Стечение обстоятельств

- Хороший план действий, - кивнул Стоун. – Но что за дорогу Вы выбрали, ни одной машины не проехало с тех пор как нас разбомбило, а то бы мы могли на попутке добраться до Вашего дома. Я не думаю, что кто-нибудь посмел бы отказать подвезти рейхсфюрера и его окружение. - Ничего удивительного, - пожал плечами Шелленберг. – Уже поздно и люди предпочитают сидеть по домам или в бомбоубежищах из-за налётов. И потом, бензин строго регулируется, всё идет на нужды фронта. Почти все частные машины стоят на приколе. Но вам может повезти в наше отсутствие, хотя, если будет всего одна машина, вам опять придется разделиться, что может быть чревато осложнениями. В общем, смотрите по обстоятельствам. Да, и вот ещё что, рейхсфюрер, - шеф разведки покопался в одном из своих внутренних карманов и вытащил небольшую записную книжку и ручку, - давайте-ка Вы на всякий случай напишите записку, ну, своего рода охранную грамоту, тем кто будет возвращаться от моего дома за вами, так как у них никаких документов нет. - Хорошо, что я должен написать? – Гиммлер неуклюже пристроился около закрытой задней дверцы. - Водитель машины, здесь на одной бумажке вставьте свои номерные знаки, а на другой – моего Хорьха, действует по моему указанию и на благо Рейха. И подпишитесь. - У Вас хороший слог, Шелленберг, - Стоун одобрительно покачал головой, - коротко и ясно. - Это не у меня хороший слог, а у месье Дюма-отца, - засмеялся немец, - всю жизнь мечтал иметь при себе охранную бумагу такого содержания, но, при данных обстоятельствах, готов поделиться. Вот если бы Вы сняли не только «Александра», но и «Трёх мушкетёров», то помнили бы, наверно, что такую бумагу Миледи потребовала от Ришелье, отправляясь на задание в Англию. - Дюма-отец! – хмыкнул Стоун. – Это Ваш пример для подражания? - А что? – улыбнулся Шелленберг и процитировал, – «L'Histoire n'est jamais qu'un clou auquel j'accroche mes romans». - Вы действительно говорите по-французски, - полушутя, полусерьёзно произнёс Тихонов. – А теперь переведите. - «История – это не более чем гвоздь, на который я вешаю свои романы.» Когда-нибудь я выйду на пенсию и буду писать мемуары, руководствуясь именно этим принципом. - Только не забудьте поставить эту цитату в эпиграф, чтобы ни у кого никакого сомнения не оставалось по поводу их соответствия действительности. - А Вы их случайно не читали? – с хитрецой в глазах спросил Шелленберг. - Этого Вам знать не положено, - серьёзно, по-Штирлицевски, прокомментировал актёр. – Но хватит о будущем, нам пока что надо разобраться с настоящим. - Вы правы, - сразу же приняв серьёзное выражение лица согласился Шелленберг. – Рейхсфюрер, Вы уже написали? - Да, - подтвердил Гиммлер, протягивая блокнот Шелленбергу. – Так кого Вы берёте с собой? - Ну, Табакова, Александра,.. - Он же не умеет водить машину, - нахмурился Гиммлер. - Зато у него превосходная память на местность, даже в темноте, - быстро нашёлся Гефестион, подозревая, что шеф разведки не хочет оставлять Гиммлера и Александра в одной компании. - Именно поэтому я и выбрал Александра, - подтвердил Шелленберг, одобрительно кивая в сторону сообразительного генерала, - хотя сначала я думал, что все, кто поедет со мной должны уметь водить машину. Кто-то ещё может похвастаться хорошей памятью на местность? - Мне приходилось водить машину в темноте в горах по незнакомой дороге. Удовольствие не из приятных, но определённый навык я приобрёл, - сказал Визбор. – Возьмёте с собой? - Да, конечно. Кто ещё? - Я поеду, - вызвался Колин. – У меня хорошая зрительная память, да и на куриную слепоту я не жалуюсь. - Прекрасно, - согласился Шелленберг, осторожно разворачиваясь на сиденье, чтобы оказаться внутри машины, – Юрий или Колин, садитесь за руль, дорога лучше запоминается, если вести машину самому. о о о о о о о До дома Шелленберга удалось добраться без происшествий. К несказуемой для всех радости, знаменитый хорьх нашёлся припаркованным в целости и сохранности около входа. - Так, сначала все зайдём ко мне за ключами от машины, - предложил Шелленберг. - А... ключи от дома? – спросил Табаков. - Не переживайте, я взял запасные в кабинете, - сказал шеф разведки и стал осторожно выбираться из машины. - Давайте я Вам помогу, - предложил Табаков. - Не надо, я сам, - Шелленберг отмахнулся, но без злобы и, хромая, направился к входной двери. Когда все зашли вовнутрь, Александр спросил: - У вас есть, на чём нарисовать план? - Да, сейчас. Пойдёмте ко мне в кабинет, нам всё равно надо будет туда идти, там есть двойной телефон, надеюсь, что он работает. Шелленберг проковылял в кабинет, и все остальные гуськом отправились за ним. Войдя вовнутрь, он осторожно проследовал к своему столу и, включив лампу, сел в кресло. Тяжелые портьеры тёмно синего цвета плотно закрывали окна, служа великолепной светомаскировкой. - Вот, возьмите, - он протянул Александру бумагу и ручку. Александр сел в кресло напротив и быстро нарисовал два великолепных и идентичных маршрута, даже добавив примерное время между разными точками. - Прекрасно, надеюсь, что не заблудимся, - Визбор взял один лист и протянул другой Колину. – Последние напутствия? - Желаем удачи и, пожалуйста, езжайте без фар, - Шелленберг кивнул напоследок и обратился к Табакову, - Олег, пойдите с ними, закройте потом дверь и возвращайтесь назад, и да, принесите сюда ещё один стул. - Когда Олег вернётся, нам надо будет позвонить двум людям, - шеф разведки обратился к Александру, - Вы уж извините, Ваше Величество, что мы не можем уделить Вам много внимания сейчас, но как только мы закончим разговор, мы Вам всё раскажем. - Да не переживай ты так, - улыбнулся македонский царь, - и потом, называй меня Александром, даже когда рядом никого нет. И вообще, я думаю, нам всем пора перейти на ты. - Постараюсь привыкнуть, - пообещал Шелленберг, - ну, как тебе наше время? - Мне думается, что я ещё мало, что видел, и потом, мне также тяжело осознать тот факт, что мы перенеслись на двадцать три века вперёд, как и вам, когда вы перенеслись на двадцать три века назад. Техника совсем другая, да и жизнь, но люди? - Люди? За двадцать три века истории много чего произошло, но по прежнему мирное время сменяется военным, а потом опять мирным, но никогда не знаешь кому можно доверять, так что лучше всего – никому. - Ты прав, Вальтер, - согласился Александр, - наверно, я один из самых везучих людей на земле, потому что у меня есть Гефестион. - И ты никогда не сомневался в его преданности? - В преданности? Нет. В любви – да, особенно в первое время, - улыбнулся Александр. – Ночи не спал, ревновал страшно, да и сейчас – иногда..... - Понимаю, - согласился Шелленберг и вздохнул, – Это действительно редкое везение, но, если честно, я не уверен, что завидую. Как по мне, так легче никому не доверять, потому что начинают грызть сомнения, терзаешься по этому поводу; мне по характеру легче никому не верить, так спокойнее. Просто я всегда ищу в людях ту зацепку, по которой я знаю, что необходим этому человеку и, поняв, начинаю этим пользоваться. Я всегда хочу знать, чем можно удержать конкретного человека, какие у него слабости, ну и чем этот человек может держать меня. Как-то так. - Мне это тоже знакомо, - согласился Александр. – Но я думаю, что сейчас мы, оставшиеся одиннадцать человек, должны осознать, что мы попали в уникальные обстоятельства и как-то действовать заодно. - Уникальные обстоятельства – бесспорно, но, надо быть реалистами, каждый из нас всё равно себе на уме и мы не можем доверять друг другу так же, как ты доверяешь Гефестиону, ну, и я так понимаю, он – тебе. - И всё-таки, ты побежал спасать Табакова, а не Мюллера, который должен был быть тебе ближе как человек одного с тобой времени. - В этом не ничего удивительного, во-первых, Табаков просто был рядом, и я понятия не имел, что происходит с остальными, я просто видел, что другие побежали от машин в лес, а он застыл на месте. И потом, Мюллер, да, мы из одного времени, но мы друг друга на дух не переносили. Он бы также мало оплакивал мою смерть, как я – его. - Хорошо, - улыбнулся Александра, - я ценю подобную откровенность, хотя, наверно, ты придерживаешься того правила, что не имеет смысла лгать об очевидных вещах. - Иногда – имеет. - Согласен, - усмехнулся Александр. - А если бы тебе пришлось именно выбирать между ними, кого бы ты спас? - Наверно, всё равно бы Табакова, потому что мне его смерть ничего не даёт, а вот избавиться от Мюллера я всегда был бы рад, - не долго думая, ответил Шелленберг, - а вот если бы мне пришлось выбирать между Табаковым и Гиммлером, то, честно говоря, не знаю; я надеюсь, что мне вообще не придётся выбирать между кем-то из нас. - Я думаю, ты бы выбрал Гиммлера, - больше с утверждением, чем с вопросом сказал македонский царь, - не потому, конечно, что он тебе дороже. - А почему? – спросил шеф разведки хотя имел довольно чёткое представление, что ответит Александр. - Потому что он нужнее. - Конечно же, но рейхсфюрер нужнее именно в этот момент..... а может и нет, - задумался Шелленберг. В этот момент обсуждаемый герой вернулся в кабинет и, сев на принесённый стул, сообщил, - всё нормально, они уехали, будем надеяться, что доберутся туда и обратно без приключений. - Да, будем надеяться, а пока что – за дело. Сейчас я позвоню Керстену и предупрежу его. Потом представлю тебя и вы должны немного поговорить между собой. Ты будешь разговаривать с ним именно как Вальтер Шелленберг, а не как кто-то другой от моего имени. Договорились? - Хорошо, - Табаков кивнул головой. - Прекрасно, - обрадовался немец пытаясь скрыть облегчение от того, что советский артист больше не высказывал несогласия с его затеей, - когда он ответит, сразу возьми вторую трубку. - Феликс, доброго вечера, как вы там? – с завидной непосредственностью начал Шелленберг услышав встревоженное «алло» на другом конце провода. - Наконец-то ты позвонил, мы уж не знали, что и думать! - Взволнованно ответил Керстен, - кто это был в твоём кабинете, что тебе пришлось выдавать меня за Ирэн? - Мюллер зашёл в гости. Но сейчас я звоню из дома, так что всё нормально. Как Мазур? - Он переживает, что встреча может не состояться. Да и вид разбомблённого Берлина произвёл на него удручающее впечатление. Мы добирались с аэродрома почти что три часа. Рейхсфюрер не передумал? Когда вы приезжаете? - Рейхсфюрер не передумал и будет у тебя с утра. А теперь слушай меня внимательно. На то, что я буду тебе говорить, реагируй спокойно, лишних вопросов не задавай, просто поддерживай со мной разговор как ни в чём небывало. Потом найдёшь время предупредить Элизабет, но надо, чтобы Мазур ничего не заподозрил. И да, всё, что я тебе сейчас скажу, одобрено Гиммлером, впрочем, это будет ясно когда ты его увидишь сам. Понятно? - Да.... - Итак, завтра утром для переговоров с Мазуром, как это и было обговорено заранее, Гиммлер приедет в сопровождении Вальтера Шелленберга. - То есть? – переспросил Керстен в недоуменнии. Он ранее никогда не замечал за бригадефюрером привычки говорить о себе в третьем лице в личном разговоре. - Постарайся убрать удивление из своего голоса, - напомнил Шелленберг. – Сейчас я передам трубку Вальтеру Шелленбергу, который приедет с рейхсфюрером. Впрочем, я остаюсь на проводе тоже. Мне нужно, чтобы ты воспринял этого человека как меня. Понятно? - Конечно, бригадефюрер, - запутавшийся массажист перешёл на официальный тон. - Феликс, мой дорогой, - хмыкнул Табаков мгновенно перевоплотившись в свою недавнюю роль, - к чему такие формальности? Мы же не первый год знаем друг друга. - Да, конечно, Вальтер. Это я от волнения, перелёт был тяжелым, - нашёлся всё ещё ничего не понимающий финн, - так когда вас ожидать? - Если всё будет нормально, то утром, - в эти мгновения только присутствие реального Шелленберга могло бы смутить зрителя, если бы данный эпизод был частью знаменитого сериала. – Я думаю, что те несколько часов, которые у вас имеются до нашего приезда, вам надо потратить на сон. Кстати, а как Элизабет? Она возвращается вместе с тобой в Стокгольм? Шелленберг одобрительно кивал головой, с удовольствием наблюдая за игрой актёра. Разговор продолжился ещё некоторое время в течении которого Табаков передал Керстену всю ту информацию, которую ему велел изложить во время поездки Шелленберг. - Надеюсь, что ничего нового не произойдёт и мы будем у тебя дома утром, - закончил свои наставления Табаков. – Если что-то изменится, мы тебе позвоним. На этом давай прощаться, или у тебя есть какие-то вопросы? - Нет, Вальтер, вопросов больше нет. Я поговорю с Элизабет и сообщу Мазуру, что вас можно ожидать к утру. До свидания, - попрощался Керстен и повесил трубку. - Неплохо, - улыбнулся Шелленберг, - а теперь мне надо позвонить Бернадоту и сообщить, что я приеду к утру. - Будем надеяться, - кивнул Табаков. Несмотря на поздний час, Шелленбергу удалось застать шведского графа в посольстве (впрочем, он собирался там ночевать не рискуя передвигаться по разбомблённому Берлину без излишней надобности). Договорившись о встрече на завтра, Шелленберг закончил разговор и развернулся к сидящим напротив него мужчинам. - Пока мы ждём остальных, желательно заняться чем-то полезным, чтобы скоротать время. Нет ничего худшего, чем ждать, ничего не делая. - Как насчёт переодеться и может даже вымыться в ванне? – предложил Табаков. – Мне не хотелось бы оставаться в этой грязной и порванной одежде, да и тебе не мешало бы свою сменить, хотя бы в целях гигиены, чтобы грязь не попала на рану, даже если она и забинтована. - Ванну можно организовать, хотя не уверен есть ли чем растопить бойлер. Насчёт одежды будет посложнее, Александру, наверно, подойдут какие-то мои вещи, а вот ты немножко покрупнее. Ладно, посмотрим. Пошли, - Шелленберг резко встал с кресла и тут же, чертыхаясь, завалился обратно. - Сиди тут, подранок ты наш, - улыбнулся Табаков. – Скажи, где у тебя удобства и гардероб, а мы с Александром тебя немножко побалуем, раз уж тебе так подфартило. - Нет, нет, вы без меня не разберётесь. Я с вами, пошли. Шелленберг привстал, опираясь на ручку кресла, и медленно, держась сначала за стол, а потом за стенку, начал героически передвигаться вперёд, прихрамывая. - Нда, - прокомментировал Табаков с улыбкой, - похоже, что Упрямство – это твоё среднее имя. - Моё среднее имя Фридрих, - усмехнулся Шелленберг, - а упрямство – это по знаку Зодиака мне досталось, я ведь Козерог. А вот ты кто? - Я – Лев, - гордо провозгласил Табаков. – Александр, а когда твой день рождения? - Ну, по вашему календарю – 23 июля. - Смотри-ка, ещё один Лев. Тебе подходит. - А мне? – с напускной обидой спросил советский актёр. - Ну, в плане – рычать, это самое твоё, - весело подзадорил Шелленберг, но в тот же момент, подойдя к лестнице, которая вела на второй этаж, он удручённо уставился на новое препятствие. - Может, тебя на ручках отнести? – съязвил Табаков. - Мы сами с усами, - решительно заявил Шелленберг, хватаясь за перила. Стиснув зубы, он поставил здоровую ногу на первую ступеньку и, опираясь на поручень, подтянул раненую ногу. - Такими темпами мы и к утру не управимся, - хохотнул Александр и, подойдя к Шелленбергу сзади и оторвав его от перил, поднял на руки и зашагал по ступенькам вверх. Шеф разведки начал дико махать руками и сопротивляться, но перед тем как он смог нанести хоть какой-то ущерб равновесию македонского царя на ступенях, Александр добрался до верха и спросил: «Теперь куда?» Шелленберг, стиснув зубы от унижения, прошипел: «Ванна направо.» Александр сделал несколько шагов в указанном направлении и, толкнув дверь ногой вовнутрь, поставил свою драгоценную ношу на пол. Шелленберг прислонился к косяку и, нашарив рукой в темноте выключатель, зажёг свет. Внутри у торцовой стены стояла солидных размеров ванна, окрашенная снаружи в винно-бордовый цвет. - Нравится? – спросил шеф разведки, после испытанного унижения пытаясь снова войти в роль гостеприимного и полностью владеющего ситуацией хозяина. - Да, Александр, как тебе современные удобства? – поинтересовался в свою очередь подоспевший Табаков. - Ну, ванна, конечно, скромненькая, - Александр скривил губы, разыгрывая разочарование. - Скромненькая?! – возмутился Шелленберг. - Да, у меня раза в два больше и из чистого золота. От Дария досталась. И вы бы видели ванны в Вавилонском дворце! Это целые бассейны. И потолки выше! - Ну ты сравнил! – возмутился Шелленберг. – И к чему большие ванны, это сколько времени воду надо греть! Правда, - он грустно уставился на пустой металлический ящик около бойлера, - нам топить будет нечем. Придётся довольствоваться холодной водой, если она ещё есть. - А что, нельзя нагреть воду как-то по другому? – спросил Табаков. – Ну, в кастрюльке на плите, например, а потом сюда принести. - Это ж сколько этих кастрюлек нагревать надо будет, не натаскаешься. И ещё неизвестно, есть ли газ для подогрева на плите. - Какая горячая вода? О чём вы? – деланно возмутился Александр. – Закаляться надо. Вальтер, у тебя найдутся полотенца на всех нас? Сейчас будем проводить холодные обтирания. - Зима же! –запротестовал Табаков. - Какая зима, конец апреля на дворе, - продолжал невозмутимый Александр. - Полотенца вон там в шкафу, - поникшим голосом ответил Шелленберг. - Прекрасно, - бодро отреагировал Александр, - раздевайтесь. - Что значит, раздевайтесь? Надо сначала найти новую одежду, не голыми же нам стоять после этих обтираний. И Вальтер сказал, что у него вообще ничего нет моего размера. - Ну, если только носки, - предложил Шелленберг. - Это не серьёзно! – возмутился Табаков. - Знаешь, Олег, ты прав, - согласился Александр. – Сначала надо выбрать одежду. И ещё надо найти что-то, чтобы можно было сменить повязку Вальтеру. - Там, на нижней полке, где полотенца, есть аптечка, - сообщил Шелленберг. - Прекрасно, ты оставайся здесь, а мы пойдём подберём одежду и быстро назад. В какую комнату нам идти? - Я с вами, - вздохнул Вальтер и поковылял из ванной. Шелленберг оказался прав. Он отобрал себе одежду и нашёл замену для Александра, но Табакову было всё мало или настолько впритык, что не имело смысла в это облачаться. - Ладно, я переживу, придётся просто освежиться и одеться в ту же одежду. - Зачем же в обратно в грязную? – спросил Александр, - твою можно постирать, а пока что, я там в ванне видел банный халат, он-то должен подойти по размеру. - Да-да, это идея, - одобрил Шелленберг, - надо поискать, у меня и пижама должна быть большого размера, наверняка тебе подойдёт. - Пижама? Халат? Вы что, надо мной издеваетесь? Мне может и на встречу с этим Мазуром ехать в пижаме? - В машине не видно, а у Керстена как раз найдётся для тебя одежда, он весьма внушительных габаритов. - Да ну вас, ей богу, я серьёзно, а вам всё хиханьки да хаханьки, - Табаков махнул рукой на шутников и пошёл обратно в ванную комнату. Пока шеф разведки последним прихромал обратно из спальни в ванну, Александр успел раздеться, включить воду и начать стирать с себя грязь намоченным в воде полотенцем. Табаков встал в позе Наполеона в проёме двери и наблюдал с недовольным видом за происходящим. - Ну чего вы ждёте? – македонский царь подзадорил вернувшегося хозяина и насупившегося Табакова. – Марш раздеваться, а то я сейчас наберу полную ванну холодной воды и окуну вас там одного за другим. - Бррр, - сказал Табаков попробовав воду из-под крана. – Здесь что, вода из проруби? Вальтер, а обогревателя у тебя здесь нет, а то дубак какой-то. Раздеваться нет ни малейшего желания. - Нету обогревателя, топить же нечем. Скажи спасибо, что вода есть. Этот район не очень пострадал от бомбёжек; впрочем, всё ещё, наверно, впереди, - Шелленберг стал медленно расстёгивать рубашку. - Да, конечно, ты прав, - уже без юмора сказал Табаков, - я немного отвлёкся от реальности. Остаток водных процедур и переодеваний прошёл в основном в тишине. Александр велел Шелленбергу вернуться в спальню и лечь на кровать, чтобы ему было легче обработать рану и перевязать её снова. В это время Табаков, несмотря на начальные протесты, облачился в пижаму и халат и спустился вниз на кухню, чтобы произвести инвентаризацию продольственных запасов. Было найдено приличное количество разных консервов, всевозможных галет и даже печенья, джемы и обещанная выпивка. Через некоторое время подтянулись шеф разведки и Македонский царь и, облачённая во всё чистое, троица начала делить продукты. - Если подходить к имеющимся запасам экономно, то на одиннадцать человек дня на два хватит, а то и на три можно растянуть, - провозгласил Александр. - Ерунда, у Керстена там запасов хватит на несколько лет, а он собирается улетать в Швецию вместе с Мазуром, так что Олег сможет привезти обратно полную машину. Не успел он закончить фразу, как на дворе раздался звук подъезжающих автомобилей и кто-то резко затормозил, видимо не расчитав расстояния в темноте. Троица переглянулась. - Надеюсь, это наши, - выразил общее мнение Шелленберг, - Олег, пойди, пожалуйста, проверь. Табакову не нужно было второго приглашения, он быстро вскочил со стула и направился к входной двери. - Ба, дежа вю, - воскликнул Тихонов, первым заходя в дом, - самое время ехать за паспортами в Швейцарию. Ты что, специально так вырядился? Точь в точь как в кино, пижама и халат, да и выглядишь ты подходяще, как будто только что проснулся. - Какая ерунда! – запротестовал Табаков, делая усилия не покраснеть, - просто я со своим прототипом несколько не сошёлся в размерах одежды. Заходите, заходите, - он дал своему коллеге пройти в дом и стал зазывать остальных. Бесцеремонно расталкивая толпу входящих в дом людей, незнакомый мужчина лет за шестьдесят ответил на приглашение и, кинув быстрый взгляд вокруг, нетерпеливо спросил: - Ну, так где же ваш раненный? Шелленберг, вышедший к этому времени из кухни, смерил на удивление высокомерным взглядом незнакомца и произнёс: - А Вы кто такой? - Вальтер, я тебе врача привёз, - объяснил Гиммлер. - Зачем мне врач? Моя рана яйца выведенного не стоит, я же сказал, что..... - Бригадефюрер, перестаньте со мной спорить, - Гиммлер перешёл на официальный тон. – У нас ещё впереди много важных дел и я хочу быть уверенным, что Вы их сможите исполнить, а не свалитесь в обморок. Забыли до какого состояния Вы себя довели, когда Гейдриху пришлось Вас чуть ли не силой под конвоем отправлять в санаторий? - Это он раненный? – спросил уставший, но всё ещё хорошо соображающий доктор. – Вы мне сказали, - и с этими словами он с упрёком обратился к Гиммлеру, - что у него тяжёлое ранение в ногу, а я смотрю он самостоятельно передвигается. - У него ненормально высокий порог болевой чувствительности, - объяснил рейхсфюрер, - мне надо, чтобы Вы его осмотрели, особенно на предмет заражения, сделали укол против столбняка, что там ещё полагается, не мне Вас учить. Чем быстрее Вы справитесь со своими обязанностями здесь, тем быстрее Вы сможете помочь тем раненным, от которых нам пришлось Вас оторвать. Ну, что Вы стоите? - Хорошо, хорошо, - устало согласился врач, который, видимо, решил, что пререкаться со вторым человеком в государстве выйдет себе и многим другим дороже и будет просто пустой тратой времени. – Где я могу Вас осмотреть? Шелленберг хотел было предложить свою спальню, но быстро решил, что не хочет быть вторично униженным Александром, несущим его на руках по лестнице на второй этаж. - Пройдёмте в салон, там есть широкий диван и приличное освещение. И пожалуйста, не надо меня всем сопровождать, я не маленький и за ручку меня во время уколов держать не надо. Отто, - Шелленберг обратился к Табакову используя заранее выбранное немецкое имя из-за присутствия постороннего человека, - покажите всем вновь прибывшим, что тут есть, может кто голоден, кто-то захочет освежиться как и мы, - он криво усмехнулся, - в общем, пока меня тут будут зашивать и мучить, выступайте в роли хозяина. Все довольно послушно начали действовать по повелению хозяина, кроме Гиммлера, который молча последовал за своим подчинённым явно имея своё собственное мнение по поводу того, что ему следует делать. - В какую ногу Вы ранены и с какой стороны? – спросил врач, ставя чемоданчик на стол. - Правая нога, сзади. - Хорошо, снимайте брюки и ложитесь на живот. У Вас что-то есть, чтобы положить на диван, чтобы его не испортить? - Не стоит переживать за этот диван, - пожал плечами Шелленберг, раздеваясь. - Какие чистые бинты, а мне сказали, что Вас перевязывали где-то в поле. - Мне сменили повязку только что, у меня дома есть аптечка. - Ладно, придётся это всё разрезать и обработать снова, и проверить, не осталось ли чего в ране. - Рейхсфюрер, может Вы присоединитесь к остальным? Вы же видите, я в надежных руках, - Шелленберг промямлил не очень убедительно. Находясь в вертикальном положении, он поддерживал бодрое состояние силой воли и непрекращающимися разговорами. Но, опустив голову на руки и непроизвольно закрыв глаза, он почувствовал, что сознание начинает ускользать от него в царство снов. - Может быть несколько болезненно, когда я буду зашивать рану, - донеслось откуда-то издалека, но в реальность его вернуло довольно неприятное ощущение иглы, проникающей под кожу. - Вы же сказали, что вкололи ему обезболивающее, - раздражённый голос Гиммлера хоть и отвлекал от кусающей боли, но никак не способствовал её уменьшению. - Доза может оказаться недостаточно сильной, - не отвлекаясь от зашивания раны хладнокровно сообщил врач, - ничего страшного, Вы же сами сказали, что у него высокий порог болеощущения. - Это не значит, что Вы должны его мучить! Это не эксперименты в концлагере. - Рейхсфюрер! – прошипел Шелленберг. Доктор никак не отреагировал на высказывание Гиммлера и спокойно продолжал зашивать рану. Шелленберг стиснул зубы и простонал, все силы были брошены на борьбу с болью и на терпение бестактностей Гиммлера никаких ресурсов не оставалось. - Постарайтесь не двигаться, я почти уже закончил, - доктор подбодрил отчаявшегося шефа разведки, - я ещё раз обработаю рану и забинтую, почти вся боль позади. Вы даже сможете встать с дивана и пойти к своим гостям. Впрочем, постарайтесь сильно не утруждать раненую ногу, не опирайтесь на неё, а ещё лучше держите её в горизонтальном положение. И сон Вам тоже не помешает, Вы выглядите уставшим, я думаю Вам надо выспаться. Шелленберг не преминул воспользоваться советом врача, пытаясь отвлечься от кусающей боли, которая, впрочем, начинала уплывать куда-то в другое измерение. Довольно скоро доктор оповестил, что закончил работу и теперь ему хотелось бы вернуться на своё место работы как можно скорее. - Вас непременно отвезут, не переживайте, - успокоил Гиммлер и, уловив вопросительный взгляд Шелленберга, пояснил, - мы приехали на трёх машинах, я взял двоих охранников СС из госпиталя, они остались в машине на улице. Да, вот что ещё, д-р.... Шульц, если не ошибаюсь, не забудьте оставить бригадефюреру антибиотики и напишите инструкцию по их употреблению, ну, как часто принимать, и всё такое прочее, и как часто надо менять повязку, да, оставьте нам какие-то перевязочные материалы и антисептики. - Рейхсфюрер! – возмутился Шелленберг, - я не маленький и знаю, как принимать антибиотики, каким бы новшеством они не являлись, у меня полная аптечка всего и...... - Не спорьте! – отрезал Гиммлер. - Хорошо, хорошо, я всё напишу, - заверил его доктор, которому весьма не терпелось покинуть эту странную компанию, - дайте мне какую-нибудь бумагу и ручку. - Вон там, откройте нижнее отделение и найдите, что Вам надо, - Шелленберг указал на книжный шкаф нижняя часть которого была закрыта дверцами. Сам он, дождавшись пока, наконец, Гиммлер покинет салон и присоединиться к остальным, сел на диван, экспериментально поставив обе ноги на пол. Затем он медленно одел брюки в встал. - Ну как? - спросил доктор, - усаживаясь за стол и начиная писать инструкцию. Шеф разведки сделал несколько пробных шагов и улыбнулся. Боль действительно была весьма терпима и не мешала хождению. - Не плохо, огромное спасибо. Вы уж извините, что Вас оторвали от более серьёзно раненных. - Вам просто повезло, бригадефюрер. Надеюсь, удача Вам будет улыбаться и в дальнейшем. А ну-ка, пройдитесь вдоль комнаты и обратно, сходите к входной двери, в общем, опробуйте процесс хождения. - Да, конечно, - согласился Шелленберг и последовал совету. Он нашёл гостей на кухне, которые как-то умудрились втиснуться в помещение, совсем не предназначенное для того, чтобы там крутилось десять человек одновременно. Приход Вальтера вызвал бурю радостных возгласов приветствия и вопросов о самочувствии. - Сейчас этот несчастный доктор допишет мне инструкции как надо следить за своим здоровьем и мы все сможем переместиться в салон, чтобы обсудить дальнейший план действий и хоть как-то подкрепиться. - А сколько у тебя спальных мест, Вальтер? – спросил Стоун. – Мы здесь все, конечно, люди привыкшие жертвовать сном во имя других более неотложных дел, но, по моим скромным подсчётам, осложненным перемещением во времени, мы не спали суток двое-трое. Ну, за исключением Джареда, который сладко дремал под колыбельную Аполлона, пока мы все, как сумасшедшие, искали его но ночному Вавилону. - Ну я же не нарочно, - сказал Джаред, виновато улыбаясь. - Не знаю, у меня сна по прежнему нет ни в одном глазу, - сообщил Колин, поспешно прикрывая рукой огромный зевок, который ему не удалось подавить. - Кто-нибудь уступите место Шелленбергу, чтобы он мог сесть, - Гиммлер продолжал играть (довольно успешно) роль заботливой наседки. - Я предпочитаю стоять, мне так удобнее и легче, - отрезал шеф разведки и тут же перевёл разговор в другое русло, - есть одна кровать в спальне, ну, при желании, там и три человека могут уместиться, диван в салоне, если снять подушки, то двое лягут, есть ещё кровать в комнате гувернантки моих детей. Ну и пол, в конце концов, тоже плоский и горизонтальный, хотя, если кто-то предпочитает спать в креслах, на столе или на стульях, то тоже не проблема. - Штандартенфюрер Мах Отто фон Штирлиц предпочитает спать за рулём машины, - съязвил Визбор. - Не смешно, - хмыкнул Тихонов, и направился к выходу из кухни. - Так что, ты уже идёшь спать? – продолжал острить киношный Борман. - Нет, пойду провожу доктора, а то как-то некрасиво получается, мы его сюда притащили, он всё сделал, что от него требовалось, а теперь его и проводить некому. - Я думаю, что кровати должны быть предоставлены тем, кто завтра с утра отправляется на встречи, - продолжил разговор Мазей, - то есть Табакову, Гиммлеру, Шелленбергу и Тихонову, как-то им придётся поделить три кровати на четверых, остальные могут либо дождаться утра пока они уедут или воспользоваться другими спальными местами, предложенными Вальтером. - Гефестион, как квартирмейстер со стажем, как лучше всего разложить этих четырёх человек на трёх кроватях? - серьёзным тоном, но с усмешкой в глазах спросил Джаред. - Это достаточно просто, - не менее серьёзным тоном и с тем же задорным огоньком ответил будущий хилиарх, - мы должны отдать кровать гувернантки Шелленбергу, ему больше, чем кому-то из нас нужен покой из-за его ранения, Гиммлер и Тихонов занимают супружеское ложе Шелленберга, так как они с меньшей вероятностью, чем другие захотят провести ночь в разговорах, ну а Табакову достанется диван в салоне; опастность того, что ему не дадут спать перешёптывания других будет компенсироваться роскошью отсутствия назойливого соседа по спальному месту. - Я согласен, - подтвердил Табаков. – А вообще-то, я не столько хочу спать, сколько я хочу есть. Давайте, заберём это всё с кухни и переместимся в салон, - актёр сгрёб ближайшие к нему продукты и направился занимать место за обеденным столом в гостиной. - Нам лучше поторопиться, а то ничего не останется, - съязвил Визбор, - Вальтер, где тут у тебя посуда и разные столовые приборы? Пока все переходили из кухни в салон и рассаживались по местам, вернулся Тихонов и присоединился к довольно громкой компании. Деление еды и напитков, а также их потребление, заняло какое-то время и когда все заморили червячка и откинулись на стульях, разговор возобновился в русле «и что же всё-таки от нас хочет Аполлон и почему бы ему не появиться и не прояснить наконец-то обстановку». - И вообще, он не очень-то о нас и заботится, - недовольно заметил Визбор, - Мюллера вот вообще прикончил. - Я думал, это можно отнести к проявлению заботы, нет? – лениво спросил Колин, наверняка зная, что он этим спровоцирует Гиммлера. - Радуйтесь, что вам пришлось провести это время в его компании, могло быть и хуже, - довольно флегматично произнес рейхсфюрер занявшись своим любимым делом протирания пенсне. - Куда уж хуже. - Ну, если хотите, я могу пригласить Кальтенбруннера. - Нет, спасибо, - быстро отреагировал ирландец. - Ну вот, а Вы говорили, - Гиммлер временно водрузил пенсне себе на нос. – Кстати, Шелленберг, этот доктор всё-таки оставил вам лекарства и инструкции или, стоило мне на секунду отлучиться, и Вы похерили все мои наставления? - Да не беспокойтесь, рейхсфюрер, - заверил его Шелленберг, - я видел, что он писал какое-то очень длинное послание. - Да? И где же оно? - Должно быть где-то здесь, - шеф разведки пошарил комнату глазами и, остановившись на тумбочке с лампой за спиной Тихонова, сказал, - штандартенфюрер Штирлиц, соблаговолите развернуться и передать мне упаковку с лекарством и инструкциями, это за Вашей спиной. Советский актёр тонко улыбнулся реагируя на слова Шелленберга точно также как он это делал в фильме, и, развернувшись вполоборота, протянул руку к коробочке с лекарством и листку бумаги. К сожалению, это движение вышло несколько неуклюжим и Тихонов чуть не смахнул стоящую на тумбочке лампу. Среагировав в последний момент, он сумел удержать лампу на месте, но упаковка с лекарством слетела на пол. - Извините, не рассчитал, - сказал артист наклоняясь за упавшим предметом. Распрямившись обратно, он нахмурился. - В чём дело? – спросил наблюдающий на его стараниями Гиммлер. - Она слишком лёгкая, по-моему, там ничего нет, - Тихонов поднёс упаковку к уху и потряс её. – Да, я так и знал, а ну-ка. – Он открыл коробочку и перевернул её вниз дном, демонстрируя присутствующим отсутствие содержимого. - Вот сволочь! – воскликнул рейхсфюрер, - Он у меня ещё попляшет, я ещё успею сгноить его в подвалах гестапо как и обещал. Шелленберг, где Ваш телефон? - Подождите, не кипятитесь. Странно это, я же видел, что он что-то писал на бумаге. Слава, - Шелленберг вдруг решил вспомнить настоящее имя артиста, а что в инструкции? - Сейчас, - сказал Тихонов, разворачивая лист бумаги. По мере того, как он читал про себя содержимое, его глаза становились всё шире и шире, что не осталось незамеченным присутствующими и за столом мгновенно воцарилась мёртвая тишина. Под конец чтения Вячеслав Васильевич разразился неудержимым хохотом, из его глаз покатились слёзы и всё его тело сотрясалось от неожиданного приступа веселья. - Я всегда считал, что у меня богатый жизненный опыт, - первым начал Стоун после того как смех советского артиста перешёл в некое подобие всхлипывания, - но я никогда не сталкивался с такой безудержной реакцией на указания по принятию антибиотиков, тем более отсутствующих. Что же этот врач такого написал? - Сейчас, сейчас, - громко прошептал Тихонов, - я сейчас отойду и прочитаю. - Дайте ему стакан воды, - нахмурился Гиммлер, - а то придётся искать ещё одного врача. - Нет, не надо, я сейчас, - Тихонов попытался собраться силами и принять серьёзное выражение лица. Он вытянул руку с листком бумаги перед собой, но всё-таки не смог совладать с собой, и опустив голову на согнутую в локте руку, продолжал смеяться, правда, теперь, почти беззвучно. - Дайте сюда, - Гиммлер, сидевший рядом, попытался отнять листок. - Нет, нет, я такое сокровище никому не отдам, - уже более спокойным голосом произнёс актер и, деланно откашлявшись и придав своему лицу более или менее спокойное выражение, начал читать, - «Вальтер, не переживай из-за отсутстия лекарства, твоя печень тебе только скажет за это спасибо, отправляйся лучше пораньше спать и к утру у тебя всё пройдет.» - Это смешно? – с нескрываемым удивлением спросил Стоун, озвучивая повисший в воздухе вопрос остальных присутствующих. - Само по себе – нет, - ответил чуть успокоившийся Тихонов, - но в сочетании со вторым пунктом – очень. - А что во втором пункте? - Читаю: «Джаред, перестань выпендриваться и сними уже с руки повязку, под ней давно ничего нет.» - А откуда этот доктор знает моё имя и вообще....? – начал было американец и вдруг его глаза округлились таким же манером, как незадолго от этого - у Тихонова. – Не может быть! Это был Аполлон?! Этот, этот.... недовольный старикашка.....это был Аполлон? За столом воцарилось молчание. - Однако.... – первым пришёл в себя Визбор, - это было неожиданно. Мы тут лясы точили, что покровительствующий нам Олимпиец не удосуживает нас своим вниманием, в то самое время как это самый Олимпиец зашивал рану на ноге Шелленберга. Я должен признать, у Аполлона своеобразное чувство юмора. - Рейхсфюрер, насколько грубы Вы были с ним, когда заставили сюда приехать? – спросил Шелленберг. - Откуда же мне было знать! – Гиммлер раздражённо стукнул по столу кулаком. - Я боюсь, что одной жертвенной гекатомбой дело не обойдётся, - ответил на вопрос Гефестион. - Э-э-э, легкое рукоприкладство, угрожение концлагерем, включая всю семью, что вообще ужасная идея, если кто помнит историю Ниобы, многочасовые пытки, да, кажется так, я ничего не забыл. - Аполлон должен понимать, что я и представить себе не мог, с кем имею дело, - начал оправдываться Гиммлер, - я всего лишь заботился о бригадефюрере, тогда как вы все занимались попустительством. Вы только и ждёте, как бы отправить меня и Шелленберга вслед на Мюллером. - Это совсем не так, рейхсфюрер, - Мазей, сидевший по другую сторону от Гиммлера, успокаивающе положил ему ладонь на плечо. – Конечно же, Аполлон всё это понимает, я уверен. Слава, там ещё что-то есть в этом послании? - Да, - Тихонов закивал, улыбаясь, - последняя часть доказывает, что у Аполлона не только прекрасно развито чувство юмора, но он также не отказывает себе в желании побезобразничать когда для этого появляется возможность, ну, или он сам не прочь себе такую возможность создать. - Да читай уже, - не выдержал Табаков. - Как скажешь, - улыбнулся Тихонов, - «дорогой Олежка, пижама и халат на тебе смотрятся великолепно, но всё-таки это не совсем подходящая одежда для участия в переговорах, пусть даже и неофициальных. Так что, специально для тебя, пришлось смотаться на киностудию и позаимствовать несколько твоих бывших нарядов, один из которых особенно хорошо смотрится в сочетании с Хорьхом. Проверь спальню Вальтера.» - Однако! Аполлон в качестве личного костюмера, это даже круче, чем Аполлон в качестве личного врача! – вокликнул Джаред. - Завидуешь? – засмеялся Табаков, вставая. – Ладно, пойду проверю. Готовьтесь быть ослеплены моим великолепием, ибо я подозреваю, о каком наряде идёт речь.