Вишенка

      В то лето я, наконец, смог вырваться в деревню. Это было важным для меня событием, ведь должна была приехать она. Та, с которой мы не виделись почти двенадцать лет.       Я не мог спать несколько ночей перед отъездом. Мысли о встрече с ней полностью заполняли голову, я изнемогал в предвкушении…       Когда я вошёл в калитку, она собирала вишню и никак не могла дотянуться до верхушки дерева, усыпанной спелыми ягодами. Должно быть, заслышав мои шаги, она оглянулась и, замешкавшись на пару секунд, резко отпустила ветку дерева. Я улыбнулся ей и увидел её глаза. Она так широко и лучезарно улыбнулась, что в сердце сразу что-то кольнуло и, возможно, это же «что-то» пробежалось мурашками по всему телу.       – Сева, – выдохнула она.       Казалось, она совсем не касалась ногами вымощенной дорожки, а, паря над ней, прилетела в мои объятия, словно синяя птица. Пряный запах её волос окутал волной воспоминаний.       – Оля, как пахнет вишней, как прекрасен по-прежнему твой сад.       Она по-доброму засмеялась, взяла мой нос в захват между указательным и средним пальцами и несильно потянула на себя, чтобы я смог заглянуть ей в глаза, и будто бы спросила безмолвно: «А разве могло быть иначе?».       Она повзрослела и стала ещё привлекательнее: большие янтарные глаза, блестящая на солнце копна вьющихся рыжих волос.       Когда мы шли через поле к зеркальному пруду, я не сводил с неё глаз. Мне казалось, стоит отвести взгляд, и небесное светило заберёт своё дитя, что пушистый седой ковыль, упорно цепляющийся за ноги, спрячет её от меня.       Бесконечная колея закончилась – перед нами расстилалась синеющая поверхность воды.       Я не ожидал, что увижу тот самый пейзаж, что детские воспоминания бурным потоком хлынут из глубин сознания и накроют меня тёплой волной эйфории.       – Давай наперегонки! – не медля ни секунды, она рванула вперёд. И я, повинуясь какой-то непреодолимой силе, последовал её примеру.       – Видишь? – Ольга раскинула руки в стороны, стоя на краю глиняного подступа к воде. – Он тоже рад тебя видеть!       Родной пруд встречал нас лёгкой рябью, а кузнечики, саранча, шмели и пчелы в душистой траве радовали живым стрёкотом и жужжанием.       А моё сердце застыло в груди с именем, на нём выжженным, и только молило: «Скажи!».       Я не мог противиться его воли. Вишенка моя, нежнейшее создание звездных небес, выслушала меня, не отрывая взгляда.       Не помня себя, я бредил о спелом цвете её волос, о молодых липово-жёлтых листьях её глаз, об алых бутонах багровых губ, о смехе, который звоном оседает на предрассветную траву.       И вот первый поцелуй – прикосновение её нежных губ было ответом на мои чувства.       Только разгорался рассвет, и я, зябко потирая руки, выходил за калитку и шел к раздольному ковыльному полю. В эту пору господства живой природы, когда не проснулись ещё деревенские жители, и не поднялась дневная суета, мы чувствовали настоящую свободу: мир был нами, и мы были целым миром.       Мы сходили с протоптанной тропы и терялись в бескрайних просторах холмов и равнин, наслаждались цветом золотарника, ярутки, Ивана-да-Марьи, колокольчика и кипрея. Брали с собой покрывало, расстилали его на траве. Ложились рядышком.       Она льнула ко мне, ластилась и целовала, и много рассказывала: то былины, то баллады, то сказки, то загадки; по вечерам это могли быть былички и предания; сама что-то придумывала и пела песни, обратя взор в ясное голубое небо. От её улыбки и заразительного смеха душа млела радостью.       – Ты знаешь легенду о здешних русалках? – шептала как-то Ольга мне на ухо. На моё отрицательное «нет» она продолжила:       – Прекрасные девы с отливающими оливой волосами, живут рядом с водой. Они прокляты матерью-природой и могут отбросить рыбий хвост и разъединить сращенные ноги только в полнолуние, – а уж тогда не упустят шанса позабавиться: разводят костры в лесу и водят хороводы, завлекают к себе людей, соблазняют, глумятся и пугают. Говорят, чтобы задобрить русалку, нужно выложить на подоконник или крылечко деревянный гребень. Она его заберёт, а домашних не тронет.       Я удивился, с каким восхищением она поверяла об этих сказочных созданиях.       – Знаешь, я им даже завидую. Они прелестны, умны, и нет человека свободнее русалки.       – Да в чем же они свободнее?       – Заботы их – лишь увеселения души своей, – она прикрыла глаза и положила свою голову на мою грудь. – А мы, люди, – прихоть Создателя, весь век теряемся в мучительных выборах собственного правильного пути.       Наверное, стоило что-то ответить, я отчаянно хватал в сознании одну мысль за другой, но ни одна из них не стоила жизни в виде произнесённых слов.       – Готов поверить, ты видела настоящую русалку, – смешок непроизвольно вырвался наружу.       Она неоднозначно улыбнулась, не открывая глаз.       Я не нашел в этой улыбке ничего подозрительного. К моим двадцати я порядком разочаровался в сверхъестественном, и закопал веру глубоко в душе. Отдался течению жизни.       В течение недели стали подтягиваться и другие ребята. Мы все были из разных городов, но нас объединяли деревня и детская дружба.       После свидания с Ольгой я наведался к Ацке, моему соседу, по паспорту он Алексей. Вспоминая с ним былые деньки, мы засиделись до глубокой ночи.       В конце недели мы впятером, полным составом, наконец, собрались вечером на шашлыки у озера. Много говорили, рассказывали, вспоминали и пели под гитару.       Растворяясь в безграничном счастье и спокойствии возвышенных чувств, я почти забыл о душевной боли, но жизнь не упустила возможности выбить почву из-под моих ног.