Птицы

В этих холодных каменных дворцах нет родственных душ. Есть только враги, союзники и слуги. После смерти Хюррем Хасеки Султан это превратилось в очевидный факт. Взгляды на жизнь этой женщины стали понятны всем со временем. Поступать и жить по-другому было нельзя. Нужно было пробиваться криками, убийствами, умом, красотой, хитростью ради себя и детей. Нужно было выживать, если ты на расстоянии вытянутой руки от Султана, а то и ближе. Рустем знал это с самого начала, а Михримах поняла позже. Смерть Мехмета, матери, Джихангира, вечные ссоры Селима и Баязида – всё это губило, умертвляло, уничтожало Султаншу. Небо в её глазах тускнело, застилаясь снеговыми тучами, ронявшими замерзшую воду на сердце. 22 года назад её заперли в красивом вольере, подарили ей то, о чём мечтали другие и отняли то, что желала она сама. Из крохотной птички Султанша сваяла кобру. Из стальных прутьев сотворила себе чешую, из шипов прекраснейших роз набрала яду в клыки, от лиан почерпнула гибкость. Эта змея кусала больно и смертельно, не подчиняясь ни одному факиру на земле. Лишь с одним из них она заключила мир, длившийся до конца его дней. Любить Михримах никогда не было обязанностью или наставлением, оставленным Хюррем Султан для Рустема, не было позывом благородности или чести, не было желанием самой Луноликой. Было бесполезно искать в златовласой Султанше жену, о которой грезит каждый мужчина, и Рустем это прекрасно понимал. И всё-таки он любил её, найдя 22 года назад в девочке сильную женщину, союзника, поддержку. Негласное соглашение между ними не требовало оправданий и объяснений. Всё вышло лучше, чем ожидали супруги. По крайней мере, они не повторили судьбу брака Шах Султан и Лютфи Паши. Казалось, этого было достаточно. Но перед смертью ничего не достаточно. Сейчас, стоя перед входом в покои, Михримах казалось, будто её губы склеены вязкой смолой. Не было ровным счётом ничего, что она хотела бы сказать умирающему мужу, видя его в последний раз. В голове кишел рой беспорядочных слов, но не было ни единой связной мысли. Только страх гулял по её телу, метал свой холодный бисер под кожей. В ту минуту, когда за её спиной закрылись двери, когда своими глазами она увидела умирающего мужа, тот самый ком беспорядочных слов упал на сердце и подскочил к горлу, душа и вызывая желание закричать во всю глотку, как кричат дети, только появившись на свет, ненасытно глотая воздух. -Рустем! – только и смогла она выдохнуть, спешно подбегая к ложу и садясь рядом с умирающим мужем. - Моя Султанша, - он улыбнулся, превозмогая боль. Мускулы лица напряглись, одышка мучила его. - Айше плачет, Рустем. Она не может смириться, не может. – выдаёт Михримах после недолгого молчания. Она не способна смотреть в глаза мужу, а потому её взгляд устремлён на его руки. Кажется, ей точно так же тяжело говорить. - Рано или поздно она перестанет плакать, Султанша. Ей придётся. Она так похожа на Вас, так сильна духом. – отвечает Рустем, с трудом сглатывая. У Михримах дрожат губы, и она отворачивается куда-то в сторону, не в силах смотреть на больного. - Я хочу, чтобы Вы выслушали меня, Султанша. – Великий Визирь чуть приподнимается, а Михримах тут же бросается поправить подушки, и мужчина успевает схватить жену за руки. – Послушайте же! – просит он, не выпуская дрожащие руки испуганной женщины. Михримах выпрямляется и поднимает голову чуть выше, так, как она делала это всегда. - Каждый день, что дарил мне Аллах, я молился о Вас и о детях, но больше всего я молился о том, чтобы Он даровал мне Вашу улыбку, Султанша. Однако я совершил в своей жизни слишком много грешных поступков, чтобы просить такого, поэтому в последнюю свою вознесённую Всевышнему молитву мои руки простирались с мольбой о Вашем счастье. Моя смерть не должна принести вам горя, а моя могила не обязана быть тем, что может вызвать слёзы. – Рустем закашлялся, заставляя Михримах рвано вздохнуть, чуть наклонившись к мужу. Кобра внутри неё встрепенулась и заметалась, чувствуя запах загоравшегося сердца. Ледяная корка таяла под напором пламенных слов Рустема. – Я жил для себя до той ночи, когда вы не позволили мне умереть. Мне приходилось лгать и убивать, Султанша, даже после того, как я вверил свою жизнь Вам. И, к сожалению, Ваши ладони стёрлись, держа мою судьбу два десятка лет. Простите меня за то, что сердце человека, которого Вы не любили – тяжесть в Ваших руках. – мужчина внезапно стал задыхаться, закатывая глаза. - Рустем! – закричала Михримах, бросившись к нему. Её дрожащие руки обхватили голову мужа, а сама она прикоснулась ко лбу лбом – Рустем! Рустем, оно никогда не было тяжестью, - шептала женщина, с закрытыми глазами, глотая слёзы. Внутри что-то беспорядочно стучало, шипело – это кобра горела в огне чувств, била хвостом по рёбрам в агонии. Змея умирала, выпуская из клыков отравленное сердце.– Никогда, потому что сама того не зная, в своих руках я держала счастье, Рустем. – она зарыдала, переходя на крик. – Я любовь свою держала в ладонях, слышишь? – Михримах подняла взгляд на лицо мужа. Он был мёртв, как и кобра внутри султанши. Смерть забрала Рустема, но полуулыбка застыла его на лице, и весь он, казалось, выражал собой умиротворение. Боль резко пронзила стрелой осознания, проникая насквозь, разнося весть по всей душе: «Его больше не будет рядом». - Рустем! Теперь Михримах душно в каменных дворцах Османской империи. Эта тёплая июльская ночь душит её. Сейчас ей стало понятно, что на самом деле она сама заперла себя в клетке, сама забрала у себя свои мечты, решив, что полюбить никогда не сможет. Ей никто не приказывал отказываться от чувств. Правда больно хлестала по щекам некогда сильную Султаншу. 22 года Михримах была мертва и очнулась для того, чтобы снова потерять желание жить. Аллах не прощает самоубийства. «Убивший себя железом будет до скончания века таскать на себе в аду орудие преступления. Отравившийся будет вечно пить свою отраву. Спрыгнувший с высоты будет вновь и вновь падать в самую бездну преисподней» - гласит Коран. И почему-то Султанше кажется, что все эти наказания перенести куда легче, чем нахлынувшую боль, нестерпимо сгибающую пополам, словно ломающую кости. На балконе дышать становится легче. Тяжесть давящих стен отступает, принося лёгкое головокружение. Глубокий вдох, взгляд вниз, и вместо земли она видит разверзшиеся глубины ада, зовущие её. Облака над Султаншей закрывают от взора Луну, и Михримах понимает - это знак, это голос Рустема, зовущий её к себе. - Мама? – Айше осторожно заходит на балкон и видит мать, наклонившуюся вперёд. – Мама, отойди оттуда. – Айше тихо подходит к матери, хватает её за руку и разворачивает к себе. Всё, что видит Хюмашах в глазах своей Валиде – отчаяние и ужас. Ещё секунда, и Михримах наконец отчётливо осознаёт, что перед ней стоит Айше. Её испуганное лицо так сильно напоминает ей её саму двадцать лет назад, ту девочку, готовую вот-вот потерять что-то очень важное, самое драгоценное в своей жизни. - Валиде, отец бы никогда не простил… – тихо произносит Айше с мольбой, а Михримах замечает в этой молодой девочке черты отца и чувствует его любовь к ней. Она крепко обнимает дочь, стараясь передать ей всё то, что чувствует сама, и, кажется, Айше понимает. Она – дочь своих родителей, знающая их как себя. Михримах разрывает объятья, выдыхает, снова поднимает голову вверх, расправляет плечи и идёт назад в покои, чувствуя оберегающе тёплый взгляд дочери, взгляд Рустема. И больше ей не страшно. Наутро птицы запели, и Луноликая Султанша слышит, как красиво звучат их песни о счастье в небесах. А пока она на земле, ей тоже есть о чём петь. И иногда ей снится, как холодным зимним утром она идёт по заснеженной дороге с Рустемом под руку, улыбаясь. Михримах Султан умерла 25 января 1578 года в 56 лет.