и пальцами в воздух поднял НЕЧТО. Нечто было синего цвета с желтыми подсолнухами. Хайд сглотнул, сел на кафель, поднял Нечто на уровень лица, еще не веря собственному зрению и уже помышляя записаться на утро к окулисту. С губ сорвалось что-то похожее на стон. Его восприятие божественности, таинственности и святости разом рухнуло, разбившись о тот самый кафель в ванной, смываемое потоками горячего бурлящего отчаяния. Его персональный Бог носил ЭТО!!! "Нет же, это Ча-Ча забыл. Ну или Ю, на крайний случай. А может просто коврик для Энджи, ну вот такой арт-хаусный коврик" Хайд слабо пытался найти хоть какое-то оправдание этому нелепому явлению, вертя широкие труселя семейного типа в руках. Но этот несчастный клочок ткани пах до ужаса знакомым и въевшимся уже в подсознание парфюмом. А на резинке чьей-то заботливой рукой была вышита всего одна буковка - "G". Хайд вздрогнул и выронил труселя, заталкивая их туда, откуда поднял, будто от этого они могли раствориться в подпространстве, пропасть в черной дыре. Все выпитое Bacardi пошло насмарку. Хидето оперся руками об умывальники, тяжело поднимаясь, утыкаясь лбом в стекло. Ему казалось, что если он крепко зажмурится, видение пропадет. И каждый раз, когда он косил светлым взглядом в сторону, тот выхватывал задорные подсолнухи на синем фоне ткани. Хайд не помнил, как он покинул дом друга, не помнил, сколько раз сбрасывал звонки Гакта, пока не придумал отмазку своему побегу. Но вот уже третий месяц подряд находил причины не приезжать к нему в гости, ссылаясь на творческую и гастрольную занятость. На лице безвыездно поселилась вся скорбь японского народа. А по ночам к нему приходили шкодливые ярко-желтые подсолнухи. Они приветливо махали зеленью листьев и стыдливо склоняли головки, остро контрастируя с синевой.