Родные сердца

       Наручные часы Кристины показывали четыре часа. После «совместного» завтрака девушка носа не показывала из своей комнаты, желая сбросить напряжение сегодняшнего времяпрепровождения с Маэстро, то читая какие-нибудь незамысловатые книги, которые она нашла в отведённой ей комнате, то нервно крутясь напротив зеркала, агрессивно поправляя свои кудрявые волосы, смотрящиеся во всяком положении изящно и нежно. Иногда она просто лежала на кровати в форме чёрного лебедя, до сих пор приводившая в неописуемый восторг юную душу, привыкшую ко всему прекрасному. Героиня изучающе смотрела в потолок, думая о своём поведении и о чувствах, испытываемых к упрямцу её хрупкого сердца. Очень часто ей казалось, что всесильный и всемогущий Призрак Оперы не вызывает ощущения влюблённости у юной девы. Но эта мысль вскоре пропадала, когда бестия вспоминала глаза цвета дьявольского изумруда. Увидев их вчера в переливе оттенка летней листвы, напряжённых в лихом прищуре, бестия поняла, что они, за какие-то доли секунды, стали ей уже до боли родными. Родными стали и сердца героев. На какое-то мгновение кареглазке показалось, что этого человека и в правду послал ей с небес драгоценный папенька в роли любимой с детства сказки про Ангела Музыки.        Сегодняшняя же недомолвка выбила Кристину из колеи. Фурия не знала, как реагировать на выпады Маэстро и нужно ли вообще их принимать так близко к сердцу. Но поскольку по-другому невозможно было поступить, Кристина снова проецировала все моменты поведения учителя пения у себя в голове и давала им строгую оценку. Пролежав так, в раздумьях, почти час, к определённому выводу шатенка не пришла. Вскоре услышав уже третий по-счёту «голодный клич» желудка, сообщающий о положении дел, творящихся в организме, она всё же не решилась наказывать себя голодовкой из-за неприятной утренней ситуации и, разгладив несуществующие складки на своём тёмно-зелёном, обшитым бархатом платье с неглубоким декольте, оценивающе взглянула в зеркало. Кивнув каким-то своим мыслям, Кристина быстро юркнула за дверь, направляясь на кухню.       В открытом дверном проёме показался изящный, с испещренными узорами на ножках и с покрытой лаком столешницей обеденный стол. Зайдя в помещение и не найдя зеленоглазого упрямца, девушка медленно выдохнула от облегчения. Ей не очень хотелось встречаться со своим дьявольски упрямым Маэстро после всех событий, ибо объясняться или что-то выяснять у юной примадонны сил абсолютно не было. Полазив по шкафам, бестия отыскала несколько яблок, мёд и рисовую крупу.        «Как-то слишком скудно, не находишь?»        «Это мягко сказано. Ещё и приготовить из этого что-то нужно, а мне сейчас просто хочется вкусно поесть и, желательно, без моего вмешательства в процесс готовки.»        «А я здесь вообще гостья: с какого перепуга я должна сама себе еду готовить?»        Закончив свой маленький монолог, Кристина постаралась всё же не дуться на не особое гостеприимство со стороны Эрика, а действовать, как говорится, более решительно. Переступая гордость вместе с порогом кухни в сторону комнаты Эрика, героиня настраивалась попросить его приготовить что-то съестное для ужина. Ей было глубоко плевать: занят её учитель музыки или нет. Абсолютный голод сейчас правил мозгом фурии.        С горем-пополам найдя злосчастную дверь в покои мужчины, Кристина без всякого промедления три раза постучала в неё. Вскоре дверь в комнату медленно и как-то не охотно открылась. Из неё выглянул солидный мужчина, одетый в самый чёрный в его гардеробе сюртук, белую накрахмаленную рубашку с виднеющимся из-под костюма воротником, иссиня-чёрные брюки, выгодно подчёркивающие длинные ноги мужчины, начищенные до блеска в глазах ботинки и, в довершении ко всему, на нём была всё та же белая фарфоровая полумаска. С некой надменностью посмотрев в сторону певички, Эрик заметил на ней платье, купленное им ещё задолго до этой встречи. Мысленно оценив тонкую талию шатенки, Эрик перестал блуждать взглядом по юному телу бестии и переключился на недовольное лицо своей маленькой ученицы. Увидев, что взгляд Маэстро смягчился, Кристина первая прервала затянувшееся молчание:        — Я, конечно, всё понимаю: дела — Ваша обязанность «Призрака Оперы», но сейчас уже прошло время обеда и даже полдника! Я смею думать, что меня сюда привели мои враги, которые желают мне голодной смерти, а не учитель, который возвысил мой голос чуть ли не до небес! — Возмущённо протараторила бывшая танцовщица Опера, снова переходя на официоз и не забывая добавить больше пафоса.        — Почему же «чуть ли»? Я возвысил Ваш голос как раз таки до небес… Нет, до самого Рая! Ваш голос слышат даже Ангелы, Кристина. Надеюсь, хоть когда-нибудь получить Вашу сухую благодарность. Правда иногда я не слишком уверен в этом. — С присущей игривостью Эрик снова подначивал Кристину на агрессию. Что же поделать? Слишком уж нравится зеленоглазому упрямцу видеть злое личико мадемуазель Даае, её пухлые и раскрасневшиеся от гнева щёчки, к которым так и хочется прикоснуться. Агрессия — единственное, как думал Эрик, чувство, какое сможет питать к нему эта малышка. Не беря уже в расчет благодарность и простое человеческое сочувствие.        Однако наша героиня голодной комедии не имела, ни присущей себе жертвенности и сострадания ко всем на свете, ни тем более хорошего настроения. Сейчас в планах кареглазой фурии было наслаждение вкусовых рецепторов (желудка, между прочем, тоже). Певица с нетерпением представляла, как будет пищать от восторга, тщательно прожёвывая ту же пресловутую пшённую кашу. Хотя, быть может, восторг мысленно её накрывал не столько от любви к какой-то там пшёнке, сколько того, кто именно возьмет в руки солнечные шарики крупы, бережно промоет и заботливо поставит подостыть на кухонную тряпочку. От одних помыслов о еде желудок Кристины сделал кульбит.        — Знаете что, месье? Либо Вы готовите мне полдник, либо я умру от недостатка пищи и витаминов. Не думаю, что Вам принесёт удовольствие хоронить меня под этим театром. — Девушка уже не понимала, что именно говорила, но глаза мужчины, округлённые до размера блюдца, произвели на Кристину впечатление правильности сказанных ею слов.        Метнувшись в кухню, Эрик открыл погреб, в котором можно было спрятаться на время войны и прожить там, не голодая, как минимум, три года. Достав все необходимые для готовки продукты, дьявол с хризолитовыми глазами, начал творить кулинарное волшебство для нашей героини, оставшейся стоять в коридоре напротив кухни. Бестия прожигала взглядом узкобёдрого (такого же узкобёдрого, как и узколобого) Призрака.        — Почему же сразу не сказала, что ты голодна? — Эрик смотрел на Кристину, которая набивала рот всем, чем только можно. Он невольно любовался этой девушкой: в душе она осталась такая же, как несколько месяцев назад, когда Ангел Музыки взял шефство над ней.        — Хм… — Хмыкнула Кристина, до конца прожёвывая пищу. — Наверное, потому, что Вы могли бы и сами догадаться, месье. Всё же у Вас в доме гостья. С нашего «завтрака», — последнее слово сорвалось с уст фурии с неприкрытым сарказмом, — прошло чуть больше шести часов. Если такое отношение ко мне продолжится и дальше, то… я умру. Как ни странно.        — Правда? Не думал, что людям свойственно умирать из-за нехватки пищи. — С ухмылкой возмутился Призрак. Кристина же его чувство юмора не оценила и посмотрела на него, как на умалишённого (впрочем, доля правды в её взгляде есть). Недовольно вздохнув, Эрик со скучающим видом продолжил:        — Боюсь, я работал, моя прелесть, а во время работы время слишком быстро бежит и я совершенно не замечаю его. Я сердечно извиняюсь перед Вами, мадемуазель, что вовремя не похозяйничал. Больше такого не повторится.        — Уж надеюсь… А извинять не буду: не в моих правилах. — Заключила Кристина, после того, как съела всё, что приготовил ей Эрик. Балеринка с восхищением признала: её Маэстро хорош не только в музыке, но и в готовке чего-нибудь вкусного ему не будет равных. «Однако,  — подумала кареглазка, — говорить я ему этого не буду: мало ли… Возгордиться, не дай бог!». Эти мысли совсем не были свойственны той нежной, хрупкой и жертвенной Кристине. Они будто и не принадлежали юной примадонне. Бровью не поведя от этих рассуждений, бестия изящно откинулась на спинку стула и облегчённо вздохнула от ощущения сытости. Она вызывающе посмотрела на оппонента, который не отрывал своих дьявольских глаз от милой собеседницы, и, решив немного разрядить гнетущую обстановку, спросила:        — Мне вот интересно: над чем ты таким работал, что совсем забыл про меня?        — О, Вам и правда интересно, моя дорогая? Ну что ж, я работал над музыкой всей моей жизни. «Торжествующий Дон Жуан» называется.        — Ты пишешь музыку? — удивлению нашей героини не было предела.        — А почему нет? Для меня, как впрочем и для Вас, моя драгоценная, музыка — вся жизнь. Выражать в музыке печаль души — это то, что получается у меня лучше всего. Ибо в моем почти что безрадостном существовании редко случаются такие моменты, когда можно писать музыку в самом светлом мажоре. Однако всё же с каждым днём вдохновение на написание отвлечённой от грусти мелодии возрастает. Иногда эти волшебные звуки разрывают мне голову, так и требуя, чтобы я воспроизвёл их и записал. В основном это поистине чудесное действие происходит после встреч с Вами, моя прелестница.        «Почему он обращается ко мне на «Вы»? Сам же вчера предложил называть друг друга не так официально».        — Ох, Эрик, я в этом даже не сомневаюсь. — Без каких-либо эмоций, скороговоркой, проговорила певичка не то, что думала. На несколько минут повисло безмолвие. Каждый из присутствующих думал о своём: подробнее — друг о друге. Кристина размышляла о странностях Эрика, которые произошли за какие-то два дня, а Эрик же… Это дитя пустоты любовалось задумчивым личиком девушки, её сомкнутыми губами, так искусно изогнувшимся в непроизвольной ухмылке, её белыми ручками, наверняка мягкими, но небрежно положенными на стол. Эта своеобразная небрежность поразила в самое и без того быстро бьющиеся сердце Ангела из Ада. По телу прошёлся целый табун мурашек, от которых по спине прогулялся неприятный холодок. Тяжело сглотнув, Эрик подавил в себе внезапный порыв взять эту изящную, белую ручку и целовать каждый божественный пальчик, каждый ноготок, линию сердца; слушать её ангельский смех, как после того, как её пощекотали. От этого порочного желания, мужчина чуть не подавился внезапно ставшим душным воздухом. Зеленоглазый дьявол всё никак не мог понять, что, собственно, с ним происходит. Будто до появлении этой милейшей особы в его грешной жизни-злодейки, помотавшей его везде и всеми способами, мужчина всего лишь скромно существовал. Даже самые ключевые моменты в его жизни (коих было немного) отодвинулись и дали путь новой главе под названием «Любовь». Всё, что происходило до, было на самом деле просто плохим сном, кошмаром. А настоящее же — Кристина, его муза, ученица, возлюбленная — это ментальное спасение Эрика, новый вдох, новая жизнь… Так, по крайней мере думал, сам Призрак, но его хулиганское и отчаянно требовавшее любви сердце не отрицало выводов разума, что редко случалось с данным господином в маске.        — Эрик, ты меня вообще слышишь? — Увидев, что на слова певички никак не реагируют, она воззвала к затуманенному мыслями и желаниями Призраку.        — Да-да, я слышу… — невнятно и как-то слишком по-детски пробормотал мужчина, выравнивая немного сбившееся дыхание.        — И что же я сказала? — На лице Кристины появилась едкая, недоверчивая ухмылка.        Дабы удовлетворить любопытство дорого читателя, нужно рассказать то, что пыталась донести наша героиня до омрачённого думами дьявола с зелёными глазами, раньше него самого.        Снова воспроизведя в голове те желанные слова Эрика, лицо певуньи вмиг помрачнело. Надо узнать правду, докопаться до истины! Однако хоть подходящие слова были уже придуманы, последствия — продуманы, язык будто онемел. Из горла не могло вырваться и звука: слишком силён был страх. Но страх чего? Слов, которые может сказать собеседник напротив в свою защиту? Отказ от своей пленительной речи и признания в любви? Певунья не могла точно ответить на этот вопрос, но точно знала, что эту пустую панику надо отбросить прочь и наконец расставить все точки над «i». Вскоре, после нескольких мгновений раздумий и сомнений, Кристина всё же смогла произнести свой мучающий её долгое время вопрос:        — Эрик, все те слова, сказанные вчера здесь… Это правда? — Даае с несвойственным ей смущением опустила глаза. Она не видела лица мужчины напротив, что ей определённо было на руку, ибо хоть как-то столкнуться взглядами и выдержать данную дуэль молний она уже не смогла бы. Через несколько секунд, показавшихся маленькой примадонне вечностью, её охватило некое возмущение из-за слишком долгих дум Эрика над её словами. Что тут думать? Кристина, будто чайник со свистком, потихоньку начала вскипать и, почувствовав, что скоро засвистит, не теряя и минуты, немного нервно и отрывисто выдавила из себя:        — Эрик, ты меня вообще слышишь? — Лицо стало пунцовым от гнева, глаза выпятились, как два огромных блюдца, а руки немного подрагивали, от чего певичка зажала их в кулаки.        — Да-да, я слышу… — Как показалось Кристине, слабо и неестественно пробубнил себе под нос мужчина. Но прогресс уже имелся: стеклянные, словно витражи церкви, глаза посмотрели на певчего Соловья уже более осознанно. Зрачки забегали по помещению, спрашивая местоположение хозяина. Мужчина дернулся, как будто только что проснулся: он немного выпрямился и встряхнулся.        — И что же я сказала? — Добивала своими допросами певичка, добавив в свой образ разгневанной барышни ноты некой дерзости и нарциссизма.        — Эм… — Промычал Эрик.        — Ну что? Ты же всё слышал, зачем стесняться? Говори, я тебя внимательно слушаю. Рассказывай, что это было вчера вечером? Какие-то танцы вокруг моей персоны и непонятные слова… любви? Возможно… — Последнее словосочетание Кристина проговорила так, будто и не присутствовала при этом всём, а была сторонним наблюдателем.        — Кристина, я… я не могу тебе пока ничего сказать, ничего… — сокрушающе подвёл Призрак. — И я не знаю, когда смогу тебе про это рассказать.        — А почему не сейчас? Как по-мне, сейчас потрясающий момент, чтобы всё… — Но певичка не успела договорить, её прервал голос полный гнева и раздражения.        — Я сказал не сейчас, Кристина! Или ты плохо расслышала меня? — Искры из глаз, скрежет зубов, резкий звук упавшего стула, на котором сидел мужчина и хризолитовые глаза, залитые кровью, которые находились не более чем в пяти сантиметров от её. Поняв, что с разъярённым Призраком лучше не спорить и никак не связываться, бестия решила промолчать, робко опустив глаза. От былого азарта и лукавства осталась только тишина, нарушаемая тяжёлым дыханием зеленоглазого Дьявола. Когда Кристина прервала зрительный контакт с ним, Эрик почувствовал странный щелчок.Как будто внутри что-то порвалось. Сердце заныло и через мгновение от мужчины остался лишь тонкий шлейф дорогого одеколона и отзвук громкого хлопка дверью где-то в глубине коридора. От такого резкого поступка во всём доме на озере затряслись стены, а столовые приборы подпрыгнули со звонкой трелью, от чего музыкальные уши певички скрутились в трубочку. Немного поморщившись от неприятного, слишком громкого звука, она нашла ему сходство с голосом «всеми любимой» Карлотты. Незаметно хмыкнув от такой ассоциации, мысли Кристины вновь вернулись в реальность. Из-за чего он так среагировал? Даае прокручивала этот вопрос у себя в голове снова и снова, однако к какому-либо выводу, хотя бы даже абсурдному, так и не пришла.        Добравшись до своей комнаты, девушка вдруг поняла, что она слишком истощена. Она слишком устала от этого непонятного поведения её мрачного и таинственного похитителя. Именно сейчас ей так сладко захотелось вернуться в то время, когда не было никакого Ангела Музыки, никаких странных снов, а были совершенно обыденные репетиции с такими же обыкновенными танцовщицами… Однако, время не вернуть назад, всё уже совершенно.        «Теперь понятно, почему он живёт в подземельях под Оперой! Какой нормальный человек стал бы терпеть подобный характер?»        Мадемуазель казалось, что через три дня, когда ей предоставят свободу от этого своеобразного плена, она выйдет отсюда со сломленной психикой и подорванным доверием. Либо же он её вообще не отпустит наверх. Последняя мысль испугала певичку, но, придумав заранее решение данной ситуации, её сердце успокоилось.        «Если он продолжит себя вести, как маленький мальчик, который не может отличить неподобающее поведение от нормального, то я придушу его собственными руками! Да поможет мне Бог в этом деле, ибо он видит, что я освобождаю общество от этого зануды!»