Родные сердца

      Каштановая головка Кристины покоилась на великом множестве подушек. Ложе в её комнате, как сказал Призрак, было очень красиво. Сделанная в форме величественного лебедя с думками, одеялом и матрасом, обитыми красным мягким бархатом, кровать уже должна была сморить без конца уставшую девушку, однако сон всё не шёл к юной душе. Маленькая фурия анализировала сегодняшний день, каждое дерзкое слово, сказанное в сторону самого Призрака Оперы. Теперь мужчина, который привёл её в свою обитель, не кажется бестии всего лишь её учителем или возлюбленным. Сейчас он для юной мадемуазель ещё и тот, кто селит страх в сердца всей труппы. Нет, Кристина не верила ни единому слову, про легенду Оперного театра, не верила ни единой сказанной фразе Жозефа Буке о внешности этой выдумки. Она сомневалась и в самом Призраке Оперы, считая это сказками для глупых танцовщиц. Даже те убийства рабочих в подземельях юная мадемуазель пропускала сквозь пальцы. Правда героине пришлось принять всерьез существование этой легенды.       Ей ужасно хотелось убежать отсюда и никогда не возвращаться. Девушка сама ещё не понимала: почему? Кристина ведь его ни капельки не боялась, а страх, быть убитой знаменитой удавкой Призрака, воспринимался как облегчение. Однако плохое предчувствие сопровождалось с каждой мыслью. Что-то должно было случиться, но неведение обжигало глаза.       Кристина оставалась абсолютно уверена в том, что её горячо любимый учитель не сделает ей больно. Он был с ней в самые трудные моменты её жизни. Этот человек пришёл к ней в виде детской грёзы, в которую танцовщица кордебалета уже перестала надеяться. Думать, что когда-нибудь Ангел Музыки, обещанный ей больным отцом, придёт и утешит юную душу, когда у этой самой маны не осталось ни любимого родителя, ни возлюбленного друга, когда-то спасшего её шарф от безжалостных волн моря. При воспоминании о Рауле, непрошенная, скупая слеза скатилась по розовой щёчке Даае. Те первые дни, проведённые в театре, встали перед глазами девушки. Моменты, в которые юная мадемуазель ещё надеялась на вечную дружбу и любовь к тому светловолосому мальчику; дни, когда она была изгоем среди надменных и пустоголовых танцовщиц, не понимающих вечно витающую в облаках малышку. О, сколько слёз тогда пролила будущая певичка!       «Но надо отдать им должное, — подумала Кристина, — без них я бы и осталась той наивной дурочкой, которую покинул отец».       Ведь именно тогда, после тех издёвок и жалости к «бедной сироте», маленькая бестия становилась личностью. Те, кто пускали шутки и язвительные фразы в сторону нашей героини, надолго прикрыли свои грязные рты. В один момент Кристина, натерпевшаяся и не ждавшая не от кого помощи, начала с успехом подбирать слова и выражения, с помощью которых удивить, произвести впечатление и избавиться от наглых речей — проще простого. Но всё же есть один существующий минус, который тяготит и одновременно облегчает Кристине жизнь, — это то, что с ней мало кто заводит знакомства или просто разговаривает. Правда с некоторых пор бестии это ничуть не мешает. Всё-таки компания собственных мыслей нравится ей куда больше, чем занудные разговоры балерин про кавалеров и моду.       Выйти из грустных воспоминаний певичке помогла мучавшая её жажда. Кристина встала с постели и направилась к резной дубовой двери. Мягко толкнув её, она прошла в гостиную.       «Как хорошо, что Ангел показал мне весь дом, иначе я бы здесь просто заблудилась!» — Подумала певичка, уже подходя ко входу на кухню. Толкнув дверь и зайдя в комнату, девушка оставила её открытой.       «Интересно, а Призрак уже спит?» — пронеслось в кудрявой головке.       «Кто знает…» — ответила сама себе кареглазка.       «И вообще, Кристина, почему ты его называешь Ангелом или Призраком, ведь это не так… Он обычный человек.» — Задалась плясунья.       «Ох, я совсем забыла спросить его имя… Как неловко…» — Кристина задавала и отвечала на свои же вопросы, попутно ставя чайник, — Надо бы завтра у него это спросить».       Все раздумья словно испарились, когда тот вскипел. Найдя белый фарфоровый чайничек для заварки, на вид стоявший целое состояние, певичка всыпала туда ароматные травы душицы и зверобоя. Залив всё кипятком, бестия принялась искать чашку, из которой она планировала попивать этот душистый, горячий напиток и наслаждаться. Хорошенько обследовав все шкафы, Кристина выудила маленькую чашечку под стать заварочному чайнику. Она оказалась такая же практичная, без каких либо узоров. Скорее всего ещё где-то завалялось блюдце для этой крохи, но ещё и его искать было бы совсем печально. Что же, совсем делать нечего, кроме как собирать для Призрака по пазлам целый сервизный набор?        Налив себе благовонного чая, певунья обернулась, чтобы поставить чашку на стол. Увидев стоявшего в проходе человека, девушка тихо вскрикнула от испуга и едва не разлила содержимое чашки на себя.       — Прости, что напугал. Просто я не мог отказать себе в удовольствии посмотреть, как ты хозяйничаешь на моей кухне. — Извиняясь, ласково промурлыкал Призрак.       — А что если не прощу? — лукаво спросила бестия, с вызовом посмотрев на своего Маэстро. — Что ты сделаешь?       — О, ты уверена, что хочешь это знать, моя прелесть? — в два шага приблизившись к хрупкому тельцу мисс Даае и испытующе смотря в карие глаза, ответил вопросом на вопрос Ангел.       — Ты до сих пор в этом сомневаешься? — приблизив своё лицо к его на опасную близость и закусив прелестную губку, пролепетала фурия.       — Хм… нисколько, моя дорогая. Но всё же какой тогда будет сюрприз для тебя, если я скажу всё сейчас? — ещё ближе наклонился к головке Кристины учитель и не без интереса проскользил взглядом по личику певички.       Особенно долгий взгляд он задержал на чуть приоткрытые пышущие девичьей нежностью, губы. Чувствуя дыхание своей обожаемой ученицы на коже, по телу Призрака прошла дрожь. Он предательски хотел поцеловать свою возлюбленную ученицу. Жар накатывал, когда перед внутренним взором представлялись податливые, влажные и такие сладкие уста его милой Кристины. Через мгновение Ангел из плоти и крови одёрнул себя и представил ужас в глазах его любимой. Он не переживёт этого. Точно не переживёт…       Поэтому, Призрак Гранд Опера поспешно отстранился от товарки. Мужчина сел на стул и откинулся на спинку. Выравнивать дыхание после накатившей страсти было трудно, но гораздо трудней подобрать слова оправдания для его протеже. Плясунья же, постояв немного, следом опустилась на стул и наконец поставила чашку с чаем на стол. Она сама долго отходила от этого вмиг накатившего чувства. Её будто бессовестно пожирали языки пламени. По всему хрупкому тельцу мадемуазель Даае прошли маленькие, однако очень горячие огоньки. Существо её было тяжёлое, отчего она облегчённо вздохнула, когда села за стол. Заметив, что тишина давит на уши, а обожаемый учитель не торопится начать разговор, Кристина первая решила нарушить молчание. Её желание знать ответы на вопросы было в приоритете.       — Ангел, скажи, как твоё имя? — аккуратно начала певичка, исподлобья поглядывая на учителя и сжимая в руках уже подостывшую чашу.       — Эрик… Моё имя Эрик, Кристина. — Не отводя взгляда от ученицы, медленно и с перерывами сказал Призрак.       — Эрик… — прозвучавшее с уст бестии имя учителя вызвало дрожь у его обладателя. — Мне нравится это имя. Вы, случайно, не скандинавской крови? Смею предположить, что это имя — скандинавское, я часто слышала его на своей родине, но никому оно так не подходило, как Вам, Эрик… — Произнесла Кристина, лучезарно улыбнувшись.       — Я очень признателен тебе, милая, — теперь очередь плясуньи испытывать дрожь по всему телу от произношения своего обращения из его мягких, наверняка медово-сладких, тёплых губ. — Однако к чему эта официальность? Называй меня как раньше на «ты», я всё же ещё пока не такой старый…       — О, я только рада, но у меня назревает вопрос… Сколько же тебе лет, мой дорогой? — лукаво произнесла она, с чмоком отпивая ароматный чай.       — Немного-немало — приблизительно тридцать четыре года, хотя точную дату своего рождения я не знаю. — обыденно открестился мужчина, разминая фаланги рук.       — Почему? — всё естество фурии напряглось от этого заявления.       — Этого я рассказать не могу… Есть тайна, как бы мне не было стыдно, а тебе обидно, которой я пока не готов делиться.       — Что ж… Раз ты так, то я готова подождать. — Глядя в одну точку, сожалеюще ответила Кристина.       — Я рад, что ты меня понимаешь. — С короткой паузой, чуть грустно выдохнул собеседник.       Внутренняя благодетель и жалость к другим вырывалась наружу. Певичке отчего-то ужасно захотелось пожалеть этого человека, который бог знает, что видел за эти года. Правда вспомнив, как её донимали эти жалостливые расспросы и взгляды, промолчала. Вновь повисла неловкая тишина. Кристина запамятовала, что весьма «любезно» не предложила приготовленного чаю самому хозяину дома. Внутренне стукнув себя ладошкой по лбу, Даае решила спросить его.       — Не хочешь ли ты чаю, Эрик? Боюсь, что всё я не выпью, а до завтра он может испортиться… — неловко помялась фурия, опуская глаза в чашку.       — Спасибо, пожалуй… — уютная улыбка вновь посетила уста задумчивого Призрака Оперы.       Кристина встала со своего места и направилась к рабочему столу, где стоял чайничек с душистым чаем. Вновь найдя взглядом ещё одну такую же чашку, как и у неё самой, мадемуазель Даае взяла в руки бог знает какую часть из этого сервиза. Если она наткнётся на ложку из той же коллекции где-нибудь возле органа, то ничему не удивиться. Почему-то мысли о том, что гроза Опера такой ужасный неряха в посудном деле немного развеселили. Осторожно улыбнувшись, мисс Даае налила немного содержимого чайника в белую кроху и протянула Эрику, который, как оказалось, с удовольствием наблюдал со стороны за любимыми руками, готовящими ему чай.       На долю мгновения их пальцы соприкоснулись, обоих, будто током ударило. Щёки Кристины вмиг порозовели, и она пыталась скрыть смущение, но тщетно. Зоркие глаза Эрика увидели всё. Только теперь девушка заметила, что обожаемый учитель не надел перчатки. Она смогла разглядеть его руки. Живописные кисти с пальцами музыканта и очень нежными, наверняка чуть ли не бархатными подушечками перст несколько удивили его протеже. Она не понимала: зачем красивые и здоровые руки прятать в перчатки? Правда этот вопрос она решила задать ему в другой раз. Пока насущной оставалась совершенно другая тема. Воспеть красоту ладошек и фаланг ещё будет время. Скорее всего мастер ведётся на медовые речи в свою пользу, как кот на свежую сметану. Его эго может потерпеть, а вот недоумение барышни не требует отложений.       — Эрик…       — М-м-м? — у Кристины всё невольно перевернулось, от этого крошащегося переката баритона.       — Это же ты меня рекомендовал директорам на сегодняшнее выступление? — в глазах Кристины вернулась серьёзность.       — Нет, не я, — деловито парировал выпад мужчина, невозмутимо делая глоток. — Чай безупречный, моя душа. Вот прям пил бы и пил только его це…       — Я рада, — строго перебила фурия, поднимая бровки домиком. Что-то тут было не чисто. И чего это он так тему поменял? Сидит и рассматривает дно чашки, как маленький ребёнок, никогда не видевший своей же посуды. Кристина минуту помолчала, лицезрея этот театр одного актёра. — Тогда кто же?       — Призрак Оперы… — с таинственной миной шепнул Эрик одну из своих личностей и со всхлипом отхлёбнул чай.       — Эрик, я вообще-то серьёзно!       — Я тоже, — лицо мужчины вмиг стало шутливо-деловитым. Он нечаянно наткнулся на уничтожающие молнии в шоколадных глазах, закатывая свои собственные. Усталый выдох и виноватый кивок головой. — Да, это я отправил рекомендации тем дуракам, ничего не смыслящим в искусстве. Им до понимания всей красоты твоего колоратурного сопрано, как до Альдебарана, не меньше! Думай, как хочешь, но я лично посоветовал тебя вместо этой жабы, которая только и умеет, что квакать мимо нот. У меня за одну репетицию все хрящи в ушах перекручиваются! И знаешь что?!       — Я так на комедии не смеялась, как сейчас, — перебив, прошипела Кристина, проводя мысленно прямую линию между взрослым маэстро и десятилетним мальчуганом. Её одновременно душила злость и радость, однако чары пасмурного лица напротив и глубина его погрустневших глаз взяли верх. Любовно коснувшись тёплой гладкой руки, бестия приняла капитуляцию. — О, я, правда очень тебе благодарна, но зачем это всё? Почему именно мне? Я не понимаю…       — Кристина… Ты — моя муза. Муза, которая вселяет в меня вдохновение писать нежную музыку. Столь прекрасные мелодии, которыми я дышу изо дня в день! Ты — моё вдохновение. Ты и есть мой инструмент, моя миловидная партитура… — С обожанием смотря в очи своей протеже и ответно сжав её пальчики, вмиг похолодевшие от напряжения, горячо шептал Эрик. — Ты для меня — это весь мир! Мир моей, нашей музыки ночи…       Кристина смотрела на него глазами-блюдцами и не понимала решительно ничего. В горле отчасти пересохло, однако она с немым упоением разглядывала магические глаза напротив, сводящие с ума своим лихорадочным блеском. Руки его стали горячи, а губы, эти пленительные, матовые лепестки, повторяли бесконечную череду откровенных обожаний.       Неужели этот человек, когда-то притворившийся Ангелом, другом, на самом деле любил и возносил на золотой постамент свою наивную, как многим казалось, ученицу? Плясунья бы засмеялась от счастья, если бы прямо узнала, что нежные чувства к этому человеку взаимны и, может, возвратились к ней в стократном размере. Сковавшее её смущение и напряжение не дали сплясать победный танец на костях благоразумия. Оставалось только молча лицезреть и удивляться, машинально кивая в ответ.       Тем временем Эрик продолжал, подходя к ней и становясь перед своей ученицей на колени, с обнажённой любовью глядя во влажные шоколадные глаза.       — Кристина, я полюбил тебя в тот же день, как услышал твой ангельский голос! Он был для меня чем-то райским, божественным… Это был неогранённый алмаз, который я захотел сделать бриллиантом. Бриллиантом всемирной сцены, окутав его в оправу своей заботы и опеки. Может, это был один из самых безумных поступков, но я и есть безумец. Пропащее чадо, которое влюбилось в твой голос, Кристина, в твою душу, твою натуру… — на этих словах в глазах Эрика появились огни желания.       Мечта обладать Кристиной всецело беспокойно бередила борозды здравого рассудка. Сама же виновница этого взгляда была смущена и напугана. Она слушала эту где-то не связную речь очень внимательно. Даае поняла только одно: её любимым учителем движет не только обожание и любовь, но и зависимость. Зависимость его ценным ангелом. Эрик не мог без неё дышать, она существовала для него как кислород. Он не мог жить без своей Кристины.       — Я прошу у тебя только одного: не покидай меня, умоляю! — сказав это, сильный Призрак Оперы расплакался и уткнулся мадемуазель Даае в сомкнутые колени. Плач был беззвучен, только подрагивающие плечи выдавали его состояние.       Бестия уже совсем растерялась, хлопая ресницами. Недавнее признание в любви её учителя было живо в памяти и, казалось, засядет там прочно на долгие годы. Его слова были полны искренности, благоговения и самого светлого чувства. Героиня едва не расплакалась следом, когда поняла, что кому-то ещё нужна в этом мире. Выйдя из своих раздумий и почувствовав на бёдрах всё ещё плачущего мужчину, Кристина погладила его по волосам и улыбнулась, дивясь его детской наивности.       — Мой бедный Эрик, — смогла лишь выговорить певичка. — Я обещаю тебе, что никогда не покину тебя…        Слова лились из её уст быстрее, чем она успела предугадать последствия. Просто хорошенько поразмыслить над ними Даае и то не успела, понимая, что слово — не воробей, и вернуть уже ничего нельзя. Мысленно обругав себя всеми самыми нецензурными словами, какие только знала, девушка робко вздохнула, почувствовав, что голова мужчины медленно поднимается. Она тут же натянула лучезарную улыбку и убрала руки с волос Эрика.       — Ты говоришь правду? — не веря словам своей подопечной и окончательно подняв лицо, заговорил мужчина.       — Нет, что ты! Я же последняя лгунья, которая только и умеет врать всем и вся! Мне стало скучно, пока ты клялся мне в своих обожаниях, и я решила пошутить. Тебе понравилось? — театрально закатывая глаза, парировала Кристина. Выдохнув, она ласково посмотрела на него. — Ладно, если серьёзно… Прекрати, пожалуйста. Я и так не сделала ничего такого, чтобы заслужить подобные дифирамбы, а уж тем более, чтобы стоить твоих слёз. И я повторю, что действительно обещаю быть рядом.       — Боже, ты не знаешь, на что себя обрекаешь рядом со мной, Кристина… — невесело, отводя глаза, сказал Эрик.       — На что, Эрик? — взглянув на вмиг поднявшегося с колен Призрака, тревожно спросило юное дарование, понимая, что разговор становиться далеко невесёлым.       — Доброй ночи, моя дорогая! — поспешно открестился учитель и мгновенно вышел из кухни. Вскоре послышалась закрывающаяся за собой дверь.       «Он что, сбежал от разговора?» — недоумевала фурия.       Встав со стула и убрав все напоминания ночного чаепития со стола, девушка прокручивала в голове все разговоры с Маэстро, которые произошли сегодня.       «Господи, как же я сразу не додумалась по его действиям и словам, что он меня любит? Как же я всё-таки глупа… Что он вообще нашёл во мне?» — все эти лихорадочные мысли преследовали бестию до самой спальни.       Тихонько зайдя в неё, Кристина плюхнулась на мягкую постель. Глаза уже сами слипались от усталости.       «Надо завтра с ним обязательно поговорить…» — последнее, о чём подумала каштановая головка Кристины, перед тем, как она долгожданно погрузилась в царство Морфея.