Forza e rispetto

Обычно учителя стараются вести урок так, чтобы вызвать интерес у учеников их предметом, увлечь происходящим на уроке, чтобы они хотели слушать, вдумываться, пытаться понять. Но вот учитель истории в старшей школе Намимори был совсем не таким — казалось, его предмет ему самому был неинтересен; он лениво выводил на доске даты, схемы и таблицы; его глаза всегда были чуть приоткрыты, а голос был еле слышным, ко всему равнодушным — словно он вот-вот стоя заснет прямо у доски, держа в одной руке увесистый учебник, а в другой маленький кусочек мела. Даже старавшиеся слушать лекцию отличники уже через десять минут урока клевали носом, ведь монотонный голос историка убаюкивал и глаза слипались сами собой. А у Курису уж тем более. Ее голова лежала на парте еще целой, не окрашенной синяками и ссадинами стороной, удобно расположившись на открытом учебнике, а сама девушка все чаще начинала зевать, еле державшись от того, чтобы не уснуть. Не вслушиваясь в лекцию, она, в попытках развлечь себя, лениво осматривала своих одноклассников. Вот Шоичи, Мисаки и Хром все еще старательно пытаются слушать объяснения историка, то и дело моргая и потирая глаза, пытаясь собраться и продолжить слушать; Гокудере было уже все равно, и он, не стесняясь, сидел в телефоне. Его рука, оперевшись на стол, подпирала голову, а сам парень не шевелился — только иногда коротким движением проводил пальцем по экрану, перелистывая что-то. Судя по его увлеченному лицу, он наверняка читал про какую-нибудь очередную паранормальщину. Большинство троечников, в том числе и Ямамото, уже давно провалились в царство Морфея. Спал он с при приоткрытым ртом и выглядел из-за этого совсем как ребёнок, отчего у Хакуджимы невольно вырвался тихий смешок. Тсуна тоже пытался внимательно слушать учителя, понять тему, но иногда бросал взгляды на сидящую впереди на другом ряду Сасагаву. Такие проникновенные, что она спиной чувствовала их и почти всегда на них оборачивалась. Улыбалась она при этом так тепло и одновременно с какой-то хитрецой — словно они делили один секрет на двоих. Савада краснел, отводил глаза, пытался вести конспект урока и дальше, но снова и снова отвлекался. Так часто, что даже равнодушный к уроку преподаватель сделал замечание. Вернувшись домой после такого неоднозначного свидания, Тсунаеши молча поднялся к себе в комнату с настолько красным, но при этом каменным лицом, что поздоровавшаяся с ним Нана, которая не получила ответа, заволновалась и последовала за ним. На пороге, окинув как всегда находившуюся в беспорядке комнату быстрым взглядом, на секунду остановилась на пороге и вздохнула, чуть улыбнувшись. Ее сын лежал на кровати, уткнувшись лицом в подушку и даже не переодевшись, чтобы не запачкать уличной одеждой чистую постель. Нана сразу же поняла причину его расстроенности и присела рядом с ним на краешек кровати, ласково потрепав его по голове. Она, чтобы приободрить Тсуну, решила рассказать ему о том, как они с Емицу начали встречаться, ведь истории отца и сына были во многом похожи. Сам Тсунаеши никогда не интересовался, как это произошло. Когда он был ребенком, подобные темы ему еще не были интересны, но потом, когда отец их бросил, ему попросту не хотелось лишний раз о нем вспоминать. Емицу так же, как и Тсуна, несколько лет не признавался в своей влюблённости Нане. Так они и учились несколько лет вместе, тесно дружили, но только этим дело и ограничивалось — лучший друг Емицу — Кёске, что был третьим в этом тандеме — не упускал возможности подшутить над ними по этому поводу. Савада-старший в итоге так и не поднял эту тему сам — за него в буквальном смысле признался Кёске. Будучи музыкантом и хорошим певцом, выступая однажды на одном из школьных балов в старшей школе, он, перед последней песней, сказал следующее: «А свое выступление я хочу завершить песней, на написание которой меня вдохновили мои два друга-идиота, что не могут признаться друг другу в любви». Родители не знали, что они хотели с ним за это сделать больше — убить за то, что он сделал это перед всем залом, или расцеловать за то, что помог им. Парень смутно припомнил, что когда он был маленьким, к ним домой часто заглядывал папин друг со своей семьей, но потом внезапно они перестали это делать. Тсунаеши хотел было спросить об этом у матери, но интуиция подсказывала, что этого делать не стоит. Он только чуть сжал руку Наны, лежащую на коленях, благодаря за рассказ. На следующий день Тсуна, после первого же урока, отвел Курису в сторону. Чуть замявшись и запинаясь на каждом слове, поблагодарил ее за подстроенное свидание. Девушка удивилась — к благодарностям она не привыкла, да и вообще думала, что он, наоборот, будет возмущаться ее самодеятельности. Но затем она кивнула и хлопнула друга по плечу, немного не рассчитав силы, от чего он чуть не упал. Савада, потирая ушибленное место, подумал о том, что не хотел бы встретиться с ней в бою — точно зашибет. — Не нужно благодарностей. Главное не сделай так, чтобы мои старания оказались напрасными. Тсунаеши пообещал, что не окажутся. Вдруг в дверь класса коротко постучали, и Курису, выгнув бровь, заинтересована приподняла голову с парты, отвлекаясь от своих раздумий. Класс тоже словно пробудился ото сна и с надеждой в глазах повернулись к выходу, надеясь хоть на что-то интересное. На пороге класса стоял Кусакабе Тетсуя. — Извините, что прерываю урок, — сказал он, почтительно кланяясь учителю, а потом перевёл взгляд на Хакуджиму; ей показалось, что смотрел он с каким-то сочувствием. Впрочем, удивляться этому не стоило — от «гонца» Хибари ждать хороших новостей было глупо. — Хакуджима Курису, Кё-сан вызывает вас к себе. Она приподняла брови и покосилась на рядом сидящего Тсуну, который смотрел на нее с тревогой. — Зачем? Мы сегодня дрались уже. Она и до встречи с ним выглядело неважно — девушка пришла в школу с разбитыми костяшками и рассечённой бровью, скрытой под пластырем. Благодаря же Хибари коллекция ран на ее теле пополнилась парочкой ссадин и синяков, что было еще совсем неплохо. В первые разы ей доставалось от него гораздо больше, сейчас же она более или менее приноровилась к стилю его боя, избегая серьезных увечий. — Не знаю. Но лучше поторопись, глава ждать не любит. Она недовольно засопела. Очередной проигрыш испортил ей настроение, и видеть ГДК сегодня ей уже не хотелось. Хотя с другой стороны, ей было любопытно, зачем он ее вызывает. Раздумав пару секунд, она неохотно поднялась со своего места. — Ну пошли, посмотрим, что ему в голову взбрело в этот раз. Когда Курису выходила, Киоко шепнула ей «Удачи!» и она коротко ей кивнула, показывая, что все под контролем. С тех пор как Тсуна защитил ее перед Хибари, Хакуджима долго думала, как ей отплатить ему. После урока труда, где он заплетающимся голосом принял приготовленное Киоко пирожное, Курису осенило, что решение было всегда перед ее носом — помочь другу в делах амурных было достаточным для оплаты ее долга. Но вот каким образом это сделать — вопросом было хорошим. Ей пришлось невольно присматриваться к Сасагаве, узнавать ее получше, чтобы найти повод к подталкиванию Савады к ней. С ее дружелюбностью в этом проблемы не было, и так, постепенно, они начали общаться. Сначала Курису начала с ней здороваться. Потом, как бы невзначай в общей компании, перебрасываться парой фраз, стараясь выяснить что-то полезное. Короткие разговоры в раздевалке. Советы на физкультуре, когда Киоко попросила учителя поставить их вместе. Но тем самым моментом, когда они начали — по-настоящему — сближаться, был тот, когда на уроке искусства у них обеих обнаружилась любовь к рисованию. Курису в этом, конечно же, так и не призналась, но Киоко с легкостью заметила, как смягчается резкое лицо хулиганки в тот момент, когда ее кисть касалась холста, принимая задумчивое, вдохновенное выражение, а ее обычно холодные, насмешливые глаза наполнялись теплотой. Это был единственный предмет, по которому у троечницы Курису была твердая пятерка. Обе девушки рисовали выше среднего, но все равно старались быть еще лучше; уступчивая на первый взгляд Сасагава на самом деле обладала твердостью духа и даже некой азартностью, и она так же не хотела уступать, что вылилось в неожиданное полушутливое соперничество. — Ты серьезно не знаешь, зачем он меня вызывает, или просто перед классом не хотел говорить? — спросила она, закидывая локти на уровень плеч, когда они с Кусакабе отошли от класса. — Правда не знаю, — признался он. — Ты не нарушала дисциплину сегодня? — Только опоздала на первый урок. Но с этим мы уже разобрались, — вспомнив об этом, она недовольно скривила губы, а ссадины на лице заныли, напоминая о себе, — Поэтому я заинтригована, зачем же я ему понадобилась сейчас. Заместитель ГДК неопределенно хмыкнул. — Скоро узнаешь. Девушка только фыркнула и отвернулась. Ее неопределенность весьма коробила, а для Тетсуи, похоже, это все было в порядке вещей. Он никогда не задавал лишних вопросов своему боссу — сначала из страха, потом из-за беспрекословного доверия. Курису слышала историю образования дисциплинарного комитета и поэтому ее удивляла такая преданность Хибари. Хотя при этом она была уверена, что если перед ним поставить выбор между десятью миллионами йен и этим высокомерный чудиком, то этот верный пес выберет второе, что невольно вызывало уважение. Почти во всех школах Намимори были свои мелкие банды, что доставляли немало проблем не только ученикам, но и большинству учителей. Они срывали уроки, отбирали деньги на обеды, устраивали драки. В средней Намимори до прихода Хибари такая банда тоже была, и главарем, и, по совместительству, «защитником» школы во время разборок с другими ребятами был именно Кусакабе. Он не был похож на остальных «типичных» хулиганов — совсем не жесток, спокоен, в чем-то даже порядочен. Но на первый взгляд кажущуюся мягкость держал своих подчиненных в ежовых рукавицах, имея у них беспрекословный авторитет. Однажды, словно из ниоткуда, появился Кёя, сразу же заявив, что это теперь школа принадлежит ему и бросил вызов Тетсуе. Он принял его, и пусть Кускакабе был неплохим бойцом, но до Хибари ему было очень далеко, и проиграл ему он достаточно быстро, что вызвало немалое удивление среди остальных хулиганов, ведь раньше их босс всегда одерживал победу в драках. Вместо того, чтобы распустить банду, будущий хранитель Вонголы сделал их своими подчинёнными, сформировав тем самым дисциплинарный комитет. Главной тайной в этой истории остается, конечно же, зачем Хибари он вообще понадобился. Когда они дошли до кабинета, Кусакабе молча поклонился главе и оставил их, плотно закрыв за собой дверь. Но Курису с удивлением обнаружила, что при этом в кабинете они с Хибари были не одни. Сам ГДК, нахмурившись, сидел в кресле и недовольно постукивал пальцами по полированной крышке стола, а перед ним стояла невысокая девчушка, которая, обернувшись на нее, тихо шмыгнула носом. Хакуджима быстро окинула ее оценивающим взглядом. Она припомнила, что эту девушку звали… Натсуми, кажется? и она тоже училась в первом классе. Такая тихоня, видеть ее в кабинете Хибари было странно. Вряд ли она стала бы нарушать дисциплину. Натсуми переводила застенчивый взгляд с Курису на Кёю и обратно, а затем стыдливо опустила его в пол. Она мяла подол юбки и переминалась с ноги на ногу. Ее лицо было чуть припухшее, а глаза красными, видимо она не так давно плакала. Курису почувствовала, как дернулся уголок ее губ. — Перебил все хулиганье и теперь девушек до слез доводишь? Хибари позабавило ее резко проступившее раздражение. — А может эта была ты? Курису с недоумением вскинула брови. Девчушка тоже удивилась его словам и непонимающе захлопала глазами, но вмешиваться медлила. — Что, прости? — От Кавасаки Натсуми поступила жалоба, что некто вымогает у нее деньги посредством шантажа. Твоя работа? — А какие-нибудь доказательства кроме твоих домыслов, построенных исключительно на предвзятости, еще будут? Он откинулся на спинку кресла. Кажется, чем больше хулиганка злилась, тем больше его это забавляло. — Этого вполне достаточно. Курису непроизвольно сжала кулаки. Она всегда готова была отвечать за свои поступки, ибо врать и изворачиваться было не в ее принципах, но вот прикрывать собой чужие она была не намерена. Видя, что ситуация стремительно ведет к тому, чтобы перерасти в очередную драку, до этого молчавшая Натсуми встала между ними и мирно подняла руки, стараясь успокоить их. — Хибари-сан, я не думаю, что это… — девушка чуть запнулась и наморщила лоб, вспоминая имя хулиганки, — Хакуджима-сан делает. — Почему же? Кавасаки чуть замялась и опустила голову. -Н-ну… он шантажирует фотографиями, — при слове «он» девушка поджала губы, — Откровенными фотографиями. Курису-сан все-таки девушка и я не думаю, что она стала бы заниматься чем-то подобным. Тишина. Курису со злости сжала зубы, и даже на лице Хибари появилась тень. То ли от раздражения от того, что в его школе скрывается подобный мусор, то ли от того, что он и правда поспешил в своих суждениях. — Гребаный япошка-извращенец… Что за сукин сын вообще додумался… — Хакуджима была готова разразиться очень длинной гневной тирадой с очень краткими эпитетами, что заставили бы краснеть даже такого сквернослова, как Гокудера. Хибари предупредительно достал тонфа. Он, в целом, был согласен с таким емким описанием правонарушителя, но ругань он терпеть не собирался, особенно в своей любимой школе. — Следи за языком, или я забью тебя до смерти. Курису фыркнула и шумно выдохнула, все же постараясь взять себя в руки. Затем, не разжимая зубы, произнесла: — А как еще его назвать? Но ГДК уже не смотрел на нее, переключив свое внимание на пострадавшую девушку. Она еле слышно, также не поднимая глаз на ее слушателей, рассказала все с самого начала. Шантажист прислал эмейл сегодня утром, прикрепив к нему несколько фотографий и сказав, что если Натсуми не отдаст деньги завтра в обед, то эти фотографии разлетятся по всей школе, а потом и по интернету. Место передачи денег он сообщит за полчаса до встречи. Хибари был уверен, что сам он не покажется и прикажет припрятать деньги, следя за девушкой на расстоянии. Первоклассница подтвердила его догадку, сказав, что она осторожно поспрашивала знакомых девушек из своего и параллельного классов, и никто его так и не увидел лично — все оставляли деньги, завернутые в пакет, в самых разных местах, а потом просто уходили. К еще большему недовольству Кёи, пострадавших было довольно много, но никто не жаловался, потому что боялись огласки и хотели избежать позора. Закончив рассказ, Натсуми закрыла лицо руками и заплакала, испытывая стыд за то, что попала в такую глупую ситуацию и призналась в этом другим людям. Курису стало неловко и она нерешительно положила руку на ее плечо, чуть сжав его. Она совсем не умела успокаивать, и это движение вышло у нее скорее машинально. — Ты очень сильная девушка, раз решилась рассказать об этом нам. И мы тебе обязательно поможем. Сказанное дошло до нее уже под конец фразы. Злость на шантажиста настолько затуманили ее разум, что она невольно дала обещание поймать его. Кавасаки благодарно кивнула и слабо улыбнулась. Только Хибари не разделял этого энтузиазма. — Мы? — его голос стал жестче и острее. — Мне не нужна твоя помощь. Я справлюсь с этим сам. — Хочешь забрать все веселье себе? Ну уж нет, парень, этот извращенец и от меня получит! Вот же упрямая девчонка. Впрочем, в кое-чем она могла пригодиться. Натсуми показала ей присланное письмо, которое та внимательно прочитала и рассмотрела фотографии. Судя по ее раскрасневшемуся лицу, желание побить извращенца у нее только возросло, и она точно теперь его не упустит. Отпустив Кавасаки и заверив ее, что скоро шантажист будет пойман, Курису и Хибари направились в раздевалку, где и были сделаны злополучные фотографии. В ней не было ничего примечательного — шкафчики для переодевания, длинные скамьи и старые плакаты, что повесили еще ученицы прошлых лет. Девушка искоса посмотрела на ГДК, что задумчиво осматривал помещение. Обычно мальчишки смущаются, если каким-либо образом попадают в женскую раздевалку, но вот на его лице не дрогнул ни единый мускул. Он передвигался по ней так естественно, словно каждый день сюда приходил. «Ну да, ну да, похоже он на полном серьезе школу вдоль и поперёк изучил. И откуда такая любовь к своему учебному заведению? Он хоть домой уходит?» Когда она подумала об этом, Хиберд, сидящий на плече своего хозяина, захлопал крыльями, смешно подпрыгивая на месте, и взлетел. Он не торопливо летал по всей комнате, осматривая каждый уголок, как будто бы хотел помочь в этом расследовании. Хибари следил за ним, улыбаясь краешком губ. — Откуда сделаны фото? — спросил он через некоторое время. — Со стороны окна, — не задумываясь, ответила девушка. — Все фото были сделаны на фоне этой стены, — она кивнула на стену с плакатами. Хибари, не отвечая ей, подошёл к предполагаемому месту преступления. Проверил подоконник, горшки с цветами, рядом стоящий шкаф. Он уже было подумал, что правонарушитель использует скрытые камеры — в век интернета их достать было несложно, но нигде их не обнаружил. Зато Курису не упустила момента, чтобы съязвить и назвать его Шерлоком. Порой Кёя задумывался, отсутствие страха у нее перед ним это смелость, достойная уважения, или глупость, ведь даже не смотря на огромное количество проигрышей, она все равно продолжала дерзить? Он выглянул в окно. У школьного забора стояли несколько высоких деревьев с настолько длинными ветвями, что они заходили на территорию школы. Ни один солнечный луч не пробивался сквозь сплошное сплетение ветвей, густо покрывшихся листвой. Хибари приметил, что они были довольно толстыми и крепкими на вид. — Подойди сюда. — не оборачиваясь, приказал он Курису. — Ну и? Он кивнул на деревья, ничего не объясняя. Но это и не потребовалось, девушка поняла ход его мыслей. — Думаешь, на дереве сидит? — она задумчиво облизала губу. — А ведь вполне возможно, если найти правильное место, то из-за листьев его будет не видно. Они переглянулись. Похоже на правду, но как его подловить? Глаза Хибари хитро блеснули. — Сейчас физкультуры нет. Она будет следующим уроком у 3-А класса. Курису секунду смотрит на него, недоумевая. Знать расписание каждого класса в школе на ее взгляд было через чур, но Хибари всегда серьезно подходил к своей работе — он считал обязанным себя знать абсолютно все, что касается школы и ее учеников. Сейчас эти знания оказались как нельзя кстати, и он решил не терять времени и направиться к тому дереву. До конца урока оставалось не так много времени, а горе-фотограф мог оказаться там в любой момент. Однако его невольная напарница не захотела упускать, по ее словам, самое интересное (которое заключалось в избиении извращенца) и решила последовать с ним. Он, конечно же, был против. — Да-да, ты крутой парень, работаешь один и все такое, — Курису стояла в проходе и не давала парню пройти, — Я, знаешь ли, тоже не в восторге от того, что приходится работать вместе с тобой. — Так уходи. — Я держу свое слово, Хибари Кея. Ее обычно язвительный голос прозвучал необычно серьезно. Он хмыкнул. Нашлась тут благородная хулиганка. Хоть бы польза какая от нее была, а то просто так за ним ходит, к месту и без вставляя свои шуточки. — Для правонарушителя ты необычно принципиальна. — Как и ты. Ждать хулигана они решили в небольшом сарайчике, что находился неподалеку от тех деревьев; он использовался для хранения различных сельскохозяйственных инструментов. Придя на место, оба школьника оторопели от увиденного — грабли и лопаты были разбросаны, одна тачка лежала на боку, лейки и тяпки свалены в кучу в углу, везде пыль. Убирались тут давненько. Хибари смерил помещение взглядом нескрываемого отвращения. Список людей, которых нужно было забить сегодня до смерти стремительно пополнялся. Но всему свое время. Пока придется это потерпеть, и Курису с Кёей разошлись по разным углам. Совместное с ГДК пребывание в темном, грязном и тесном помещении девушку в целом очень сильно напрягало, а образовавшаяся мёртвая тишина угнетала еще больше. А он, казалось, вообще забыл о ее присутствии и не обращал на Курису никакого внимания, только спокойно и настороженно, словно волк во время охоты, следил за злополучным деревом через небольшое окошко. Она случайно опустила взгляд на его руку, и глаза остановились на его запястье. Всегда так чинно одет — обязательно рубашка и повязка ДК, реже гакуран и галстук. И только причудливый браслет с фиолетовым камнем на левой руке выбивается из образа. Хакуджима припомнила, что у Тсуны, Такеши и Хаято похожего стиля цацки. Это вызывало у девушки много вопросов — носить стилизованные украшения в качестве знака дружбы было вполне в духе ее одноклассников, но никак не в духе Хибари. К тому же близкими друзьями они совсем не выглядели. Гокудера так вообще не скрывал своей неприязни к нему. Задумавшись над этим, она так и продолжала смотреть на него невидящим взглядом. Хитро прищурившись, Кёя чуть опустил голову в бок и провёл пальцем по своему браслету. — Прикидываешь как украсть? Курису чувствует, как у нее дёргается верхняя губа. — Иди к черту. Хотя может, он и есть черт. Это бы многое объяснило. — Просто подумала о том, сколько должно пройти времени, чтобы Тсуна пригласил меня в вашу маленькую секту лучших друзей на всю жизнь с крутым мерчем в придачу. — Надейся, что избежишь этого. В его ледяном голосе неожиданно прозвучало некое подобие предостережения, от чего Курису даже стушевалась на секунду. Но он уже думал о другом, бросив быстрый взгляд в окно. — Вот он. Хакуджима, все еще несколько сбитая с толку их разговором, тоже выглянула на улицу. В направлении дерева действительно шёл довольно высокий парень в форме старшей Намимори с черным чехлом, что висел на его плече, и озирался по сторонам. Ее зрачки сузились — она узнала этого парня. — А я ведь его уже видела, — задумчиво протянула она. — И ты, думаю, тоже. Конечно, Хибари тоже его знал, ибо часто приходилось пересекаться в школе по долгу службы. Этот парень был второклассником и новым замом президента студенческого совета. Всегда услужливый, льстивый, но при этом всегда избегал смотреть Кёе в глаза, как будто стыдясь чего-то, и опускал их в пол. Похоже, он решил не терять времени даром и воспользоваться привилегиями своего недавнего повышения — в его положении было легко узнать номера и почту интересующих его девушек, поэтому ему действительно было чего стыдиться. И о чем пожалеть. Заместитель схватился за ветку, готовясь забираться наверх. Даже осматриваясь, он не увидел, как к нему бесшумно приближались два очень разозленных человека. Парень почувствовал тяжёлые взгляды, вдавливающиеся ему в спину, и хотел было повернуться, но не успел — два коротких, но сильных удара с разных сторон оказались гораздо быстрее и оглушили его, от чего он упал на землю как подкошенный. Фотограф с трудом повернул гудящую голову, и увидел стоящих около него Хибари и Хакуджиму, что держали свое оружие, явно намереваясь применить его еще раз. Их полные ярости лица не предвещали ничего хорошего. Он потянулся к своему чехлу, но девушка хладнокровно наступила ему на руку; шантажист взвыл от боли. — Неприятно? — участливо спросила она. — Вот и девушкам, которых ты шантажировал, тоже было неприятно. Он хотел соврать, что он тут не причём, хоть как-то оправдаться, но быстро понял, что это бесполезно, ведь в фотоаппарате и его телефоне, лежащем в кармане, было полно доказательств. Да и они вряд ли станут сейчас его слушать — все было очевидно. После «воспитательной беседы» с ГДК и Курису заместителя главы студсовета незамедлительно отправил к директору заранее вызванный Кусакабе. Но по дороге стоило отнести его в медпункт, ибо выглядел он, мягко говоря, неважно, и ничего вразумительного ни директору, ни полиции он сказать был бы не в состоянии. Тетсуе в этих разбирательствах, затянувшихся до вечера, было жаль только главу студсовета, которому приходилось выслушивать о деяниях своего зама с опущенным и красным от стыда лицом. Человеком он был до одури правильным и полностью уверенным в своих подчиненных, и эта новость его сильно подкосила. А вот Хибари и Хакуджима после ухода Кусакабе сразу же потеряли к этой ситуации интерес, полностью удовлетворённые избиением. Девушка, разгоряченная, улыбалась и крутила свою клюшку на плече, словно зонтик. Хотелось подраться еще и, уже позабыв об утреннем проигрыше, она повернулась к Кёе, чтобы вызвать его снова, но он опередил ее. — Хулиганка участвует в ловле хулигана. Не ровен час, как в дисциплинарный комитет начнешь проситься. Сколько насмешливости в одной фразе, которая моментально сбила весь настрой. Курису скривилась, негодующе посмотрела на него и опустила свое оружие, почти оскорбленная таким предположением. — Да никогда в жизни.