can you please

— Стажер До-о! Стажер До-о-о! Стажер До-о-о-о-о! — А? — раздраженно вскидывается Бонсун, отрываясь от отчета по своей игре. «Супер-Бонсуни» была весьма популярной среди сразу нескольких возрастных групп, как и предсказывала Бонсун, и она страшно этим гордилась. Минхёк на миг замирает, а потом выпаливает: — Можешь, пожалуйста, выйти за меня? — Выйти за тебя? — тупо повторяет Бонсун и растерянно оглядывается по сторонам, будто вопрос предназначался не ей, хотя в кабинете только они вдвоем. Минхёк утвердительно-вопросительно приподнимает брови. — Н-но, — Бонсун с удивлением обнаруживает, что запинается, и откашливается. — Но я, как бы, не могу… Минхёк расстроенно опускает плечи. — …работа президента очень сложная и ответственная, я боюсь, что не справлюсь. — заканчивает она. — Нет, не так. — мотает головой Бонсун, погружаясь в размышления, и не замечая, как все ниже и ниже опускаются плечи Минхёка. — Я, конечно, могу выйти за тебя на денек, скажем, если очень нужно, ты ведь так устаешь… — Бонсун, — устало прижимает пальцы к вискам Минхёк. — …И я уже подменяла временно секретаря Гона, так что некоторый опыт есть, что, разумеется, не сравнится с работой президента крупной компании, не подумай. Я вовсе не сравниваю работу секретаря и работу президента и не приравниваю одно к другому, я понимаю, что это совершенно другой уровень, и… — Бонсун! — …и я просто имею ввиду, что я могу временно тебя заменить, ненадолго, конечно, но тебе придется все мне здесь разъяснить, хах, я же только и умею, что немножко рисовать да фантазировать всякое, ты же знаешь. Не лучше ли тебе будет попросить секретаря Гона, он все же в этом куда больше меня понимает. В конце концов, я же вечный стажер, ха! Но не подумай, я не жалуюсь совсем… — До Бонсун! — …я люблю каждый день видеть тебя здесь. Кстати, а зачем тебя подменять, ты куда-то уезжаешь? Надолго? Мне с тобой мож… — До! Бон! Сун! — с каждым словом встряхивая удивленную Бонсун, кричит Минхёк, отчаявшись ее перебить. — А? Что такое? — моргает та, уставившись ему в глаза так невинно и наивно, что собиравшийся уже было разложить все по полочкам, и если нужно, и на оба колена стать Минхёк только качает головой, сдаваясь, очень устало выдыхает и отпускает ее. — Не надо ничего. — снова прижимая руки к вискам и морщась, тихо говорит он. — Не надо. Я передумал. — Да? Ладно. А что такое, Минмин? — обеспокоенно спрашивает она, всполошившись. — Голова болит? Дай-ка гляну. — она прикладывает одну ладонь ко лбу мгновенно разомлевшего Минхёка, а вторую для сравнения к своему. — Жара вроде нет. Слушай. — серьезно говорит она, отняв ладонь (Минхёк разочарованно опускает уголки рта) и сосредоточенно нахмурившись. — По-моему, тебе нужно передохнуть денек-другой. Может, я все-таки выйду за тебя? — Ай, До Бонсун! — взвизгивает, успокоившись было, Минхёк, и, зашипев, как лесной кот, выскакивает из кабинета, кажется, всхлипывая, в дверях столкнувшись с офигевшим секретарем Гоном. Бонсун растерянно моргает глазами, глядя ему вслед.

***

— Слушай, Минмин, как же все-таки вкусно! Они сидят вдвоем в ее любимом кафе и едят токпокки. Минхёк с минуту любуется ее выражением лица («Довольный котенок», как он однажды ее назвал, а она только засмеялась), а потом он улыбается, и: — Я бы хотел есть с тобой токпокки до конца своей жизни. И пугается собственных слов. Ведь в кафе так много людей, обеденное время, вон даже сотрудники сидят, глазеют, особо впечатлительные глаза закатывают и бряцают аксессуарами-ложками на запястьях. А ну Бонсун сейчас ужаснется, и стол выдернет? Минхёк стынет от этой мысли изнутри. Люди в кафе недоумевающе оборачиваются на их столик: Бонсун смеется, запрокинув голову, громко и радостно, будто он ей рассказал какую-то особо уморительную шутку и ему не остается ничего другого, кроме как подыграть ей. Минхёк улыбается так натянуто, что даже самый глупый из всех в псевдобанде Бонсун понял бы, что ему и на рисовое зернышко не весело. Бонсун в предпоследний раз фыркает и смотрит на него, прищурив глаза. — До конца жизни есть с тобой токпокки? Боже, — закатывает глаза Бонсун, и невооруженным глазом видно, что ее все еще разбирает смех. — Неужели ты так сильно сомневаешься в моих кулинарных способностях, а? Неужто ты думаешь, что я могу готовить только токпокки? Ха! А я ведь тебе готовила, Минмин! Приходи к нам завтра, приготовлю кучу всего, кроме токпокки! Бонсун заговорщически подмигивает и принимается за еду, временами посмеиваясь. Минхёк кисло соглашается, и сожалеет, что здесь так много людей и нельзя шумно сбежать, обиженно хлопнув дверью.

***

Когда со скоростью пять сантиметров в секунду падают лепестки вишни, точно снег весенний, и Минхёк надевает Бонсун на палец кольцо, ему сперва становится до одури страшно, но затем он заглядывает ей в глаза и умиротворенно улыбается: Бонсун понимает, Бонсун принимает. Бонсун улыбается солнечно-солнечно, и эта улыбка эхом звучит в его глазах. Он знает, что они совершенно точно придут сюда и через год, и еще через год, и через десять лет, и через десять тысяч лет тоже придут сюда. И Минхёк в этот миг невыносимо счастлив.