Чистилище

      Столько книг, фильмов и сериалов рассказывали о людях, что ищут бессмертие. Они готовы искать философский камень, убивать драконов, красть принцесс и идти на сделку с дьяволом. Всё это сказки, что он любил. Сказки, в которых бессмертие — лишь ещё одна арка. Всего лишь ещё одна история.       — А мне-то за что такое наказание?..       Ничего не понимающий Олежа Душнов пытался привыкнуть к новому себе, старался осознать, что произошло. Одновременно с этим начали освобождать его пристанище. Никто не слышал его крики, никто не замечал его руки, никто не чувствовал его присутствия.       Из помещения быстро утащили всё, кроме стола, табурета и шкафа. Хороший матрац, который привезли Олеже его друзья, тоже унесли, а вместо него закинули какое-то старьё. Наверняка на нём ещё сам Ленин отдыхал после борьбы с капитализмом, не иначе. А вот плакат у изголовья кровати оставили. То ли на него никто не обратил внимание, то ли просто всем было по одному месту.       Но хуже было увидеть расстроенные лица близких и сестрёнку, которая боялась войти внутрь. Несколько дней вокруг места его смерти кружили полицейские, а после — немногочисленные студенты на отработке.       Дверь закрыли на ключ и воцарилась пустота, ставшая верным другом Олежи.       Комната быстро заросла пылью, в углах появилась паутина, на подоконнике скопились усохшие от голода мушки. За окном мир стал заполняться мёртвым жёлтым цветом и серой грязью. Только так Олежа понял, что остаток лета выпит до конца.       — А это значит…       Счастливые и хмурые лица, беззаботные и испуганные, все они — проходили под окном. Мимо него. Как и вся жизнь. Та жизнь, которой у него теперь уже не будет.       — Не хочу на это смотреть.       В коридоре сотни звуков. На первом этаже кто-то выясняет отношения, гитара словно в такт брани отдаёт эхом студенческие напевы, молоток забивает гвозди, а сердобольная комендантша кого-то приструнила за электрочайник в комнате.       — Никуда не скрыться и не деться. Вот ведь.       Однажды его, полуспящего, разбудил непривычный звук. Он отпечатался в стенах, поднял пыль, осветил погруженную во тьму комнату. Это был звук отпираемого дверного замка.       — Так, вот твои, хе-хе, апартаменты. Не курить, не пить, баб не водить, микроволновки, чайники, мультиварки не тащить, узнаю… выселю! — бабуля-комендант буквально впихнула в комнату нового постояльца. — Вот ключи. Потеряешь… в коридоре будешь жить.       Олежа был растерян и напуган. Как же ему теперь быть? Он осмотрел пришедшего. Обычный первогодка, каких сотни. Взгляд наглый и самоуверенный. Горбит спину.       — Ну и вонища здесь, конечно, мда, — сказал парень и вошёл в комнату. Он бросил сумку около входа, подтащил к окну табурет и первым делом закурил. Хорошо, что хотя бы форточку открыл.       — Ах ты ж негодник! Тебе что коменда сказала?!       Олежа в порыве гнева стукнул негодяя по руке и… тот дрогнул. Сигарета упала на пол.       — Чё за? Кольнуло что ли… — новенький поднял сигарету и опять сделал затяжку.       Да, кулак Олежи прошёл насквозь, будто и не заметив преграды, однако…       — Я прикоснулся к нему? Ничего себе. А так можно?       Однако дальнейшие попытки были тщетны. Докурив сигарету, новый постоялец потушил бычок о подоконник и решил позвонить.       — Алло… Да, заселился. Слушай, ты позови Катюху. Да… Да тут такая параша что капец, пускай отдраит всё… Не, ну, с меня причитается, офкорс, камрад. Угу. И чайник захвати, я чё, кофе должен в туалете заваривать, ага. Давай, — он бросил трубку на кровать. Та прошла сквозь Олежу.       — Нет, ну знаешь, — Олежа был в ярости. — Мне сокамерники в карцере не нужны!       Тогда-то Олежа и начал свою кампанию реконкисты. Он долго изучал возможности взаимодействия с окружающими предметами и незамедлительно практиковал полученные умения на постояльце. Успехи не заставили себя ждать - уже в первую неделю Олежа научился толкать ручки, чайные пакетики и кое-какой мусор, на вторую - двигать кружки, полотенце. Пытливый ум и отсутствие других занятий сыграли свою роль.       Сначала постоялец не обращал внимания на происходящее вокруг него. Он водил девушек, своих «братанов», скрывался от коменды и прятал чайник под подушкой. Жил обычной раздолбайской жизнью. Но однажды поток его беззаботности прекратился - Олежа поставил грандиозный спектакль.       Сначала он напичкал замок спичками и спрятал ключи. Когда парнишка стал суетиться, пытаясь выйти, Душнов скинул на него со шкафа грязное бельё. А потом одна из грязных простыней вдруг подскочила и начала нестись на постояльца. Нервы паренька сдали и он, как ужаленный в пятую точку, выбил дверь и убежал куда глаза глядят.       — Ха! Так-то! Будешь знать.       Так и начались весёлые будни - каждый месяц в комнату переводили новых постояльцев, а Душнов, с маниакальным огоньком в глазах, мучил бедных студентов и выгонял их. Чем дальше - тем больше. Олежа понял, что может вылетать за пределы комнаты, когда дверь открыта. Ненадолго и недалеко, но может. Ему стали доступны душевые, туалеты, соседние комнаты, причём сразу по по двум осям. В среднем, радиус сферы, на который он мог переместиться, был метров пять-шесть, но если очень сильно захотеть — то и целых двадцать. Однако после каждого такого похода этого ему становилось очень плохо.       Вскоре за его комнатой закрепился статус проклятой. Около неё старались не задерживаться и пробегать мимо. В зиму уже никого не заселяли.       Новый Год Олежа встретил с двумя фейерверками и звуком разбитой бутылкой под окном. Галдёж не утихал ещё несколько дней.       — Время не лечит.       В конце января была сильная метель, замело всё вокруг. Олежа смотрел на одиноких прохожих и без интереса подсказывал им, куда стоит идти, а куда нет. Конечно они его не слушали и как бараны, упирались в намётанные барханы.       — Что?       Олежа встал на дыбы и прильнул к окну. Ему на миг почудилось, что он увидел кое-кого.       — Нет-нет, не может быть. Просто мне почудилось. Почудилось же?       Олежа не мог найти себе места. Комната сбросила шелуху и вновь стала тюрьмой. Никто не воровал ключи и не водил сюда друзей, не открывал дверь, сюда не отправляли гостей, коих в тихую принимала коменда за определённое кол-во у.е. Никого больше не было.       Олеже не нужен был воздух, чтобы существовать, но в комнате нечем было дышать. Его уже ничто не могло заинтересовать. Ни перешёптывания студентов об ещё одном несчастном случае, ни заселившиеся в соседнюю комнату красивые девушки, рассказывающие друг другу слухи и сплетни без купюр.       Только одна мысль.       В ту ночь он был готов поклясться, что ему привиделось это. Что мозг обманул его. Деградация была неизбежна, ведь прошло уже столько месяцев, но где-то внутри он хотел верить и самое главное верил, что это произошло наяву.       Олежа услышал шаги за дверью. Скрежет ключа в замке… и голос. Едва уловимый, но знакомый. Человек по ту сторону что-то прошептал себе под нос и почти было открыл дверь, но в последний момент передумал и ушёл прочь.       Олежа до самого утра смотрел в замочную скважину и ждал.       — Это Антон. Это точно он и никто другой. Я же ведь не сошёл с ума.       Так повторилось ещё дважды. Олежа ждал возле двери. Весь его мир снизошёл до маленькой полоски света, в которой можно увидеть тень, уверенный шаг, неровное дыхание и беспричинную неловкость.       — Давай же, давай, почему теперь для тебя это так сложно?!       Ожидание рождает злость. Олежа перестал надеяться и старался позабыть об этом инциденте.       Душнов снова левитировал у окна, сложив руки на груди и считал падающие снежинки. Время едва тлело на горизонте, когда распахнулась дверь.       Поднялись клубы пыли. Хлопок. Скрежет выключателя лампочки. Скрип кровати. Всё тот же Антон. Просто вымотанный и уставший. Вот здесь.       — Неужели, — процедил сквозь зубы гость.       Призрак обомлел. Он судорожно пытался сообразить, что делать, но в голову как назло ничего не приходило. Звёздочкин достал из кармана пиджака уже побледневшую и потрепанную жизнью фотографию, сделанную будто исподтишка на старый "полароид".       — Кто-то всего лишь посмеялся. А теперь это единственное воспоминание, что я могу таскать с собой... легально, — Антон невесело поднял уголки рта.       Олежа сел рядом. Неловко посмотрел на потускневший глянец фотографии.       — Я хожу на кладбище, но тебя там нет. Глупо. Давно пора бы свыкнуться, — Антон сложил фото и вернул её в карман пиджака.       Звёздочкин посмотрел прямо на Олежу. От неожиданности призрак отстранился. Но на самом деле взгляд Антона был направлен на плакат над изголовьем кровати.       Пыль на ладони, радостный смешок.       — Всё ещё здесь, кто бы мог подумать. А я не хотел смотреть.       Антон глубоко вдохнул и закрыл глаза ладонью. Проглотил комок в горле. Душно. Дверь открыта, но дело не в воздухе. Олежа свернулся калачиком возле гостя.       — Мне очень жаль. Правда. Я хотел бы всё изменить и вернуть как было раньше.       Призраки не умеют плакать, а мужчинам это и вовсе запрщено. Но нет ничего иного. Нет другого чувства, чтобы выразить состояние души. Звёздочкин с непониманием осмотрелся вокруг, будто в первый раз.       — Никогда бы не поверил, что отсюда действительно съехало пять студентов подряд. Я чувствую, здесь что-то не так. Может, и в самом деле, твой неустанный дух пугает людей.       Олежу прямо озарила мысль. А что если?.. Но следующее высказывание не оставило от неё и следа.       — А, всего лишь байки.       Звёздочкин встал и отряхнул штанину. Будто в последний раз он посмотрел на плакат и кровать со смятой простынёй.       — Всё однажды заканчивается. У кого-то раньше, у кого-то позже. Я… счастлив, что был знаком с тобой. Таких друзей - один на миллион.       Надо вцепиться в пиджак Антона. Бросить в него пустую консервную банку, забытую ручку, сделать всё что угодно, чтобы привлечь его внимание. Но нет сил. Не шевельнуться.       Маленький калачик отрешённости и отчаяния.       Дверь заперта и ключ в сжатом до боли кулаке.       — Я не верю в то, что после смерти душа отправляется в ад или рай. Но только этим я и живу.