Монетка

BONES — TroubledYouth

      Вообще-то Улькиорра спал вниз головой довольно редко, в моменты тяжёлых раздумий.       Перевернутый мир казался столь же нормальным, как и не перевернутый. Смущали испуганные взгляды прислужников (но и к этому приспособился). Отличия от других участников Эспады на этом не заканчивались — какая-то душа не стала центром его личности. Скорее множество кусочков соединились в одну — спокойную, рассудительную, нелюдимую, молчаливую. Преданную одному — господину Айзену, благодетелю и спасителю.       Они мало общались. Может, если бы господин больше времени уделял своему самому тихому подопечному, природная любознательность не переросла бы в анализ, а после и в рассудительность.       Улькиорра начал задумываться, а что он, собственно, делает изо дня в день. Что говорит, как говорит. Длину слова не измерял, но размышлял. Изучив себя и удовлетворившись складом характера, перешёл к окружающим. В попытке разобраться принялся копировать отдельные движения. Аккуратно, без фанатизма. Что-то прижилось, а что-то нет. В наблюдениях был и практический смысл — другие участники Эспады, да даже сами господа Канаме и Гин, проникались доверием, замечая свои же жесты.       Взяв себя за образец, он довольно быстро заметил, что окружающие-то сильно отличаются. Проблема в том, что он совершенен или в том, что стройная система не такая уж и стройная?       Улькиорре с его здоровым самолюбием не понравились эти вопросы. Совершенен? Вполне. Но на него оказывает влияние окружение, поэтому не все мысли совершенного существа совершенны. Легко нашлись (ведь в тот момент, когда твердо стоишь на своем, примеры лежат на поверхности) «ошибки». Гриммджоу, Нойтра и Аарониро. Первых, не мудрствуя лукаво, объединил в группу по признаку «агрессия и разрушительность», последнего выделил в «отдельно стоящий». Позже там оказался и Заэль. Уже четверо из десяти, считай, девяти, не поддавались копированию. Несовершенство мира всё-таки распространилось и на Улькиорру?       Это размышление было самым трудоемким. Без сна вниз головой не обходилось. Из большого размышления вытекали малые — если не взять ситуацию под контроль, получив доверие «агрессии» и «отдельно», получится ли сделать это в будущем? А если группа разрастется, или, что хуже, появится новая?       Это был способ Улькиорры понять окружающую среду. Придумал сам. И если бы узнал о трудах философов грунта, сильно удивился. Даже обиделся. Куатро Эспада, приближенный господина Айзена, обладал здоровым самолюбием, которое не нуждалось в подкреплении какими-то трудами каких-то философов грунта…       Улькиорра слегка сморщил нос. Громкий. Не так, что закладывало уши, но громкий, резкий, грубый. Гриммджоу.       Его копировать — заведомо дурная идея. Но Улькиорра был упорен и следовал за ним по пятам. И не удивился, когда господин Айзен приказал приглядывать.       Улькиорра вызывал раздражение, которое мог понять. А внезапную страсть к пленнице не понял.       Прежде Гриммджоу не показывал интереса к тем же арранкаршам. Ухмылялся, пялился, не более.       Через пленницу стало проще подобраться к нему. Но Улькиорру с ней ничего не связывало. Кроме, разумеется, приказа господина Айзена.       Сам свою роль надсмотрщика не обдумывал. Слишком много надо было обдумывать, слишком многое вызывало интерес. А приказы не обсуждают, их выполняют. Вскоре Улькиорра пересмотрит эту максиму — не обсуждай, но обдумывай.       Новый навык надсмотрщика Улькиорра выучил безупречно. Что-то новое, но отлично вписавшееся в отвлеченное занятие — изучение окружающих. Из отвлеченного в обязательное. Пленница оказалась интересным объектом — живая среди мертвых, рыжая птичка в каменной клетке. Открыла для Улькиорры упрямство людей, когда отказалась есть. Он почти разозлился. Но, получив пощечину в присутствии Гриммджоу, успокоился.       Странности не закончились — Улькиорра задержался за дверью, улавливая тонким слухом обрывки разговора. Изучая окружение, не стеснялся подслушивать или подглядывать, а то и все вместе.       Природа наградила Улькиорру не только изрядным терпением, но и осторожностью — поэтому, услышав шаги по коридору, поспешил скрыться в сонидо.       Он осторожно поделился находкой с господином Айзеном. Мол, Гриммджоу проявил интерес к пленнице, а так ведёт себя обыкновенно. Тот, усмотрев неведомое Улькиорре, порадовался.       Дальше — больше. Грунт. Экспедиция.       Странный состав — Трес, Куатра, Секста. Пустой (Улькиорра не цеплялся за это слово, потому что самого себя видел именно арранкаром) дом пленницы… Здесь осечка, потому что рядом с домом кто-то бродил.       И встретил этот кто-то, на свою беду, Гриммджоу. Улькиорра подоспел как раз вовремя — вспышки садистского веселья доставляли удовольствие только обладателю. Улькиорра хорошо запомнил момент — вот бросает взгляд на «кого-то», девушку, темноволосую и темноглазую. Деталью, которую выхватываешь в самый ненужный момент, стала короткая стрижка. Тия Харрибел, Трес Эспада, ходила с подобным ёжиком. Только вот что — арранкары не могли отрастить или отрезать волосы. Улькиорра знал также, что девушкам стереотипом приписывают локоны, струящиеся за спиной. Почему?       Улькиорра мог думать ни о чем и обо всем вечно. Однако вечности в распоряжении не было, господин Айзен не выдал, природа не снабдила. И Улькиорра вышел из положения довольно изящно — размышления занимали секунды, проносились с бешеной быстротой.       Итак. Кроме ёжика волос, и с виду хрупкого телосложения, у девушки была восприимчивость к духовной силе. Улькиорра подумывал, что вокруг Куросаки сконцентрировалось все более-менее способное население Каракуры. Или они впитывали силы Куросаки, чья собственная колебалась от малой до превышающей силу Улькиорры?       Это могло объяснить колебания.       Почему, почему, почему.       Она съежилась под давлением Улькиорры. Для нее, в сущности, ничего не изменилось — в не освобождённой форме давление Гриммджоу равнялось давлению Улькиорры, правда, свое собственное он не усиливал… Взглянул из любопытства и не смог отвести взгляд. Протянул руку, склонился, чтобы повернуть лицо к свету — брезжил рассвет. Девушка, найдя в себе смелость, отползла, посмотрела осмысленно.       Улькиорра разогнулся, чуть склонил голову набок. Подумав, поднялся в воздух вслед за Гриммджоу.       Улькиорра узнал, что господин Айзен собрался переманить Куросаки Ичиго в Эспаду. Это известие перекрыло другое — в экспедицию посылались самые подозрительные личности. Если бы Улькиорра не услышал это от самого господина, не поверил бы. С группой «подозрительных» направлялись и надёжные — Улькиорра или господин Гин. Как только Гриммджоу отстранили от экспедиций, Улькиорре стало понятно — один из самых подозрительных должен находиться под присмотром постоянно.       Улькиорра не раз бывал в кабинете господина Гина. Рассматривая экран одного из телевизоров, прямо спросил, мол, зачем экспедиции, вы ведь и так наблюдаете за грунтом? Господин загадочно улыбнулся в ответ… И отдал записку. Не спросив, кому она предназначена, Улькиорра спрятал в карман. Лейтенант Мацумото Рангику ждёт очередную.       Загадка, которая решится позже, в общем-то.       Улькиорра осознал — повидать девушку, с которой столкнулся, можно только во время экспедиций. Да и то всегда была вероятность, что увидят и обвинят в предательстве.       И… Почему он так ей заинтересовался?       Когда Улькиорра в очередной раз наблюдал за тем, как она сидит на уроках, за тем, как тренируется, как гуляет, понял. Она идеально вписывалась в систему. Ее личность и внешность Улькиорре нравилось обдумывать. Обдумывать поведение других членов Эспады, начальников и подчинённых, слегка надоело. Как, например, искать причину легкого безумия Заэля. Словно навязанная привычка. Видел каждый день. Иногда и ночь, если случался патруль.       И благодаря природной старательности объекты для изучения закончились быстро. Так Улькиорра и объяснял интерес. Просто ещё одно лицо. Другие повадки, интересы.       Совсем другие.       Улькиорра тщательно проводил анализ, пока не появилось нечто новое, неординарное. Чувство.       Так он и назвал нужду в девушке, с большой буквы. Чувство заслоняло осторожность и здравый смысл. Например — Улькиорра, как уже ясно, недолюбливал вспыльчивых. Как у создания спокойного и даже меланхоличного, вспыльчивые вызывали некоторый интерес, но такой мизерный, что тот почти сразу испарялся. Однако что-то явно шло не так.       Потому что ее вспыльчивость он назвал живостью, а редкая печаль приводила его в восторг. Игра на контрасте.       Приковала взгляд, не отвести прямо…       Особенно в те разы, когда их взгляды встречались.       Тень господина Айзена поймали так легко. Почти абсурд.       Ее звали Арисава Тацуки. Окольным путем он выведал это у Иноуэ и мысленно поблагодарил господина Айзена за его интриги. В конечном итоге Улькиорре они пригодились.       Арисава Тацуки.       Наверняка сейчас задаётся вопросом, почему за ней следит один из Эспады. Молодой, хотя Улькиорра иногда смотрел так устало, словно прожил миллионы раз на... прожил. Просто не помнил.       Мужчина, если опустить определения возраста. Следит за ней. Не круглосуточно, но регулярно. Чувство наконец отошло на второй план. И Улькиорра решил повременить со слежкой. Может, он уже достаточно насмотрелся? До конца всех следующих жизней хватит для анализа.       Как висел вниз головой, так и остался. Только руки на груди сложил, споря с самим собой.

***

      — Пустой! — он даже невольно посмотрел по реяцу, потому что не понял, кого она имеет ввиду. Ведь Улькиорра арранкар. — Иноуэ Орихиме, — не смущаясь, продолжила Арисава, встав напротив, — у вас, я знаю.       Несмотря на некоторое волнение, Улькиорра произнес спокойно:       — Здравствуй. Да.       И запоздало подумал, что Арисава не перестает удивлять. Вместо того, чтобы прояснить вопрос со слежкой, которую Улькиорра не прекратил (потому что Чувство пересилило), спросила про Иноуэ. Такое почти пренебрежение к собственной безопасности выбило Улькиорру из колеи. Конечно, Арисава ведь жила первую жизнь. И ей не приходилось прогрызать себе вторую.       Улькиорра, в общем-то, мало чем отличался. После того как осознал себя, отсиживался в дупле поваленного дерева, оплакивая свое одиночество. История начала его второй жизни дошла до Эспады без изменений. Пока Тия Харрибел сражалась, а Гриммджоу Джагерджак возглавлял группу Пустых, Улькиорра одиночествовал.       Кажется, с тех времён ничего особо не изменилось.       Она слегка опешила, словно Улькиорра или не умел, по ее разумению, разговаривать или бил сразу, без вопросов и ответов.       — Она жива?       — Да, — на этот раз произнес чуть вопросительно. Мол, ты считаешь, что мы так глупы, чтобы убивать ее?       Со стороны Улькиорра выглядел неприступным. Внутри же просчитывал, как ответить, чтобы продолжить разговор, но не нарушая собственные правила. То есть — Улькиорра чисто физически не мог себе позволить пространные ответы или вопросы. Ему требовалось время на то, чтобы раскрыться, найти подход в общении. Он немного позавидовал Гриммджоу — тот и правда не сглупил, влюбившись в пленницу. Всегда под рукой. Всегда найдется время.       Арисава вновь сбилась. Будто диалог шел не по плану.       — Как она себя чувствует, вы нормально ее кормите? — и произнесла с таким запалом, что Улькиорре послышались вопросы единым текстом, без пауз.       — Ее достойно содержат, — он мог добавить, что, собственно, он надсмотрщик. И выгуливальщик. Хотя в последнее время Улькиорра начал отличать оттенки слов и по отношению к Иноуэ сказать «выгуливальщик» — грубость. Компаньон. — Я могу гарантировать это, — ничего лучше придумать не смог. И заметив, как расширились глаза Арисавы, пожалел о сказанном.       — Что это значит? Что твое слово может значить для меня? И вообще, ты, наверное, обманываешь, — Арисава не озаботилась вежливыми суффиксами. В лоб, на «ты». Улькиорре понравилось.       — И я тебя не знаю. Поэтому в обмане выгоды для меня нет.       Рассудительность Улькиорры помогала выпутаться из многих ситуаций. Но Арисава зашла с другой стороны.       — Честно говоришь. Тогда… Сможешь передать Ор… Иноуэ кое-что?       Улькиорра покачал головой. Не только потому, что надоело быть посыльным, но и потому, что… Нет, ему действительно надоело им быть, чего уже достаточно.       — Почему? — он оказался достаточно близко, чтобы рассмотреть цвет ее глаз. В полутьме они показались то ли синими, то ли голубыми. Или даже зеленоватыми. Светлоглазая брюнетка. Противоположность темноглазой блондинке.       — Мы не знакомы. У меня нет долгов, которые я должен отплатить.       — Ты похитил ее, насильно удерживаешь, о каком долге речь?!       — Это… сделал не я, — и добавил. — Ты разве не знаешь, что ее отправил к нам господин Киске?       Заметив оторопь, пожал плечами, отвернулся.       Он позволил себе лишнего, задержавшись на грунте. Заговорив с ней.       — Вот как, — и сделал шаг в сонидо. — Вот как… — уже не как утверждение, но как часть вопроса «вот как мне остаться безучастным, если ты смотришь с такой надеждой?».

***

      Улькиорра влюбился. Он осознал это так же ясно, как тот факт, что песок бывает не только белым.       Помог случай. Вновь наблюдал за Арисавой (мысленно к ней так и обращался, прозвище не придумал) и услышал голос.       — Жутко от мысли, что меня кто-то идеализирует! Ну и любит, соответственно, этот образ, а не меня.       — Ну это статистика, мол, около девяти человек идеализируют тебя.       Улькиорра чуть вздрогнул. И правда. Он совсем ее не знал, но уже сочинил образ. И забыл обо всем остальном. Пару раз чуть не попался!       Как в тумане он вернулся в Уэко-Мундо с остальными. Повиснув вниз головой, остался в той же прострации.       Так любовь — это образ? Любит его, но не истину? Почему так?       Кажется, Улькиорра думал постоянно. И никогда не жаловался на головную боль.

***

      Взаимослежка. Слежка друг за другом.       В попытке выяснить правду — это любовь или так, наваждение?       Долго так продолжаться не могло. Они столкнулись на старом месте — дорожке в парке. Ближайший фонарь подмигнул раз, другой, третий.       Улькиорра и не замечал лавочку, пока Арисава не указала на нее.       — Давай сядем. И… поговорим, — и села первая, подавая пример с прямой спиной, словно дзампакто проглотила.       Улькиорра, несколько обескураженный, сел.       — Здр…       — Да знаю я! — Арисава воскликнула, а Улькиорра уловил, как она напряжена. — Здравствуй! — как огрызнулась.       Он подавил улыбку.       — Здравствуй. О чем ты хотела поговорить?       Арисава тряхнула головой, зажмурилась.       — О нас с тобой. Ходишь за мной, будто я не замечаю! Надоело!       — Мне нравится.       — И я вижу только одну причину такого повышенного интереса, — изящно пропустив мимо ушей, произнесла она.       — Ты заметила, что я влюблен в тебя?       — Ты… Так. Что.       Улькиорра не дал опомниться Арисаве, а себе — насладиться видом ее буквально ошарашенного, покрасневшего до самой шеи лица.       — Люблю тебя, — сказал он. Почему люди так старательно избегают говорить об этом? Проще простого. Улькиорра почувствовал, что сделал правильно. Именно почувствовал. Время от времени он перенимал мнение окружающих о своей бессердечности. Но бессердечные не плачут о своем одиночестве так, что стигмы — отметки на лице арранкаров разных цветов — приобретают вид полос от слез, верно?       — Чишто? Что?! — Арисава развернулась к нему, похлопал ресницами. Покраснела глубже.       — Красивые глаза. И ресницы, — он специально не сделал замечание по поводу ее румянца. Периодически Улькиорра был невыносимо тактичен.       — Н-не надо меня забалтывать! — она вскочила. — Мы… Я и ты виделись пару раз! Тебе нравится образ, который ты себе придумал!       — На проверку лучше.       Кажется, Арисава запуталась. Потерла висок, зло взглянула.       — Не паясничай! Я хотела сказать, чтобы ты перестал за мной следить! Хотя бы это. Возвращать Иноуэ не прошу, ты и записку ей передать не хочешь.       У Улькиорры щелкнуло в голове.       — Так вот что тебе нужно.       — Представляешь, — ее щеки продолжали пылать, как и ее гнев.       — Если я верну Иноуэ Орихиме, ты… — он не сразу подобрал нужные слова, — будешь более благосклонна ко мне?       — Ты… — теперь в тупике Арисава, — сделаешь это?       — Я могу.       — Да хоть расцелую, Боже мой! Если ты пообещаешь мне, — она улыбнулась, но нервно. Чувствовала серьезность Улькиорры и испугалась, что он выполнит обещание. С одной стороны, вернёт Иноуэ. С другой… А это ли не главное?       Такие рассуждения читал Улькиорра в глазах Арисавы.       — Обещаю, — он мгновенно оценил риски и рассчитал ситуацию.       Улькиорра понял, что должен доказать любовь. Но как?       Как вытащить Иноуэ, вернуть домой? И получить благодарность от Арисавы…       Учитывая сложность мероприятия, благодарность вполне могла во что-то перерасти. О чем она и говорила. Улькиорра помнил каждое слово.       Для начала связался с господином Киске. Это оказалось несложно — свое реяцу они и не пытались скрыть.       Улькиорра, настороженный, замер у порога магазина. Слегка склонил голову набок, услышав крики внутри дома.       Встретить вышел сам хозяин. И так душевно встретил, словно Улькиорра и не враг вовсе. Отказаться от чая было непосильной задачей. И пока пил, Улькиорра думал, а почему, собственно, вкуса почти не чувствует. Ведь господину Киске чай заходил на ура.       Разговор прошел не менее радушно, чем прием. Улькиорра под конец задался вопросом, а не сходит ли с ума. Ведь господин Киске с пониманием отнесся к ситуации с Арисавой. И предложил Улькиорре ещё подумать. И лучше присмотреться к своему господину.       Улькиорра настолько добросовестно отнёсся к заданию, что подружился с Иноуэ. Оказалось, что они чем-то похожи. И не только в том, что оба стремились понять суть, но и в положениях. Что Арисава, что Гриммджоу — сильные, но взрывоопасные характеры. А спокойные легче находят общий язык.       Темы бесед находили запросто. В процессе Улькиорра понял, чем Иноуэ привлекла Гриммджоу — всегда вежливая, уравновешенная, но при этом точная в выражениях. Улькиорра допускал, что с Гриммджоу открывается и какая-то другая сторона ее личности. Просто они дольше и больше общались, как в романтическом, так и в дружеском ключе.       Он был рад тому, как все складывалось. В союзе смертного и Пустого ему виделась вселенская гармония.       Улькиорра, подозревая, что за ним следят и на грунте, вел себя осторожно. Если спросят про визит в магазин, оправдается, что хотел что-нибудь выведать. Этим же собирался оправдать слежку за Арисавой. Но это оказалось лишним — господин Гин, отправляя госпоже Мацумото записки, о действиях Улькиорры молчал.       Таков был их договор.       Который Улькиорра поставил под сомнение, связавшись с Гриммджоу. Последний был нужен позарез, как не любил выражаться Улькиорра, но как любил он сам вставить. Иноуэ — это его слабое место, а Гриммджоу, как начал подозревать Улькиорра, уже стал ее. И слабым местом, и мужчиной.       Но об этом позже. Улькиорра играл между огней, хладнокровно лавируя.       Видел свою цель.       Но не избежал пренеприятного разговора с господином Гином по поводу разрушенного сотрудничества. Кажется, господин глубоко огорчился. Как он сам сказал, правда.       Улькиорра, находясь в щекотливом положении, потянул за ниточку по имени Мацумото Рангику. И краем сознания подумал, что, кажется, Эспаду разрушат не господин Айзен и его интриги, а женщины…       Мало было господина Гина, так и господин Айзен проявил себя. Спросил, а почему, собственно, Улькиорра несколько раз отклонялся от патрулей и не поблагодарил, стоило дать отгул. Улькиорра спокойно объяснил, что другим нужно проявить себя, он же вполне доволен положением. И заметил за собой некоторое раздражение, стоило увидеть театрально закатанные глаза благодетеля. Кроме раздражения наметилось разочарование. Улькиорра, довольно изворотливый («ушлый сукин сын» как грубо, но точно выразился Гриммджоу), запутался в действиях господина.       Рисовал схемы, говорил об этом с другими, но не разобрал. И прежде принял бы себя за глупого. Мол, мысли господина Айзена неведомы мне из-за глубины. Но теперь его, в прошлом и настоящем летучую мышь, окрыляло Чувство. И та же Арисава взглянула как на способного решить проблему, а значит, достаточно умного.       Если действия непонятны, то не логичны и бессмысленны. Сам Улькиорра понимал, что пренебрегал логикой в угоду Чувству. Возможно, для пущего противопоставления стоило назвать логику с большой буквы, но Улькиорра не стал. Пафоса было и так с избытком.       Итак. Улькиорра пренебрегал логикой, иногда. И этому была причина из плоти и крови по имени Арисава Тацуки.       А у господина Айзена?       Если бы нашлась такая же причина, скорее всего, женского пола, Улькиорра бы порадовался. Не из сыновьей покорности, а из жестокой хитрости — была б ниточка, за которую можно потянуть.       Но нет. У господина Айзена причина призрачная, размытая.       Улькиорра хорошо помнил наставления господина Киске. И, кажется, эта мысль лишь сильнее запутала его.       О «Гриммджоу, как начал подозревать Улькиорра, уже стал ее. И слабым местом, и мужчиной». Улькиорра прогонял через себя разговор с Арисавой на эту тему. Конечно, ей, как подруге Иноуэ, Гриммджоу не понравился.       Их вторая встреча, которую Улькиорра устроил, чтобы примирить и убедить, дала один плод вместо двух. Арисава убедила Гриммджоу, да. Но первая цель осталась.       Использование в качестве посыльного, применение давления, удар — Улькиорра был уверен, что все это неизвестно Иноуэ. Он заметил, что за принципы она держится. Несмотря на подвешенные, но отношения с одним из самых переменчивых, склонных к слепой ярости и жажде крови арранкаров, которых Улькиорра знал.       Улькиорра припомнил разговор с Гриммджоу по поводу отношений. Он не ожидал, что Гриммджоу сам поднимет тему. Так повелось, что они беседовали… Скорее, вскользь упоминали своих возлюбленных время от времени. То шуткой, то вполне серьезными вопросами затрагивали.       Зашел разговор о сексе.       Улькиорра, довольно возвышенный в своих измышлениях, зова плоти не чувствовал ни разу. И не предполагал, что почувствует.       Однако не заметить, как время от времени Гриммджоу смотрит на Иноуэ, было сложновато. Мягко-мягко, пока не загораются огоньки. Иноуэ, наверное, не замечала, вот и прикасалась по поводу и без. Не понимала, как он может это расценить.       Улькиорра достаточно узнал Гриммджоу, чтобы не беспокоиться за ее безопасность. Но ему с трудом верилось, что они даже не целовались.       Улькиорра не был сплетником. Ему просто нравилось все знать.       Благодаря умению копировать окружающих, Улькиорра научился примерять на себя различные образы. Он понимал, чем Гриммджоу привлекателен для девушек — статный, высокий, держит пресс на показ. Глаза голубые, когда злится (то есть, довольно часто) отдают в синеву. Самоуверенный, наглый грубиян. Местами даже коварный. Смертоносный в сражении.       Но с течением времени, Улькиорра подметил проявление других качеств — любознательности, логичности и скептичности. Гриммджоу был готов отстаивать свою точку зрения, подвергал под сомнение все. Иногда обосновано. Мешало его стремление быть в центре внимания, но Улькиорра рассудил, что и это проходит. Он подметил, что в глазах Гриммджоу вспыхивает осознание — перебил, сказал невпопад. Иногда он все же осознавал. Рисовался перед Иноуэ не без оснований — вытягивал ее из передряг, поручился за Лоли и Меноли, которым Иноуэ сохранила жизнь. Огрызался, но подчинялся ей по мере необходимости. И, что больше всего поразило Улькиорру — подарил ей монетку. Заплатил?       Улькиорре виделся и другой подтекст — арранкар носит с собой примету мира смертных. Да ещё и фальшивую. Будто пытается что-то вспомнить. Много наблюдает за людскими семьями… И яростно ненавидит синигами и людей. Противоречивый.       Сам Улькиорра прежде находил людей довольно безвольными созданиями. Всегда в стороне от Пустых и синигами, но при этом — точка преткновения. Арранкарам не требовалась душа для пропитания. Ее ценили как десерт. Как друг или партнёр смертные не рассматривались. Непомерная разница.       Улькиорра не видел большого потенциала в Лоли и Меноли. Ему подумалось, что таким образом господин Айзен оставил под наблюдением. Ведь каждый (без преувеличений) в Лас-Ночес знал, как Лоли предана ему. А Меноли просто не знала, куда податься.       Но случилось ровно наоборот — Лоли, глубоко разочарованная в господине, перешла на сторону Улькиорры. И Меноли вместе с ней. Улькиорра не задался вопросом, а почему, собственно, она настолько нерешительна. Его волновало, а как он, собственно, договорится с застрявшими в Уэко-Мундо синигами. Те были важной частью плана. Но об этом позже.       Итак, Улькиорра получил наблюдателей и источник информации. Смог подкорректировать прогулки Иноуэ, чтобы вместо них сбегать к Арисаве. Фрассионы покрывали.       Однажды Лоли напросилась на грунт на экспедицию. Господин Айзен, не увидев ничего предрассудительного, отпустил.       Мимолётный взгляд Арисавы на Лоли Улькиорра не забудет никогда.       Знакомить не стал. Да и сама Лоли, фыркнув, ушла. Догадалась о вкусах Улькиорры.       Возможно, также она фыркала на вкусы прежнего господина. Но Улькиорра, как бы ни хотел знать хоть одну тайну господина Айзена, остался с носом.

***

      Улькиорра, пересказав план в деталях, замолчал. Арисава тоже замолчала, но потрясённо. А Улькиорра просто устал так много говорить.       — Это… Сработает? — после четырех, а в сумме шести встреч, взгляд Арисавы немного изменился. Потеплел. Возможно, потому, что Улькиорра почти не бесил ее признаниями. Раз было, но словно сама Смерть велела — скажи, что ее глаза как ночное беззвездное небо. Улькиорра не удержался.       — Мои планы никогда не срываются.       Арисава громко фыркнула.       — Сколько в тебе пафоса?       — Достаточно, — едва улыбнулся он.       Зрительный контакт прервала Арисава, тяжело вздохнув. Взяла его руку в свои.       — Я боюсь за Орихиме. Что, если мы зря тут рассиживаем?       Улькиорра покачал головой. Арисава, словно почувствовав его движение, сжала ладонь.       — Почему?       Улькиорра чуть откинул голову назад, мысленно вздохнул.       Пожалел, что утаил от Арисавы связь Гриммджоу и Иноуэ. Странную, но одновременно похожую на их, Улькиорры и Арисавы.       Она не разозлилась, узнав. Возможно, ненависть к паре лучшей подруги пересилила.       Он, конечно, влюбился в смертную, но до конца идиотом не стал, понимал, что наметилась проблема. Два воина готовы сразиться, а ему с Иноуэ растаскивать...       — Ничего не бывает зря, — скорее оправдал свою попытку помирить их, чем ответил на вопрос.       Получив шлепок по руке, не обиделся. Знал, что могла ударить больнее. Но он действительно огорчился, когда она выпустила ладонь.       — Ты словно чьими-то цитатами разговариваешь, а ведь дело серьезное!       — Я говорю то, что думаю. Но, кажется, совсем не умею убеждать.       Арисава насупилась. Взаправду, когда не было ниточек, за которые можно тянуть, Улькиорра страшно путался. Да и неверие стало обижать его.       — Хорошо, хорошо, — примирительно сказала она и, не поднимая взгляда, вновь завладела его рукой.       — Звучит как одолжение.       — Боже мой, ты страшный зануда!       Улькиорра улыбнулся.       — Поэтому я предпочитаю молчать.       Арисава вернула улыбку. Наметился сдвиг. Обошёлся без ниточек. Если не считать Иноуэ.

***

      — Согласился? Это шутка? — Арисава избегала называть его по имени и фамилии. Поправка — она их не знала.       — Ты же знаешь, я способен на иронию и даже сарказм, но не на откровенные глупости.       Несколько томительных секунд Арисава смотрела так, будто впервые увидела. Улькиорра запомнит этот взор навсегда. Как и эту улыбку, которая погасла слишком быстро.       — Это значит, что…       — Гриммджоу вытащит ее. Иноуэ будет жить у тебя, как и договаривались.       — А сам он куда денется? — Арисава так часто хмурилась, что наметились морщинки. Улькиорра захотел разгладить, прикоснувшись, но вместо этого сказал:       — Будет жить у господина Киске.       — Ты хочешь разделить их?       — А ты хочешь принять двоих? — Улькиорра ковырнул носком землю под облюбованной лавочкой.       — Я не хочу, чтобы Орихиме как-то страдала. Ей и так досталось, — Тацуки, хмурясь, не стала встречать его взгляд.       — Ты слишком заботишься о ней.       — Знаю! — огрызнулась она, дёрнув плечом. — Она ведь… Ведь…       — Ты никогда не думала, о том, как она сама относится к такой заботе?       Арисава вздрогнула так, словно ее поймали на воровстве.       — Да как-то…       — Иноуэ сильно изменилась. Возможно, забота отяготит ее.       — Нет, так не может быть!       — Посмотрим, — Улькиорра отвёл взгляд. — Если хочешь поселить двоих сразу, я не имею права спорить с тобой.       — Да уж точно! — Арисава вскочила, тонкий силуэт обозначился в свете фонаря. — Я хотела сказать тебе важную вещь, а ты… ты!       — Я? — Улькиорра не издевался. Он правда не понимал.       — Вообще не туда речь увел! Какая разница, будут они жить у меня или нет?       — Большая, — он нахмурился. — Во-первых, он тебе не нравится и явно не понравится в дальнейшем. Я не хочу, чтобы тебе было некомфортно. И я не люблю склоки. Во-вторых, если Гриммджоу будет жить с тобой, то я буду ревновать. Это отвратительно, я не хочу испытывать данное чувство. В-третьих, его лучше держать под присмотром. Присутствие Иноуэ расслабляет. Да, я предположил, что ты спросишь причины, но весьма огорчён и раздражен тем, что высказал их. Однако, как бы то ни было, это твой дом. Ты в праве поселять и выселять без моего на то согласия.       Арисава опустилась обратно. Бледная и с гулко стучащим сердцем.       Улькиорра запоздало подумал, что она не попыталась отговорить Гриммджоу… Вернее, не приказала ему не приближаться к Иноуэ. Возможно, понимала, что это бессмысленно? Или ждала, пока останется с ним или с ней наедине?       — Ты прав. Но если рядом будет Орихиме, ему не захочется портить впечатление, да? Станет вести себя лучше. Извинится и за первую нашу встречу, и за вторую.       Улькиорра покачал головой с посылом «здесь даже я не возьмусь предполагать». Помолчали.       — Ты… ревновал когда-то?       — Да. И ты тоже. Совсем недавно.       — Хотела бы я сказать «нет»…       Снова молчание.       — Ты… Хотела что-то сказать мне? — время от времени они, как зеркала, отражали слова друг друга.       — Такое говорят, когда знакомы, — слабо улыбнулась она. И придвинулась, словно так и было заведено. Прижалась к плечу, — но тебе это не помешало признаться мне несколько раз. Просто… Спасибо что ты такой вот.       Улькиорра, оторопев, все же приобнял ее за талию.       — Это все, что ты хотела сказать? — нежно. Чтобы не спугнуть. Возможно, Арисава была первой, кто услышал такую интонацию от него.       — Если сознаешься, как тебя зовут, я подумаю, — ее голос прозвучал строже, чем обычно. Улькиорра расценил это как попытку скрыть волнение.       — Улькиорра Сифер.       — Что?       — Так меня зовут. Улькиорра, — прошептал он около уха и не ожидал, что ее руки найдут его ладонь и так стиснут. Арисава, кажется, и слышать не хотела о переплетённых пальцах. Только так. Чтобы мертвенно-белая с черными ногтями и широкая в основании ладонь в ее маленьких, по-женски узких ладошках. — Странно, что ты не захотела узнать раньше, — теперь, если постараться, можно было различить в его голосе некоторое лукавство.       — Моя оплошность. Но ты тоже не стремился узнать мое! — крайне серьезно высказалась она, но отодвигаться не спешила. И Улькиорре показалось, что она чуть потерлась щекой о плечо. Но это могли быть домыслы, потому что Чувство заполнило до краев. Наконец Улькиорра осознал положение в пространстве в полной мере.       — Арисава Тацуки.       — Ты… провидец, что ли?       — Нет, — он пожал плечами, и Арисаву слегка качнуло.       — Орихиме сказала?       — Логика весьма ценное изобретение.       Арисава что-то пробормотала в его плечо. И потом сказала вполне ясно, пусть и тихо:       — Улькиорра…       — Да?       — Нет-нет, мне просто… Захотелось сказать, — Улькиорре показалось, что ее сердце забилось вдвое чаще. Тем не менее, от комментария не удержался. — Как мягко звучит. Уикиолла, — он чуть приподнял брови.       — Я очень плоха в испанском, — тихо засмеялась она. — Стоило Орихиме уйти из кружка, я бросила.       — Я стану отличным учителем. Обещаю, — Улькиорра перешёл на испанский из интереса — а прибедняется ли Арисава? И приятно удивился чёткому ответу на все том же испанском.       — Да ты нарцисс. Наклонись.       Улькиорра послушно склонил голову. Арисава, в свою очередь, коротко обняла, прошептала.       — Ты сумел мне угодить. Если моя семья тебя не примет, я уйду из дому, — и, видимо, хотела поцеловать в щеку, но Улькиорра удачно повернул голову.       Соответственно, получилось в губы. Возможно, Арисава предвидела его вопрос «а как твоя семья меня увидит?», поэтому заткнула.       И после доли секунды смутилась и попробовала отстраниться, но он не отпустил. Прижал ближе, углубил поцелуй.       Не знал, как нужно действовать. Просто поддался Чувству и не торопился.       — Ты и целоваться умеешь?!       — Я… Гхм … Нет, — Улькиорра резко отвернул голову, прижал пальцы к губам. И впервые за вторую жизнь глубоко, до почти малинового цвета, покраснел.       И ощутил желание. Его расценил как проявление Чувства. Правда, от мурашек по спине это не избавило. Даже эта классификация «о, это же новая производная от Чувства», не помогла. Улькиорра совершенно сбился.       — Черт, — пробормотал, закусил губу. Он редко ругался, но, видимо, злотворное влияние Гриммджоу подействовало.       — Ты целуешься лучше, чем Кейго, — Улькиорре не стоило бросать на Тацуки (после такого уже можно и по имени, право слово) взгляд. Она хихикнула, что его совсем не успокоило. Играть героя-любовника прежде было проще, чем сохранить каменное лицо в моменте.       Тацуки, едва покраснев, зловредничала. И, что хуже всего, Улькиорре это нравилось.       — И не такой холодный, как я думала…       — Остановись.       — И даже милый.       — Пожалуйста…

***

      Парк. Вечер. Лавочка.       Мигающий фонарь.       Теплый свет и сине-фиолетовые тени.       — Глупый Пустой! — тишину разорвало восклицание. — Целую неделю от тебя ни слуху, ни духу!       — Насчёт последнего…       — Не паясничай!       — Не буду, — он едва улыбнулся, протянул ладонь. — Тебе идёт платье. Цвет подходит к глазам.       Тацуки, чуть смутившись, все же выпрямилась.       — Это со школьной постановки. Не стала бы я одеваться, будто у нас свидание!       Улькиорра кивнул. Сердитая на его обыкновенную сговорчивость, Тацуки взяла за руку, села. Улькиорра, не оказав сопротивления, сел рядом.       Помолчали.       — Скоро не сможем так посидеть, — тихо вздохнула Тацуки, аккуратно прижимаясь к его плечу. Ей нравилось так делать.       — Почему? — а Улькиорре нравилось смотреть на ее макушку.       — Ночи становятся длиннее, не замечал? Осень, — она вздрогнула, когда он погладил по плечу. К идущему от его кожи холоду надо было привыкать заново.       — Осень… — медленно повторил он. — В ладоши звонко хлопнул я. А там, где эхо прозвучало, Бледнеет летняя луна.       — А причем тут это?       — Иноуэ рассказывала. Мол, скучает по лету, — Улькиорра утаил, что Иноуэ рассказала Гриммджоу дальше. О своем шпионстве.       Улькиорра на свою беду услышал самые важные слова — «общалась, чтобы извлечь информацию». Отправлялся на встречу с Ашидо, предводителем восставших-застрявших в Уэко-Мундо синигами. Спешил, потому что неправильно рассчитал время, задержался у Тацуки. И на ходу был остановлен Заэлем. Услышав краем уха голоса Гриммджоу и Иноуэ, Улькиорра отвёл его подальше. Но «общалась, чтобы извлечь информацию» стучали в виске ровно до того момента, пока Улькиорра не подумал, что такое Заэлю знать нельзя. И господину Гину тоже. Нельзя.       Улькиорру удивила неосмотрительность Иноуэ. Не иначе как ее друзья совсем близко.       Он мог помочь, но навредив себе. Вернувшись, команда Куросаки не даст ему с Тацуки покоя. Тем не менее, скользя по песку в сонидо, Улькиорра спешил на последний разговор с Ашидо.

***

BONES — TillTheVulturesCome

      Улькиорра, положив руку на лоб тыльной стороной ладони, глядел в потолок. Тихая ночь.       Сине-голубоватый свет. Ошибся. Рассвет близился.       Улькиорра начал ошибаться. Почти абсурд.       Он поставил зарубку в голове — время на грунте и в Уэко-Мундо шло по-разному. И это было хорошо.       Настолько, что вставать не хотелось. Мысли напоминали патоку. Ещё одно новое ощущение.       Вся прошедшая ночь — это одно сплошное новое ощущение. Гордости в тот момент, когда рассказывал Тацуки о значении татуировки четверки на левой стороне груди. Вожделения в тот момент, когда…       Улькиорра поборол бы приступ лени (или уже не лени), если б не одно обстоятельство. По имени Тацуки.       Она протестующе застонала, стоило ему сдвинуть одеяло на миллиметр. Будить не собирался, заботился.       И Тацуки и не проснулась до конца, вот и пробубнила:       — Если ты далеко, то прихвати водички.       Улькиорра подавил улыбку.       — Далеко. И водички там нет.       Тацуки, полусонная, приподнялась на локте. Взгляд Улькиорры остановился на ее ключицах. Ниже нельзя, иначе уже не уйдет.       — Ты вернёшься? — ее взгляд приобрел осмысленность.       — Постараюсь, — он опустил ноги на пол. Теплый жёлтый цвет ламината подчеркнул его откровенно беломраморную кожу.       Впрочем, голубоватое освещение тоже сделало свое дело.       — Постарайся, — Улькиорре послышалась в ее голосе обида. Поэтому он повернул голову в ее сторону, и Тацуки тут же отвернулась.       — Не хотел тебя обидеть.       — Но смог.       Вместо слов Улькиорра обнял ее и почувствовал мурашки. Ее или собственные, не понял.       — Это закончится. Я буду так часто рядом, что надоем.       — Не говори ерунды, Мышик, — Тацуки чуть развернулась и коснулась его губ пальцем, затыкая. «Мышик» прижилось просто. Услышав рассказ об его «летуче-мышином» прошлом и облике, Тацуки не заставила себя ждать. В отличие от него, она придумывала прозвища.       И это тоже было хорошо.       Так, что даже Улькиорра научился улыбаться.