Обычная жизнь чунина Третьей Мировой

На сборы у нас было всего несколько часов. И вот мы уже стояли перед взором Хокаге. Сильнейшие кланы Конохи ждали боя, а разбавляя их, стояли мы — сироты и безклановые шиноби. Я же, как и многие в детстве мечтала о том, что когда стану куноичи отправлюсь на войну, и принесу победу своей родине. Ведомая волей огня была уверенна — меня защитит моя семья. Моя деревня. Но нет. Сейчас пока я лежу, раненая под очередным мёртвым шиноби, никто не замечает меня. Будто призрак. А ведь меня ещё можно спасти, но им, видимо, просто не до этого. Романтика войны разрушилась для меня с первым сражением. На меня тогда налетел ниндзя из Камня, а я не могла даже пальцем пошевелить. Меня тогда спас союзник, крикнув что-то на подобии: «Соберись», но я услышала это, как сквозь толщу воды. Сразу стало понятно насколько хрупка жизнь и сколько шиноби погибает ежедневно, а во время войны, это число только увеличивается. Первое убийство я совершила в тот же день, было… Неприятно, но этот опыт мне был необходим. Я шла по перепаханной техниками земле, под ногами хлюпала кровь, а вокруг сломанными куклами лежали тела когда-то знакомых мне людей вперемешку с вражескими шиноби. Удивительно, как я не умерла ещё тогда? Сердце защемило, а в душе поселилась какая-то склизкая пустота. Мы были простым мясом войны, безвольными куклами пробивающими дорогу «героям». Возможность закинуть в рот пару крошек между дежурствами и поспать на минуту дольше считалось благословением Ками, недели на передовой выматывали до потери сознания на ровном месте. Все вокруг ходили, не живы, не мертвы, валились с ног от усталости, но стойко продолжали идти. Но куда? К победе? Возможно, но мы же знали — нам не выжить. Тёмные круги под глазами наряду с синяками и травмами стали привычным делом, а старшие как заведённые повторяли: «Дальше будет хуже». И они были правы. Начались полномасштабные военные действия. Медикам доставалось больше всех. Каждый час поступало множество раненых, коих с каждым днём становилось только больше. Порезы, травмы, мелкие и не очень, ожоги различных уровней тяжести, отравления и это только первые двое суток. Врачи постепенно перестали реагировать на внешние раздражители, исхудали до состояния скелетов, и когда приносили очередного пострадавшего, заторможено поднимали головы и с пустым взглядом шли выполнять свою работу, а ведь смерть ходила у них по пятам. В такие моменты я как никогда радовалась, что отказалась от идеи стать полевым медниниом. Медицинское крыло стояло на ушах, иногда из отделения выбегали врачи, сообщая об исходе той или иной операции — вернулся развед. отряд. За двери палаты разведчиков вошёл невероятно уставший мужчина. Командир нашего отряда — Учиха Яширо. И чем он так не угодил правительству, что его направили вести за собой смертников? Он, конечно, отвратительный человек, но это не мешает ему быть хорошим лидером и прекрасным шиноби. Мы познакомились в магазине в нескольких кварталах от моего дома. Командир налетел на меня между рядами, обвинил во всех своих бедах и обматерил заодно. И где была вся эта хвалёная Учиховская отстранённость? А потом нас отправили на передовую и хам из магазина стал моим непосредственным начальством, а ему сейчас очень нелегко. Ведь ответственность — это тяжкое бремя, с которым не всем суждено справиться. Всё происходящее в отряде лежит только на его совести: каждый не вернувшийся шиноби, каждое решение и каждый неудачный шаг. Он командир. Он ведёт за собой людей, но даже он уже сомневается в своих решениях. Ведь это Третья Мировая Война Шиноби — самая жестокая из всех. Потому что в битвах за честь деревни сражаются дети. Дети только выпустившиеся из академии. Ему приходится вести в бой детей. Или лучше сказать «На верную смерть»? Только в нашем отряде служит пятнадцать девчонок и мальчишек, недавно сидящих за теми трёхместными партами. За теми самыми, за которыми раньше сидели мы. Я не представляю, какого им… Когда меня направили сюда, знакомство со всеми произошло… Сумбурно. Отряду было всё равно. Не то чтобы в обычное время шиноби проявляли друг к другу крайнее любопытство. Присутствовали только настороженные, оценивающие и, нередко, презирающие взгляды. Выделилась только одна девушка с яркой улыбкой, но пустыми глазами. В первый же день она налетела на меня, что-то радостно вереща. Она была милая, светящаяся изнутри, но разбитая. Она веселились, заставляла цепляться за неё взглядом, рассказывала смешные истории, вызывая этим улыбки, казалось бы, уже давно потерянных ниндзя. Но втайне рыдала ночами в подушку, грезя о смерти. Как-то раз она налетела на меня во время тренировки, крича и радостно рассказывая, что скоро пойдёт в разведку. Её глаза впервые искрили счастьем, а через неделю принесли изуродованное безжизненное тело Нами. «Такова война», — сказал капитан её команды, написал скомкано сухое письмо родственникам и перевёл сумму денег в качестве компенсации. После этого я поняла — человечности нет места на войне. Тем более на нашей. Войне пушечного мяса.