***
Она слушала льющуюся в душе воду целую вечность — сперва просто пыталась выяснить, подходящий ли момент, теперь пришла к выводу, что момент неподходящий, и ждала, когда Райкер закроет воду и окончательно убедит ее в этом решении. Но шум продолжался и продолжался — Кристин слушала его, глупо вжавшись в дверь душевой лбом — четкий, совершенно монотонный, словно человек под душем вообще не шевелился. Ей уж точно не хотелось оставлять его с этим дерьмом один на один. Во всяком случае, Элиас не показался застигнутым врасплох, когда она обняла его со спины. Поверить окончательно все еще не удавалось, хотя тело привычно льнуло к нему, чувствуя себя вполне комфортно. Кристин потерлась носом о его лопатку. Реакции тела она уже проходила. — Пытаюсь сосчитать все обновки, — рассеянно сказал Райкер, поглаживая ее по руке. — Твои тоже ничего. — Мои высший класс, — она провела механической ладонью по самому свежему рубцу. — Ну и как? — Не особенно преуспеваю, я и раньше был похож на решето. Но теперь, вроде бы, шрамы стали более симметричными. — Скоро закроешь новыми и совсем запутаешься. — Верно. Его ладонь сместилась с ее пальцев. Кристин потянула его на себя, заставила развернуться. Элиас гладил татуировку. Она усмехнулась. — Ковач очень быстро освоился в твоей оболочке. Вслух прозвучало коряво, странно. Неуместно. Райкер очертил большим пальцем ее подбородок. — Небольшая цена за возвращение. Ей потребовалась пара мгновений, чтобы понять — если он не обнимет ее прямо сейчас, она немедленно умрет. Сию секунду. Элиас не двигался. Она обхватила его шею сама, почти повисла, приподнимаясь. Каждое мгновение в голове ознаменовывалось громким щелчком, и эти звуки пугали ее до дрожи. Элиас обхватил ее через четыре щелчка, вжал в стену душевой еще через два, а потом принялся целовать, и чертовы звуки, наконец, умолкли.***
Ковач обещал зайти, попрощаться в своей новой — старой — оболочке, и, разумеется, пропал с концами. — Пошел ты, Ковач, — сообщила она перед уходом на работу обувнице и снесла ее пинком. Райкер выглянул с зубной щеткой в руке, но ничего не сказал. Это не должно было стать поводом для такой ярости, но стало — теперь поводом для ярости становилось все. Злиться ей нравилось гораздо больше, чем чувствовать боль. Что угодно нравилось ей больше. — Я не могу удовлетворить твое прошение, потому что ты абсолютно не хочешь заниматься отчетностью, — говорил Танака, и, наверное, ей следовало проломить ему спину еще раз, или на этот раз голову, и заорать, что она даже вставать с постели по утрам не хочет, но в итоге она просто огрызалась, и каждый из них оставался при своем. Танака вообще пытался внушить и ей, и Райкеру, что перед восстановлением в должностях было бы неплохо посидеть в отпуске (отдохнуть, пройти курс психотерапии, опусти свою чертову руку!), и, иногда, когда Райкер отходил, и она оказывалась один на один с пустым стулом напротив, Кристин даже видела в словах начальника рациональное зерно. Потом, правда, представляла, как будет открывать глаза и смотреть с кровати в сторону семейных фотографий целый день, и язвила Танаке еще сильнее. Тот терпел — клацал зубами, орал иногда, но терпел — после всего, что случилось, они могли выносить друг другу мозг сколько угодно без всяких последствий для работы. В слишком глубокую задницу они ухитрились угодить. — Ковач, тебе не обязательно быть со мной таким суровым, — юлил Дэйв, или Джек, или Ифраим, или еще какой-нибудь мудак из низа преступной пищевой цепочки, и она обязательно огрызалась: «Это Райкер!» до того, как Элиас успевал открыть рот. Кристин понятия не имела, почему, но от каждого «это Райкер» ей становилось спокойнее. Он снова был здесь, в своем теле, на своем месте, это было единственно правильным во всем мире — и это было единственным, что ее утешало. Он был здесь, но язык бы не повернулся сказать, что он был «с ней». Он много копался в документах по делу Рейлин и часто гонял новостные выпуски и обзоры, когда сидел в наушниках, отстранялся в бумажки, медлил, прежде чем обнять ее, и Кристин хотелось орать от непонимания и отчаяния. — Я не хрустальная, — обозлилась она однажды, когда он положил руку ей на плечо, как никогда не клал в их отношениях, начавшихся с агрессивного секса на пороге его квартиры в процессе раскрытия какого-то чертовски выматывающего дела — будто спрашивая разрешение. — Если я постоянно кричу по ночам, это не значит… Ничего это не значит. — Не хрустальная, — согласился Элиас ей в висок. От него опять несло сигаретами, и ей самой отчаянно захотелось затянуться. Он обнял крепче, и снова вдруг стало очень правильно и спокойно. — Прости. — Все хорошо, — он прижался к ней лбом, и в горле, как всегда, несвоевременно провернулся колючий ком. — Все хорошо. Все не было хорошо, но ей хотелось, чтобы было, а еще хотелось разрыдаться, с соплями и истерическим подвыванием. С ним было уютно, с ним было безопасно, с ним можно было отпустить себя — если вообще принять за истину возможность отпустить себя. Кристин почему-то не отпускала, пытаясь переждать приступ — долбанные слезы все-таки полились, Элиас согнулся, обнимая ее, целуя лицо. Это была так правильно, так беспощадно правильно — она знала, как его утихомирить, он знал, как не дать ей превратиться в истеричку. Его шрамы проступали под ладонями, человеческой и механической, и в последнем спазме неслучившегося припадка Кристин подумала, что все обязательно придет в норму.***
— Ты не можешь с восторгом бросаться на каждого психопата, который пытается тебя убить. Кристин выхватила зажженную сигарету у него изо рта, сделала две затяжки и отправила окурок под ноги. — Эй! — Это все Ковач. Тысячу раз просила его перестать. — Ну, разумеется. Ковач. Райкер хмуро покосился на табло электронной очереди и двинулся к стойке. — Куда! — Кристин схватила его за руку и охнула от боли, опускаясь в кресле. — Не надо. Сквозная, ничего страшного. Уже скоро моя очередь. Скорее всего, ее бы и заживитель взял, но я думала, что ты еще в доках. — Какого черта ты не подождала меня? Надеялась, что уж в этот-то раз точно попадет в голову? — Я точно от тебя должна эту речь слышать? — Кристин. — Хотя, конечно, я впечатлена. Столько слов сразу я от тебя с момента возвращения не слышала. Простреленное плечо отчаянно ныло, от слабости вело. Ей нужна была не столько процедура, сколько хорошая доза обезболивающего и собственная постель. — Не вздумай отключаться. — Не надо мне указывать, — вяло отозвалась Кристин. Глаза закрывались. — Это просто кровопотеря. Не страшно. — Не закрывай глаза. — Яблоко из пакета упало прямо в кровь, — доверительно сообщила она и провалилась в темноту — рухнула в воду и снова оказалась перед дверью дядюшкиной квартиры с бумажным пакетом в руках. Яблоко на краю пакета покачнулось и упало на залитый кровью пол с тихим плеском. Что угодно, подумала Кристин, пожалуйста, что угодно, только бы не входить в эту дверь. Ноги переступили порог. Тело дяди заливала кровь, яблоко катилось к его руке. На кухне стоял Призрак с развернутым шипом, в механизме которого виднелся вырванный стэк. Мама лежала на полу. Кристин посмела подумать, что еще успела, и бросилась наверх. Сквозь голографическую картинку игры на приставке было видно торчащие из-за дивана две пары детских ног. — Это никогда не закончится, — пообещал ненавистный голос сзади, и она проснулась. Райкер отстегивал фиксаторы на ее руках. — Все будет хорошо. — Нет, Элиас. Он сглотнул и отвел глаза, и ее сердце упало. — Ковач? За его спиной тянулся коридор, оканчивающийся пробоиной с видом на облака. Облака редели. Корабль падает, вспомнила Кристин. — Ковач, нам надо выбираться! — Что ты, Кристин, — сказал Такеши, на секунду улыбнувшись улыбкой Элиаса, а потом черты смазались, и она увидела темные глаза и омерзительные усы. — Ты никогда отсюда не выберешься. Знаешь, что будет дальше? Конечно, знаешь. — Нет! Яблоко качнулось на краю бумажного пакета и сорвалось вниз. — НЕТ! — Кристин! — Я убила тебя, я убила тебя, слышишь! — Кристин, проснись! Она открыла глаза и не поняла, где находится. Элиас? Ковач? стискивал ее руки, сдирая со своего плеча и шеи, органическое запястье горело от боли, а механическая рука продолжала сдавливать… Кристин заорала снова, разжимая ее. Райкер рухнул на кровать. — Ты цел?! — В порядке… — Господи, Господи! Она боялась до него дотрагиваться. Райкер уперся ей в колени. — Все в порядке. — Я могла тебя убить. — Нет. — Я могла убить тебя! — Ортега! — рявкнул Элиас. — Успокойся. — Я не помню, как отключилась, я не перевела руку на минимальную мощность, я… — Все в порядке, я сам перевел ее. Порядок. Она опустила стопы на пол — колени ходили ходуном. — Ты слишком переживаешь навредить парню, который как-то в приступе паранойи навел на тебя пистолет, — Райкер неловко улыбнулся, тоже вставая с кровати. — Справимся. Ничего страшного. — Твои слова стали расходиться с действиями, — бросила она, стягивая напрочь промокшую футболку. Повязку на плече можно было уже убрать, промыть и затянуть рану заживителем, но сама она не дотянулась бы назад, а просить об этом Элиаса не хотелось. Футболкой, впрочем, ему все равно пришлось поделиться. — Что? — Ты поэтому меня даже касаться избегаешь? Не боишься, значит? Райкер моргнул — ужасно нелепо, как умел только Райкер. Ее трясло, а еще чудовищно хотелось пить. — Мне кажется, что сейчас неподходящее время… От летящего в него стакана Элиас увернулся. Медленно повернул голову и осмотрел расползающееся по обоям пятно воды. — А когда, мать твою, наступит подходящее время? Решил поиграть в героя и пожалеть меня? — Чего?! — Будь мужиком и хотя бы скажи это мне в лицо! — Кристин, что, блядь, ты несешь?! Он сделал к ней шаг, заваливаясь влево и уворачиваясь от второго стакана. — "Ты сомневалась во мне, Кристин!" "Ты заставила меня сдаться, Кристин!" "Из-за тебя я попал на склад, Кристин!" Скажи это своим долбанным ртом! — Детка… — Не смей жалеть меня! Он прижал ее к стене, попытался ослабить упершиеся ему в грудь руки. — Иди к черту. — Что ты несешь? — тихо спросил Элиас. — Ты спасла меня. Я влез в дерьмо, закидывался стимуляторами, пытаясь разогнать мозги, спал с пушкой. Если бы не ты, я бы убил кого-нибудь из той группы, и мне прострелили бы стэк. Не нужно быть гением, чтобы смоделировать эту ситуацию. Он накрыл ее ладони, осторожно переместил себе за плечи. Кристин сама притянула его ближе. Ее трясло. — Ты вернула мне оболочку. — Ковач вернул. У него был план. Все было под контролем. Я все испортила. — Я не… — Это моя вина. — Это не… — начал он явно на автомате и резко остановился, поперхнувшись и совершенно изменившись в лице, словно только сейчас сложил два и два. — Блядь! Конечно же нет! — Это я виновата. — Детка, детка, милая, что ты несешь, — Райкер обхватил ее, зарылся рукой в волосы, поцеловал щеку, лоб, висок. — Как этот бред пришел тебе в голову? Ты ни в чем не виновата. — Я не должна была лезть к ней, не должна была… — Рей была психопаткой с неограниченными ресурсами, и ей вожжа попала под хвост. Это сделала она и тот урод. Он обнимал и говорил в самое ухо, и больше всего на свете ей хотелось ему поверить, нет, больше всего — перемотать все назад, переиначить, спасти, но… — Каждый раз, когда яблоко падало… — Ты ни в чем не виновата. Я здесь, я с тобой, и ты ни в чем не виновата. Кристин, посмотри на меня. Его глаза мерцали. — Каждый раз… Он показывал их каждый раз, не знаю, не помню, сколько раз я их видела. Он снова и снова… — Его здесь нет. Только я. Здесь есть только я, и я говорю тебе, что ты не виновата. Ты мне веришь? Скажу столько раз, пока ты не поверишь. Это не твоя вина. Она обмякла, безвольно уткнувшись ему в шею и слушая. Сил не осталось ни на что. — Пожалуйста. — Я с тобой, — просто сказал Райкер, касаясь щекой ее макушки. — Я с тобой. — Элиас… — Да? — Чертова повязка отвалилась, пока я швыряла посуду. — Зря потратила стаканы — в меня не попала ни разу. — Я просто не целилась. — Ну-ну.***
Путь до постели провалился куда-то в небытие, Кристин только успела подумать — надо не забыть про рассыпанное стекло. — Черт… — Думала, заживитель — это приятно? Просто я хорошо умею скрывать невыносимую физическую боль. — Всего-то немного жжется. Элиас поцеловал след по всей длине. — Я не останавливала тебя. Он мягко прошелся поцелуями по шее. Кристин обхватила его ладони, заставила провести ими себе по груди. — Пожалуйста. Какого черта я впала в немилость? Райкер сжал руки, прикусил кожу за ухом. — У тебя с ним что-то было? Она невольно сдавила его запястья сильнее. — Я переспала с ним. С твоей оболочкой. Я не… Я не буду оправдываться. — Блядь, да к черту эту херню с отключением и оболочками! — рявкнул Райкер, переворачивая ее и нависая над лицом. — Ты любила его? Ты его любишь? Кристин ошалело моргнула — он ослабил хватку, и она легко толкнула его коленом, заставив перекатиться и оказавшись сверху. — Райкер, какой же ты идиот! — Да? — Я поправила его, когда Ковач назвал тебя красивым и тупым, но, знаешь — он был прав! — Ты говоришь о Коваче в постели со мной. — Потому что ты кретин! — она схватила его за подбородок и поцеловала. — Я чуть с ума не сошла, пытаясь следить, чтобы с твоим телом ничего не случилось! Он поцеловал ее ладонь и провел языком по указательному пальцу. — Хреново получилось. — Скажи спасибо… — Ковачу, я догадался. — Райкер! — она испытывала далекое от здорового желание одновременно обнять его и придушить. Он ухмыльнулся, не позволяя ей подняться, окончательно становясь прежним собой. — Не могу поверить — я перебирала в голове все побочные явления возвращения в оболочку, все свои косяки и все прочие драматичные версии, а ты просто взял и закатил мне затянувшуюся сцену ревности с рыцарскими замашками! Да ты, даже играя в лирического героя, ухитряешься быть козлом! Что с тобой, черт возьми, не так?! — Эй, эй, — он ее дернул за выбившуюся прядь. — Ты говорила о Коваче чуть ли не во все те редкие моменты, когда вообще говорила. — Потому что у этого уникума тоже присутствует всего одна извилина, и он ею не пользуется. Естественно, я переживаю — но не потому, что влюблена до гроба! Ты в курсе, что люди имеют обыкновение дружить? Даже не думай говорить то, что ты сейчас собираешься сказать! — Кто разберет ваши сложные отношения — полагаешь, я? — Можно было спросить! — Мне казалось, что вот для этого момент точно совсем неподходящий. — А мне кажется, что я тебя сейчас ударю. Элиас потерся щекой о ее ладонь, неубедительно прикидываясь паинькой. — Для протокола: ты… — Для протокола — я безумно люблю именно тебя, Элиас Райкер, и две твоих последних клетки мозга, которые не в состоянии вывести простое умозаключение. Но это совершенно не значит, что я тебя не придушу. — Можешь приступать.***
— Незачем так ухмыляться. Он лениво перехватил ее стопу и легонько пощекотал. — Эй! — Такое ощущение иногда… — протянул Райкер, задумчиво поглаживая ее по ноге. — Что темнота была целую вечность. А иногда — что пару мгновений. Он улыбнулся. Кристин завозилась, переворачиваясь и переползая к его груди. — Спасибо. Все будет хорошо. Я тебе обещаю. — Да. Хорошо. Он подтягивал на них одеяло, когда в дверь настойчиво забарабанили. — Блядь, серьезно?! Посреди ночи? Кристин хихикнула. — Нет, пожалуйста, только не говори… К стуку добавилась, судя по всему, вторая рука. — Без вариантов. Это Такеши Ковач.