Мозаика

      Тишина натянутой тетивой звенела в воздухе.       Каждый из них упорно притворялся, что спит.       «Кого ты выберешь? Меня или Шестую зону?» — спросил Недзуми, прекрасно понимая абсурдность заданного вопроса. Ему просто хотелось подразнить Сиона, поднять на смех его открытость и искренность, уличить в том, что он как Шестая зона разбрасывается красивыми словами и учениями, скрывая свою истинную сущность. Но он немного просчитался, потому что это звучало не смешно, а, скорее, по- детски требовательно. Он знал, что Сион не даст однозначного ответа, но сердце тихонько желало «выбери меня».       Поэтому так они и лежали. Молча. В темноте. На одной кровати.       Куда еще ближе?       Однако оказалось, что есть куда.       Было достаточно тесно для двух человек, но они как-то умудрялись делить одеяло, жалкое подобие подушки и 1,5 метра постели.       Недзуми отвернулся лицом к стене, чтобы быть «по-дальше» от упрямого дурака и яростно сопел. Он злился и на себя, и на Сиона. На себя, потому что хватило дерзости затронуть такую тему в разговоре. На Сиона? Почему? Потому что тот не ответил? Или потому что Сион никогда и не пытался скрыть своего глубокого уважения и привязанности, подтверждая светлые чувства действиями, жестами, волнениями и заботой, хотя самому Недзуми это было не нужно. Он мог и без этого прожить. Всегда жил. Пока Сион не поселился у него. Или всё сразу? Парень и сам не мог понять почему — уж слишком противоречивые чувства затаились в душе.       От стены веяло прохладой, сырость пробивалась сквозь мелкие трещинки и щели, испещрившие некогда гладкое покрытие.       Недзуми вздрогнул, но не от холода…

***

      Сион ворочался, мельтешащие мысли не давали заснуть. И, видимо, эта теснота разделенного ложа — сыграла свою роль. Он как –то неудачно повернулся, еще раз шевельнулся, потянул одеяло на себя и невольно уронил правую руку на Недзуми.       Парень замер, как нашкодивший котенок, застигнутый врасплох. Они никогда не переходили границы лично пространства. Сталкивать во сне товарища с кровати — это одно, но обнимать — совершенно другое, и должно нести за собой последствия. Какие — Сиону пока было неизвестно.       Светловолосый прислушался. Вроде бы, Недзуми продолжал размеренно дышать и не пробудился от излишних нежностей. И слава богу, а то до конца своих дней пришлось бы спать исключительно на полу.       Неловко получилось.       Щеки горели, кончики пальцев начинали подрагивать, сердце выпрыгивало из груди, чувства, словно струны были перетянуты нерадивым музыкантом: того и гляди — оборвутся от малейшего прикосновения и подхлестывая разлетятся во все стороны, звеня от восторга.       Ему вдруг стало слишком жарко под покрывалом.       Он попытался аккуратно освободить руку, но ни тут то было. Недзуми, во сне (?) настойчиво прижал его к себе, не давая возможности пошевелиться, чтобы хладнокровно оборвать объятия.       «Может оставить всё как есть? А с утра сделать вид, что ничего не было?»       Сиону стало стыдно от своих помыслов. Но было так приятно обвивать руками разгоряченное тело, вдыхать запах волос, слышать сердцебиение и просто быть ближе.

***

      «Нет… Этот божий одуванчик точно дождется…»       Но чего? Смерти? Трепки? Бойкота? Или ночевки на коврике у двери? Тогда почему Недзуми вместо того, чтобы оттолкнуть, еще сильнее прижался к нему?       Мурашки бежали по коже, вздох застрял где-то в горле. Дружба, любовь, симпатия, сопереживание — ни одно из этих слов не подходило под их отношения. Он опасался этих уз - крепких, чем с кем бы то ни было, но и где-то в глубине души жаждал их.       Расскажи ему кто об этом год назад — он бы рассмеялся и отпустил пару колкостей. А что сейчас? Смирно лежит под боком, вцепившись в бледную руку, которая то и дело норовила выскользнуть, пока владелец не уступил его бескомпромиссности.       Но, видимо, было мало. Сион провел ладонью по натянутым мышцам, и уткнулся носом меж лопаток, раздражая теплым дыханием и без того волнительно трепещущее осязание. Недзуми, в свою очередь, еще крепче уткнулся лбом в стену, забывая как правильно дышать.       Он не мог понять чего хотел больше: то ли расцеловать Сиона, то ли нежно убить.       «Надо с этим что –то делать».       Однако, было поздно — окончательно и бесповоротно.       Недзуми сник, но Сиона так и не отпустил, посчитав, что утром лучше сделает вид, что ничего не было или вообще выставит Сиона виноватым, заставляя того робко улыбаться и краснеть — чтоб неповадно было.       Сомнения мягкой тенью закрались в разум. Разве эти бессознательные объятия — не прямой ответ на его провокационный вопрос?       Тихий свет бережно согревал заледеневшее сердце, играя разноцветными переливами на припорошенных чувствах. В душе теплело от одной только мысли.       Ответ напрашивался сам собой…       «Сион всегда старался выбирать Недзуми».