Фиби из теплиц

По утрам не хочется просыпаться, и все прекрасно об этом знают. Каждый раз, слыша звон ненавистного будильника, мечтаешь о том, чтобы полежать в тёплой кровати часок-другой, вздремнуть, укутавшись в одеяло… Но в этот тёплый майский день ничего из этого не светило Драко Малфою — слизеринский Принц понял это ещё с самого утра, когда в спешке надевал рубашку, проспав первый урок. Утро слизеринца началось совсем не с кофе — сегодня недовольная физиономия Снейпа подменяла его, что было не самым приятным. Декан изумрудного факультета буквально ворвался в комнату к Малфою, и последний тут же получил нагоняй за то, что лежит в кровати. С перепугу Драко чуть удар не хватил, когда вместо своей спальни он, открыв глаза, наблюдал лицо злющего крёстного. Последний ясно дал понять, что вечером блондину придётся драить котлы в кабинете Зельеварения, что, конечно же, не могло не раздосадовать Слизеринского Принца. Раздражённый и злой, Малфой вышел из спальни. Выходя из замка, парень корил всех и вся за то, что теплицы для уроков Травологии находятся так далеко. Слизеринцу казалось, будто всё сегодня против него: слишком яркое солнце лезет своими лучами прямо в глаза, жара стоит невыносимая, а птицы щебечут слишком громко. Мало того, Драко ещё и не позавтракал, что особенно огорчило его, отчего парень чуть не взвыл. Хотелось уйти с этой чёртовой поляны, уехать из чёртового Хогвартса, чтобы просто завернуться в кокон из одеяла и не вылезать оттуда ещё всю жизнь. Подойдя к теплицам, кое-что привлекло внимание Драко — рядом со слизеринцами толпились чёрно-жёлтые галстуки. На секунду парень замер, после чего вошёл внутрь. Тут же на него навалилась невыносимая жара — воздух в теплице был душным и сжатым, хотелось буквально раздеться, чтобы хоть как-то перенести этот зной. Сняв с себя изумрудную мантию и взяв её в руку, Драко пошёл в сторону других слизеринцев. Протолкнувшись через толпу, он прошипел Блейзу: — Какого чёрта ты не разбудил меня?! — Я пытался, но ты был слишком упрям, — пожал плечами Забини, на что Драко лишь недовольно выдохнул и повернул голову к профессору. Тот что-то говорил о предстоящем ЖАБе, о ядовитой тентакуле и антеннице жгучей и, представьте себе, Малфой даже пытался слушать преподавателя, но это было ровно до того момента, как он увидел её. Первыми на глаза слизеринцу бросились пышные русые волосы с рыжеватым отливом, что были завязаны жёлтыми лентами в два небольших пучка, чтобы не мешаться. После Драко увидел фисташкового цвета джемпер, невольно подумав о том, что сам давно бы спарился в таком. Чёрно-золотой галстук на шее девушки был чуть ослаблен, отчего была видна изящная, лебединая шея. На пуффендуйке была коричневая юбка, подстать её волосам. Это была Фиби. Фиби Маклагген. Девушка, что обучалась на седьмом курсе факультета Пуффендуй. И всё то время, что Драко на неё смотрел, с ним происходили странные трансформации: сначала парень, кажется, забыл как дышать; затем, когда он вновь получил такую возможность, грудь его стала вздыматься часто-часто, слишком уж быстрыми были вдохи и выдохи, а когда лицо его побагровело, аристократа было не узнать — получше всякой трансфигурации! Но самое страшное произошло тогда, когда Маклагген, будто почувствовав на себе пронзительный взгляд, обернулась на Малфоя. Её синие, пронизывающие, как льдинки глаза были устремлены прямо на него. Но в них совсем не было холода — этот взгляд был самым нежным, красивым и лучистым, Драко готов был поклясться. С чем он успел сравнить её глаза? Синее море, бескрайнее небо, два ярчайших сапфира, чистейшее озеро, бескрайний океан и, самое любимое — нежные васильки. Не только её глаза были тёплыми — Фиби сама была лучиком солнца. Её милая, бархатная улыбка заставляла сердце Драко «замирать», как бы банально это не звучало. Сама Маклагген, в чём слизеринец был уверен, была воплощением очарования. Особенно мило она выглядела на уроках Травологии — украдкой Слизеринский принц любовался на то, как забавно девушка зажмуривает глазки, но продолжает улыбаться, пересаживая неистово кричащую мандрагору. На то, как на её вишневых губах расцветает улыбка, а на нежно-розовых щёчках появляются ямочки. Драко знал, что Фиби любит Травологию и мечтает посвятить этому делу свою жизнь. И, наверное, это действительно было её призванием — пуффендуйка часто помогала профессору Стебль с растениями, а по Травологии у неё было только «Превосходно», не иначе. Трудно поверить, но ради этой девушки Драко стал ходить на уроки в теплицах — если раньше это были лишь прогулы, то теперь блондинистую макушку всегда можно было увидеть на Травологии, и пусть приходил Малфой туда вовсе не за знаниями. На секунду Драко замер, глядя в глаза Фиби. Все его мысли в то мгновение занимала только эта девушка, словно не было вокруг ни людей, ни теплицы, ни растений — только он и она. Слизеринец мог бы вечно вот так стоять и смотреть в её глаза, но он понимал, что нельзя — во-первых, его посчитают сумасшедшим, а во-вторых, его воспитание не позволяло ему. Но, признаться честно, он готов был плюнуть на всё в некоторые моменты — лишь бы быть с пуффендуйкой. Малфой выгнул бровь и посмотрел на Маклагген максимально презрительно и пренебрежительно, на что та лишь едва заметно улыбнулась, после чего отвернулась и вновь погрузилась в урок. Драко выдохнул спокойно, после чего услышал шёпот над ухом: — И долго ты собираешься разыгрывать весь этот спектакль? — Отвали, Блейз, — раздраженно, но при этом устало сказал блондин. — Тебе самому не надоело? — не унимался его приятель. — Слушай, серьёзно. Если она тебе нравится, то ты должен что-то делать. — С чего ты вообще взял, что она мне нравится? — выгнул бровь Драко, на что Забини сделал то же самое — видимо, это было слишком очевидно. — Думаешь, я не знаю о том, что ты пишешь для неё стихи? — хитро сказал Блейз, а лицо Малфоя тут же вытянулось, что было очень непривычным. — Что за… — на пару секунд слизеринец потерял дар речи. — Что за бред ты несешь? — зашипел он на однокурсника, как только голос к нему вернулся. — Перестань, Драко, — похлопал тот его по плечу. — Просто ты слишком плохо скрываешься, парень. Да и к тому же, кое-кто говорит во сне… — на этом моменте Малфой буквально побелел, как мел. — «Фиби, Фиби…» — продолжал Блейз, после чего, взглянув на лицо Драко, не сдержался и рассмеялся, произнеся «я пошутил». Тут, голос подала профессор: — Молодые люди, ведите себя тише! — взгляды присутствующих устремились на двух слизеринцев, чья парочка была довольно экзотичной — один пытался не засмеяться, а второй стоял с таким видом, будто бы на него только что посмотрел сам Василиск. — Мистер Малфой, вам нехорошо? — с беспокойством спросила Стебль, посмотрев на блондина. Тот, прочистив горло, произнёс: — Да, могу ли я покинуть урок? Чуть недоверчиво осмотрев парня с ног до головы, профессор всё же кивнула. Драко быстро схватил сумку с мантией и пошёл к выходу из теплицы. Проходя мимо Фиби, он немного задел её — кажется, это прикосновение отдалось током в его теле. Выйдя из душной теплицы, Малфой вдохнул, наконец, в полную грудь, избавившись от духоты и спёртости воздуха. Быстрым шагом парень направился к замку, задумчиво глядя вперёд.

***

Вечерело. Все уроки были, наконец, закончены, и сейчас Драко, лёжа на кровати, отдыхал (от драйки котлов он, к сожалению, не отвертелся). Парень лежал на спине, глядя в потолок. На столе лежал очередной стишок, посвящённый Фиби Маклагген. Снова. Таких стихотворений у Малфоя было много, под сотню точно. Слизеринский принц писал их постоянно — ночью, на уроках, во время перемен. И, что примечательно, раньше он даже не знал о том, что умеет это делать. Точнее, он даже не пробовал. Каждый раз, когда мимо него проходила та самая пуффендуйка, муза словно спускалась к нему с небес — блондин мог написать хоть десять стихов про ту милую девочку в чёрно-золотом галстуке, и ему всё равно не надоело бы. Казалось, в каждом стишке нет ничего особенного — все они схожи между собой, но в каждый Малфой вкладывал душу. Признаться честно, Драко и сам не понимал, как он докатился до такого. Если бы пару лет назад кто-то сказал ему, что он будет писать стихи для какой-то там пуффендуйки, то парень просто рассмеялся бы этому человеку в лицо! Но, как известно, каждый день с нами может произойти что-то, что навсегда изменит нашу жизнь. Слизеринец вздохнул и прикрыл глаза. Почему-то ему вспомнилось то, как он впервые понял, что влюблён. Это произошло с ним в феврале девяносто шестого года, когда он был пятикурсником. В то время близилась весна — снег почти растаял, в воздухе витали щебетания птичек, а вместе с ними и любовь. Невольно вспоминаешь стихотворение: «Весной обычно пробуждается природа и чувства наши все обострены, и нету времени прекраснее у года, чем три чудесных месяца весны…». И, к счастью, а может быть и к сожалению, содержание этого стиха — чистейшая правда. В тот день, как обычно злой и недовольный, Драко шёл на ненавистную Травологию. А если быть точнее, то его заставили — Снейп сказал, что больше не собирается прикрывать Малфоя перед родителями, что, конечно же, очень расстроило последнего — на травах он не был, наверное, месяца два — от оценки «Тролль» его спасало лишь то, что иногда он приходил после уроков написать проверочные работы, за которые еле-еле наскребал «Удовлетворительно», а также то, что Северус мог иногда сходить к Помоне и поговорить с ней. Но сейчас всё изменилось — Малфою пришлось идти в теплицы, ведь оценки его оставляли желать лучшего — «Слабо» его родители явно будут не рады увидеть. Парень вошёл в теплицу и, почувствовав окутавшее его тепло, выдохнул, закрыв за собой двери. Драко снял с себя пальто и прошёл вглубь помещения, но тут же увидел, что, почему-то, никого из его однокурсников здесь нет. «Пришёл слишком рано?» — подумал Слизеринский принц, недовольно вздохнув, как вдруг, услышал позади себя голос: — Что ты здесь делаешь? Уроки давно закончились. Парень обернулся, и… да, наверное, это был тот самый проказник Купидон. Но в сердце он дал Малфою не стрелой, а пулею. Перед слизеринцем стояла девочка, на чьей шее был чёрно-золотой галстук, а в руках горшок с каким-то цветком. На голове девчушки были две косички, пряди из которых уже успели выбиться. Пуффендуйка смотрела на Драко, чуть склонив голову набок. Черты лица девушки были мягкими и нежными, она была похожа на маленького барсучонка, который с интересом разглядывал нового гостя, и просто не могла не очаровать. «Совсем не изменилась», — усмехнулся лежащий на кровати Драко, вспоминая их первую и последнюю встречу. Фиби Маклагген действительно почти не менялась — она была лучиком солнца и осталась им, разве что стала сиять чуточку ярче. — В смысле? — сказал Драко, очнувшись. — Двадцать минут назад закончился урок у пятого курса, — произнесла пуффендуйка, взглянув в серые глаза Малфоя. Тот посмотрел на девушку, начиная закипать — он пришел на чёртов урок и перепутал время?! Заметив, что блондин вот-вот взорвется, Фиби быстро поставила цветок на стол и подошла к парню. — Ну, тише, — попыталась она успокоить Драко. Голос её был тихим, успокаивающим, мягким и убаюкивающим. — Профессор Стебль скоро придёт и вы сможете обсудить все нужные вопросы, — Девушка докоснулась до запястья Малфоя, а того будто током прошибло. От неожиданности парень вздрогнул. Далее, произошло что-то непонятное: — Не трогай меня! — произнёс слизеринец и резко оттолкнул пуффендуйку. От неожиданности та чуть не упала, но вовремя смогла удержать равновесие. Драко, сам удивившись своей реакции, отошёл чуть назад. Фиби тем временем посмотрела на него, и в синих глазах её точно была обида, которую она старалась скрыть. — Я скажу профессору, что ты заходил, — холодно сказала Маклагген, после чего взяла горшок и скрылась где-то внутри теплицы. Сейчас, вспоминая это, Малфой чувствовал стыд. Дикий-предикий стыд, охватывающий его всего. Он ведь тогда даже не извинился — просто молча ушёл. Блондин думал: а извинился бы он сейчас? Ответа на этот вопрос он пока не мог себе дать. Далее парень вспомнил, как он отказывался принимать свою влюблённость — какая влюблённость, вы о чём? Это звучало глупо и нелепо. Тогда парень старался меньше думать о глупой пуффендуйке, не пересекаться с ней, но будто специально она лезла во все его мысли и буквально мешала ему жить! Постоянно он видел её — в коридорах, на совмещенных занятиях, в Большом Зале… Эта девчонка будто специально попадалась ему на глаза чуть ли не каждый день, а ведь до этого он даже не замечал её. Вскоре, наступило лето. На протяжении всех летних каникул Драко почти не думал о Фиби, но, именно в тот день, в Хогвартс-экспрессе, он с ней столкнулся. Девушка неслась по коридору поезда, а Малфой именно в тот момент выходил из купе. Как только он почувствовал как нечто врезалось в него, в голове его тут же зародилась парочка обидных слов, но стоило ему увидеть испуганные васильковые глаза, глядящие на него, все колкие фразы мигом испарились куда-то, будто их и не было вовсе. Драко вгляделся в лицо девушки и понял, что перед ним стоит именно Фиби — с косичками на голове и синими глазами, та самая Фиби из теплиц, что не давала ему спокойно жить на протяжении нескольких месяцев. — Извини, — еле слышно пробормотала Маклагген и пулей понеслась дальше. Драко посмотрел ей вслед и увидел, что девушка кинулась в объятья какому-то рыжеволосому парню, в котором Малфой узнал Герберта Флита — вратаря сборной по квиддичу факультета Пуффендуй. Именно в тот самый момент что-то внутри слизеринца щёлкнуло и он почувствовал невероятное возмущение и негодование. В голове тут же появился вопрос: что это его Фиби забыла рядом с этим Гербертом, или как там его? Но, затем появился встречный вопрос: когда это Фиби успела стать его? Примерно месяц Драко ходил задумчивый и серьёзный, при этом украдкой наблюдая за Фиби Маклагген на совмещенных уроках и мероприятиях в Большом Зале, напрочь отказываясь верить в то, что он, упаси Господь, влюбился в эту девчонку. Но вскоре, Малфою пришлось смириться — именно в тот момент, когда он написал самый первый стих для неё. Затем последовало множество таких же… Драко правда мечтал о том, чтобы подойти к Фиби, обнять её, вдохнуть запах её волос… Но он не мог. Причиной тому был не только страх, но и гордыня. Почему это он должен делать шаг навстречу какой-то там пуффендуйке? Хотя, кого он пытается обмануть? Нет здесь никакой гордыни, один лишь страх. Драко безумно, безумно боялся. Несколько раз (или чуточку больше) он позволял себе ненадолго помечтать — а что, если бы они с Фиби были вместе? Что, если бы он подошёл к ней? Он представлял себе этот сладостный момент, думал о том, что бы сказал ей, представлял её улыбку… И, под влиянием этих мыслей, Малфой пару раз был серьёзно настроен — он действительно собирался немедленно идти и знакомиться, наконец, по-нормальному с девушкой. Он плевал на правила, ведь им он и так следовал всю жизнь. Какое ему дело до того, что подумают остальные? Да, ему с самого детства прививали, что магглорождённые — низшее, что только может быть. Но он влюбился именно в такую девушку и не мог допустить того, чтобы она досталась кому-то другому. Не в его смену. Драко впервые в жизни решил прислушаться к своим чувствам, к своему сердцу, и это казалось ему самым верным и правильным решением. Но, как правило, в самый последний момент его разум как назло включался. Малфой резко говорил себе «стоп», заглушая голос сердца и начиная всё больше и больше прислушиваться к разуму. Стоило ему представить реакцию окружающих, мысли родителей на этот счёт, он уходил, поджав хвост. Какие, к чёрту, отношения? Да даже просто общение. Драко бы точно засмеяли, ведь они с Фиби ну просто несовместимы. Взять хотя бы то, что Пуффендую до Слизерина ой как далеко, а Фиби до Драко — тем более. Она — обычная девчонка, чьи родители были магглами, а он — аристократом из чистокровной семьи. Небо и земля, именно так можно охарактеризовать их. Причём, Драко был тем самым небосводом, буйным и громким, каждый день на котором раскаты грома становились всё сильнее. Фиби же была где-то там, внизу, спокойной и уравновешенной землёй. Куда ей до него? Но иногда в голову Драко закрадывалась мысль — быть может, всё совсем наоборот, и это ему никогда до неё не добраться? Так и проходили дни, недели, месяцы. Лето, когда Драко со своей осознанной влюбленностью ушел на каникулы, было будто пыткой — целых два месяца он не видел её. Это казалось просто невозможным, но всё же, Малфой смог выжить каким-то чудом. И вот, очередной учебный год наступает. На этот раз самый последний, а развитие отношений между Драко и Фиби равно нулю. Парень решается на то, что раньше казалось ему просто уму непостижимым — он подбрасывает Фиби один их своих стихов. Да-да, именно! Один из тех самых стихов, где он пишет о том, как прекрасны её глаза и как его сердце начинает биться чаще при виде её. Ох, лучше бы он этого не делал… Сколько же было перешептываний! Если сначала сплетни были только на Пуффендуе (что очень странно, ведь это факультет честных), то затем они перебрались и на всю школу. Кто-то даже выдвигал теорию о том, что это сам Гарри Поттер подбросил Фиби Маклагген признание в любви, но на Драко, слава Мерлину, подозрения не пали. Лишь Блейз разочарованно смотрел на друга, вздыхая. Сама же Фиби не выдала никакой бурной реакции на подброшенный стих — наоборот, она стала молчаливее и задумчивее, но, конечно же, ей льстило подобное (хотя, это вполне могло оказаться чьей-то шуткой, кто знает?). Потом Драко подбросил девушке ещё пару стихов, что стало поводом для шуток о том, что у семикурсницы появился тайный поклонник. Девушка на это лишь улыбалась, пожимая плечами, как бы говоря «всё может быть». После этого Малфой решил бросить всю эту затею с «тайными признаниями» и писал стихи лишь для себя, не показывая их никому. Но он и не подозревал, что совсем скоро его маленькая-большая тайна может раскрыться… Дверь в спальню старосты Слизерина чуть скрипнула и в комнату вошёл Блейз. Драко бросил на него взгляд, после чего снова погрузился в свои мысли. Забини тем временем сел за стол, зацепившись взглядом за бумажку. Парень вздохнул и прочитал то, что каллиграфическим почерком было написано на кусочке пергамента. — Красиво, — сказал слизеринец, посмотрев на Драко. Тот никак не отреагировал, немигающим взглядом продолжая глядеть в потолок. Сейчас парень был похож на куклу — большую, фарфоровую и красивую. Он лежал, будто бы неживой, словно был восковой фигурой. Блейз внимательнее пригляделся к Малфою, думая о том, что ему его жаль. Да, Драко терпеть не мог жалость по отношению к себе, но, к несчастью, именно это и испытывал Забини, глядя на него. Он видел, как трудно Драко, как он страдает. Хотя, «страдает» — это слишком громко сказано. Скорее, с каждым днём его все больше и больше пожирала тоска, и когда-нибудь она сожрёт его совсем, не оставив и косточек. Блейз часто смотрел на Фиби Маклагген и не мог понять — что же такое видит в ней Драко, чего не видят другие? Почему она так заворожила его, что она сделала с его другом? Ведьма. Точно ведьма. Но она была действительно миловидной — неплохая фигура, милое личико и яркие глаза — чего ещё надо было? Всё это видел в пуффендуйке Забини, но он знал точно — Малфой видит больше. Странно, но всё то, что Слизеринский принц никогда не мог увидеть в других, он видел именно в ней. А ещё более странным было то, что Фиби с Драко — полные противоположности друг другу. Она — мягкая, тёплая девочка с факультета барсуков, которая могла видеть в людях хорошее даже тогда, когда они сами в себе этого не видели. Он — холодный, эгоистичный слизеринец, что во всём ищет подвох и зло. Но, как известно, противоположности притягиваются, и именно поэтому, наверное, Драко и влюбился в Фиби. Только вот, притягивался пока только он, хотя… кто знает? Кто знает, что у этих девушек на уме? Ни один мужчина во всём мире, это точно. — Это последний год в Хогвартсе, — сказал Блейз. — Я знаю, — сказал тихо Драко. — Мы уедем отсюда навсегда, — произнёс снова Забини. — Я знаю, — раздражённо ответил Малфой. — Возможно, никогда больше не увидим старые лица… — дополнил его приятель. — Знаю, — сквозь сжатые зубы произнёс блондин, начиная закипать. — Ты никогда больше не увидишься с Фиби… — Если ты сейчас же не заткнешься, я запульну в тебя чем-нибудь! — не выдержал Драко, вскочив с кровати. Блейз на это лишь вздохнул, не понимая, почему друг совсем ничего не предпринимает. Драко же тем временем подошёл к окну и распахнул его пошире — приток кислорода к мозгу, вот что ему сейчас нужно было. Малфой выдохнул и облокотился головой о стену. Ветер подул в комнату, чуть колыша изумрудные шторы. Драко прекрасно понимал всё то, о чём ему толдычил Забини — да, последний год, да, все разъедутся, да, не увидятся, да… последнее признавать было неприятнее всего, но приходилось — да, он может никогда больше не увидеться с Фиби. Странно, что порой люди нуждаются в других людях, как в кислороде — точно так же, как и Драко в Фиби. И пусть она присутствовала в его жизни совсем немного, но несмотря на это, всего лишь своим присутствием на сдвоенных уроках, присутствием в Большом Зале, силуэтом в другом конце коридора она давала Драко тот самый глоток воздуха, в котором он так нуждался. И, конечно же, хотелось большего. Но не задохнётся ли Малфой от такого количества? Вряд-ли. А даже если и так, то это будет даже приятно — задохнуться от количества Фиби Маклагген в твоих лёгких. Это звучало безумно, но при этом маняще и притягательно. Так и хотелось узнать — а каково это? Но проверять это Драко, конечно же, не будет. Правда, каждый день мысль сделать это всё чаще и чаще проскальзывает у него в голове, заставляя задуматься.

***

Потолок Большого Зала был усыпан звёздочками, наступающими сумерками. Они будто подмигивали всем присутствующим, кокетливо мерцая. Дамблдор закончил свою вступительную речь, и теперь все студенты могли, наконец, взяться за еду. Почти везде стоял невообразимый гомон, разве что у когтевранцев было потише — многие из них либо сидели за столом с книгой, либо о чём-то тихо переговаривались. Изумрудные галстуки сидели в основном по компаниям, разговаривая между собой. Барсуки почти все были увлечены едой, при этом мило болтая друг с другом о чём-то незначительном и улыбаясь. Самым же громким был Гриффиндор — студенты алого факультета то смеялись, то дрались, а кто-то даже умудрился заснуть прямо во время ужина. Драко раздражённо и вяло ковырял вилкой в курице. Есть не хотелось, к тому же, ещё и шайка Поттера испортила всё настроение — у Большого зала они столкнулись с Драко и, конечно же, стычка была неизбежна. С обоих факультетов сняли баллы, что не могло не огорчать. Малфой отодвинул от себя тарелку, поняв, что сегодня он, видимо, не поест. Парень подпёр подбородок ладонью и украдкой взглянул на пуффендуйский стол, выискивая два рыжеватых пучка, перевязанных жёлтыми лентами. Когда, наконец, взгляд Драко пересёк всяких там Захарией Смит и прочих, оказавшись на Фиби Маклагген, что пила тыквенный сок, слизеринец почувствовал облегчение и спокойствие. Его радовало то, что с ней всё хорошо. Но тут, негодование Малфоя чуть не выплеснулось наружу — рядом с его (!) Фиби сидел какой-то темноволосый парень, и намерения у него были явно не только дружеские. Тут, Слизеринский принц испытал целый спектр эмоций: сначала это было удивление, затем непонимание, негодование, после злость, обида, и, наконец, та самая ревность. Ладони Драко сжались в кулаки, а сам он устремил испепеляющий взгляд на эту сладкую парочку. Парень понимал, что ему совершенно не нравится то, что происходит. Но что он мог поделать, в конце концов? Взять, выйти из-за стола и набить рожу этому… этому… Да у него даже слова приличного не получалось подобрать! Но, к сожалению, сделать всё то, о чём он так навязчиво думал, Драко не мог. Просто, кто он такой? Если бы он был для Фиби кем-то значимым, то всё было бы совершенно по-другому. Поняв, что если сейчас же не уйдет, то взорвётся, Драко резко встал из-за стола. Пэнси, Гойл и Блейз тут же посмотрели на слизеринца, явно не ожидая такого. Но, как известно, у Принца Слизерина тот ещё характер, поэтому компания решила не трогать его. Выйдя из-за стола, Малфой взял яблоко и направился в сторону дверей. На выходе из Большого зала к нему был прикован взгляд Фиби Маклагген, что сидела за пуффендуйским столом.

***

Драко быстрым шагом направился на восьмой этаж замка. Всё то время, что он шёл, он испытывал угнетённое состояние. Сейчас ему хотелось пойти в Запретный лес и повыть там на луну за компанию с каким-нибудь оборотнем, только вот жаль, что светило находилось в убывающем состоянии — оборотней в лесу пока не наблюдалось. В очередной раз к Драко подкралась мысль просто взять и подойти к Фиби. Но не успел он обдумать эту мысль, как появилась другая, которая всегда верно следовала за первой — что скажут другие? Что подумают родители? Разочарование — вот, что постигнет мистера и миссис Малфой, это Драко знал наверняка. Стоило ему на секунду представить, как они узнают о его чувствах Фиби, он начинал чувствовать ещё большее угнетение. Он понимал, что Нарцисса с Люциусом не примут магглорождённую как часть своей семьи. Никогда. Под тяжестью и грузом собственных мыслей, Малфой еле-еле поднялся на восьмой этаж и завернул заугол. Подойдя к стене, слизеринец принялся ходить взад-вперёд — можно было не беспокоиться, что кто-то увидит, ведь все сейчас были на ужине. В один момент, спустя примерно пару десятков секунд, в стене начала появляться дверь. Она была деревянной и резной, безумно красивой. Драко, словно ожидая того, что она перед ним появится, дёрнул за ручку и вошёл внутрь. Там его ждала небольшая, но уютная комнатка. Всё здесь было в серо-синих тонах, окутано каким-то холодом, но при этом уютом и теплом. Там был небольшой диван, напротив которого стоял камин. Драко взмахнул палочкой, произнеся «Инсендио», и огонь зажёгся. Слизеринец прошёл внутрь комнаты и двинулся прямиком к письменному столу, что стоял в углу. На нём не было ничего необычного — чернильницы, перья да бумага, но кое-что всё же выделяло этот уголок — десятки, а может быть и сотни маленьких стихов на клочках бумаги были развешаны на стене. Все они были написаны ровным, каллиграфическим почерком, и лишь некоторые из них были чуть корявыми и неровными, словно у того, кто их писал, от волнения дрожали руки. Кое-где виднелись рисунки — различные образы и штрихи, но их было совсем мало — всё внимание было сосредоточено на стихах. Если бы вы подошли поближе и решили прочитать их, то поняли бы — все они посвящены одному человеку. Где-то описывались медного отлива волосы, где-то васильковые глаза, а где-то мягкая улыбка. В стихах не было ни имён, ни фамилий — лишь образ милой пуффендуйки, что украла сердце автора стихотворений. Драко сел за стол и зажёг свечу. После, парень взял кусочек пергамента и, обмакнув перо в стоящую рядом чернильницу, начал писать. Это был один из тех стихов, пропитанных тоской и то ли зовом о помощи, то ли мольбой о чём-то. Один из тех стихов, что были написаны неровным почерком и буквы в котором съезжали со строк. Кажется, там было что-то о ревности. Банально, но зато с душой. Драко любил приходить в это место. Здесь был его собственный уголок, его собственный мир, в котором он мог ненадолго забыться. Забыть о том, что он аристократ Малфой, забыть о своих проблемах. Каждому нужен такой маленький уголок, где он сможет отдохнуть и найти себе утешение. Драко же находил себе утешение именно здесь, среди четверостиший и рифм. Как музыкант находит утешение в нотах и звуках, как художник в палитре цветов и мазках кистью. Прошло ещё несколько минут. Все строчки вышли прекрасными, за исключением одной, самой последней — не получалось, и всё. Малфой, вздохнув, отложил перо и задул свечу. Парень решил вернуться сюда позже, когда он сделает все свои дела «там», в «другом мире». Блондин встал из-за стола и, окинув взглядом помещение, в котором только что будто и не было никого, вышел из Выручай-комнаты. Парень быстрым шагом пошёл по коридору в сторону лестниц, совсем не заметив две пары глаз, что всё это время следили за ним из-за угла. Зря он не осмотрелся перед тем, как зайти в Выручай-комнату, ой как зря…

***

Следующим утром, проснувшись, Драко почувствовал, что настроение у него относительно хорошее — ещё бы, ведь утро субботы просто не может быть плохим! Никаких уроков, никаких учителей и прочей надоедливой ерунды — всё это не могло не радовать. Это утро не отличалось ничем от обычного: Малфой встал, принял душ, привёл себя в порядок и вышел из спальни. Планов на день у слизеринца не было, но тем не менее, день обещал быть хорошим (и, как оказалось, он сдержал своё обещание). Оказавшись в гостиной подземелий, Драко словил на себе несколько взглядов. Но если обычно они были восхищёнными или заинтересованными, то сейчас явно что-то пошло не так — группка второкурсников смотрела на Малфоя как-то странно, лица их выражали то ли насмешку, то ли удивление. А один из студентов чуть было не засмеялся при виде Слизеринского принца. Такого отношения последний, конечно же, не потерпит — как только Малфой кинул убийственный взгляд в сторону второклашек, те сразу же убрали с лиц улыбки и поплотнее сились в кучку, продолжая перешёптываться. Драко не понял причину такого поведения, но всё же решил оставить детей — что ему до них? Но всё же настроение они ему подпортили, что уж врать. Продолжая раздражённо думать о тех насмешливых взглядах в гостиной, Малфой вышел из подземелий и направился к Большому Залу. Парень почти забыл про ту ситуацию с второкурсниками, но стоило ему пойти по коридорам, его новый кошмар стал реальным — чуть ли не каждый встречный ехидно глядел на блондина, кривя губы в усмешке, а если же навстречу Драко шло больше одного человека, то все они непременно начинали перешёптываться, причём делая это в наглую, даже не скрывая. Сказать, что Малфой ничего не понимал — не сказать ничего. Он просто понятия не имел, что происходит. Все эти насмешливые взгляды, направленные на него и шепотки — всё это не только злило и бесило слизеринца, но и сильно било по его эго. Никогда он не становился объектом для насмешек и издевательств — никто просто не решался на это, — но сегодня судьба, кажется, решила поменять роли. Драко кидал на всех гневные взгляды, но это мало помогало — наоборот, перешёптываний становилось только больше. Почти все смотрели на Слизеринского принца с насмешкой, но были и такие, кто как-то удивлённо всматривался в его лицо, а некоторые просто улыбались. Беззлобно, скорее просто снисходительно. Была на лицах всех людей ещё какая-то эмоция. Наверное, для неё даже пока не придумано названия. Во взглядах многих было что-то ещё, чего Драко не мог понять. Будто бы, они смотрели вовсе не на него, а на совершенно другого человека. Будто бы это не Малфой был тем самым холодным и высокомерным Слизеринским принцем, к которому многие боялись приближаться. Будто бы другие увидели в нём что-то ещё, помимо высокомерия и каменного сердца, помимо эгоизма и неспособности на хоть какие-либо чувства. Но как бы то ни было, Драко ощущал дикий дискомфорт под всеми этими взглядами, обращёнными к нему. Он чувствовал себя беспомощным и жалким. Так, Малфой дошёл, наконец, до Большого зала, будучи во власти усмешек и перешептываний за его спиной. Но как только парень вошёл в помещение, он понял — лучше всего сегодня было бы остаться в спальне и никуда не выходить из неё весь день. А ещё лучше, никогда, ведь абсолютно все посмотрели на него. Каждый человек, находящийся в Большом зале, посчитал необходимым устремить свой взор на Слизеринского принца (которым он сегодня перестал быть). На пару секунд во всём зале воцарилась звенящая тишина. Перестали звякать ложки и вилки, перестали разговаривать студенты и, что особо удивительно, даже преподаватели. Эта тишина была неуютной и колючей, хотелось убежать отсюда куда подальше. Если бы вы прислушались чуть получше, то точно услышали бы то, как бешено и громко забилось сердце Малфоя. Парень остановился в дверном проёме на пару секунд, ошарашенный тишиной, что наступила, как только он вошёл. За эти несколько секунд Драко успел разглядеть все головы, что были повернуты к нему. И одной из них была Фиби. Как только взгляд Малфоя встретился с её, девушка тут же вспыхнула и опустила голову. За эти же самые несколько секунд в голове слизеринца пронеслась сотня мыслей, таких, как: «Что, чёрт возьми, происходит?» и «Зачем я только проснулся этим утром?». Но вот, тишина зала буквально взорвалась гомоном голосов — в один момент все присутствующие начали либо посмеиваться, либо перешёптываться, поглядывая на Малфоя, а кто-то даже присвистнул, глядя на него. Парень чувствовал себя диким зверем, которого только что загнали в клетку. И, кажется, выбраться из неё у него вряд-ли получится. Кто-то выкрикивал что-то, кто-то просто обсуждал. И, что было самым страшным, Драко понятия не имел, что стало поводом для всего этого. В блондинистую голову закралась очень даже неплохая мысль — взять и уйти. Уйти подальше от всех этих глаз, скрыться где-то, находиться где угодно, но не здесь. И, Малфой почти так и сделал, но его гордость и воспитание сделали своё дело — вспомнив о том, что он аристократ и в любой ситуации должен держать подбородок высоко, Драко на ватных ногах направился к слизеринскому столу. По дороге, проходя мимо стола гриффиндорцев, Малфой слышал уже знатно поднадоевшие ему перешептывания, но вот, к ним добавилось и улюлюканье. Драко так и продолжил бы ничего не понимать, если бы вдруг не услышал риторический вопрос от одного из алых галстуков: — Классные стишки, Малфой, долго пишешь? Тут, слизеринец чуть не упал. В его глазах в буквальном смысле всё потемнело. Казалось, что сердце сейчас разорвет от такой бешеной скорости, а ватные ноги действительно станут невесомыми и парень просто напросто упадёт на этот чёртов пол этого чёртового Большого зала. Драко испытывал стыд, безумный стыд. Его щёки начали пылать, что не укрылось от внимания остальных. Возможно, другим не стоило так реагировать, но подумайте сами: человек, всю жизнь думавший только о себе, кидающийся высокомерными и презрительными взглядами туда-сюда, один из самых мерзких людей во всём Хогвартсе вдруг начинает писать стихи о любви. Человек, который, казалось, совсем не способен на это чувство. И если раньше это Драко Малфой ставил всех в неудобное положение, ставил всех под прицел насмешек и издевательств, то теперь роли поменялись. Драко не знал, о чём и думать. Сейчас в его голове была просто пустота, осознание того, что самая страшная его тайна раскрыта. Для всех он был надменным, холодным и бесчувственным, но вот, его маску (которая уже успела прирости к лицу) нагло содрали и разбили о пол. Малфой почувствовал, что сбоку к нему кто-то подошёл и повел к слизеринскому столу. Когда, наконец, парень почувствовал опору, он услышал голос: — Драко, как ты? — Пэнси Паркинсон беспокойно глядела на парня, рядом с которым сидел Блейз Забини, что его сюда и привёл. Но Малфой, кажется, не слышал. Он ничего не слышал. Он просто сидел, глядя на поверхность стола. Драко просто не понимал, как могла раскрыться его тайна, если никто о ней не знал кроме него самого и… — Какого чёрта ты растрепал об этом всем?! — Малфой схватил Блейза за ворот рубашки и прошипел ему в лицо. Забини тут же сказал: — Нет, Драко, ты же знаешь, что я не мог, — Слизеринец говорил искренне, но Драко явно не собирался верить ему: — Да ну? Тебя не смущает то, что кроме тебя об этом никто, чёрт возьми, не знал? — на лице Малфоя была и боль, и злость. Он не мог поверить в то, что друг предал его. — Спасибо, Блейз, — выплюнул Малфой, грубо отпустив парня. — Ты настоящий друг. На это заявление Забини вскинул брови, после чего тут же их нахмурил — его, по сути, только что назвали предателем, а ведь он таковым не являлся. — Драко, — как можно спокойнее начал Блейз. Он понимал, что чувствует слизеринец, поэтому старался быть максимально рассудительным и спокойным. — Я не делал этого, я клянусь тебе. Я всегда на твоей стороне, и ты прекрасно это знаешь. Зачем мне так тебя подставлять? Малфой просто сидел, уронив голову в ладони. Он не мог поверить, что теперь все знали о его маленьком мирке. Его собственном мирке, попасть в который было невозможно. — Драко, это действительно был не Блейз. — сказала Пэнси, которая до сегодняшнего дня и сама обо всём не знала. — Слухи пошли с Гриффиндора, — на этих словах мопсаподобное лицо девушки скривилось. — Значит, это кто-то оттуда. — Забини кивнул, подтверждая её слова. Устало выдохнув, Малфой попытался поверить слизеринке: — Если и так, то как они узнали? — уставший его голос звучал раздражённо и как-то надрывисто, будто парень сейчас заплачет. — Лаванда Браун и Парвати Патил, они… — Подал голос Гойл. — …они увидели то, как ты выходил из Выручай-комнаты. Потом прошмыгнули, наверное, туда — дверь просто не успела скрыться… Услышав это, блондин пришёл в бешенство. Он злился на этот мир, на этих глупых гриффиндорок, что суют свои длинные носы в чужие дела, и, конечно же, на самого себя. Как же глупо с его стороны было вот так вот взять и уйти, не проверив ничего! Кажется, это был первый раз, когда Драко Малфой признал собственную неправоту. С ненавистью парень подумал о Лаванде и Парвати. Он никогда не любил двух этих девчонок — им бы только сплетничать да перемывать косточки знакомым. И тут, словно по звону колокольчика, рядом со слизеринским столом появились Браун с Патил. Как говорится, вспомнишь солнце — вот и лучик. — Привет, Драко, — хихикая, сказала Лаванда слизеринцу. Тот сжал ладони в кулаки, и в его голове пронеслась мысль о том, что не будь Браун девчонкой, он бы её ударил прямо сейчас. — Мы хотели сказать, что ты пишешь очень красивые стихи, — присоединилась Парвати, так же издавая глупое хихиканье, а подруга ей поддакнула. — Да, знаешь, мы даже и не думали, что ты способен на такое! Малфой еле сдерживался, его начинало трясти от гнева, а Парвати тем временем сказала: — Да! Это так романтично… — Заткнитесь и идите куда шли, — рыкнул на гриффиндорок Блейз, но те его, кажется, не слышали: — Это ведь ты подбрасывал стихи Фиби Маклагген несколько месяцев назад, да? — Лаванда внезапно села рядом с Драко, который от такой наглости даже опешил. — Просто, у тебя в стишках говорится о пуффендуйке, и внешность, внешность — точь-в-точь та самая Фиби! — Малфой не успел как-либо среагировать, как вдруг, рядом появилась ещё и Патил: — Вот именно! К тому же, ей кто-то тайно посвящал стихи, причём очень похожие на твои! Это ты, Драко, да? — Мы так и знали! — девушки тараторили, как трещётки. Гойл, Пэнси и Блейз всё это время переглядывались, не в силах вставить хоть словечко. Малфой не выдержал и хлопнул кулаком по столу, отчего множество взглядов тут же приковались к нему, а болтушки мигом умолкли. Сквозь сжатые зубы парень прошипел: — Что за… что за бред вы городите, идиотки! — Ну перестань, здесь же нечему стыдиться! — уверяла Парвати, а Лаванда поддакивала. С ненавистью глядя на них, Драко представлял себе, как бы запустил в них круциатусом или ещё чем, но вместо этого он лишь сказал: — Советую вам перестать совать свой нос в чужие дела. Живите уже своей жизнью, а не чужой. Произнеся это, он встал из-за стола и, сопровождаемый уймой взглядов (на этот раз их было чуть меньше), вышел из Большого зала. Драко сам не знал, куда он идёт. Он просто шёл, если не бежал, по коридору. В слизеринце сейчас был гнев, нескончаемый гнев. Он ненавидел этот день, это самое мгновение, эту жизнь. Такого с ним ещё никогда не было. Остановившись, Малфой тяжело задышал. Ему просто необходимо было куда-то выплеснуть свою злость, и на глаза не попалось ничего, кроме стены. Со всей дури Драко ударил кулаком по ней, но тут же взвыл от боли. Блондину казалось, что такой боли он ещё никогда не испытывал. — Боже, Драко! — позади Малфоя раздался тонкий голосок. Парень тут же широко распахнул зажмуренные от боли глаза, не веря своим ушам. Этот голос он узнал бы из тысячи. Послышались торопливые шаги, и рядом с Драко села девушка. Фиби в шоке смотрела на его руку, что, кажется, была сломана. Бросив мимолётный взгляд на пуффендуйку, Драко собрал все свои силы и встал, после чего, сквозь боль, как можно скорее пошёл по коридору. Он любил Фиби, действительно любил, но после всего того, что произошло, она была последним человеком, с кем он бы хотел находиться наедине сейчас. Но, конечно же, Маклагген не отступила: — Драко, подожди! — услышав позади себя быстрые шажки, Драко постарался идти быстрее, но куда уж там? Уже через несколько секунд девушка перегораживала ему путь. Она посмотрела на Малфоя своими васильковыми глазами, в которых плескалось море волнения и беспокойства. Вглядевшись в лицо слизеринца, Фиби как можно мягче и спокойнее произнесла: — Дай мне осмотреть твою руку, пожалуйста. Драко не стал сопротивляться. Он просто смотрел на пуффендуйку, что тут же подошла к его пострадавшему запястью и стала осматривать его. — Температура понизилась, отеки… — бормотала себе под нос Фиби, а Драко просто стоял и смотрел на неё. Он смотрел на неё так нежно и любяще, сам от себя того не ожидая. Она относилась к нему с такой заботой, с такой любовью, и Малфою хотелось относиться так же и к ней. Впервые в жизни с ним было подобное. Он взглянул на его милую, маленькую Фиби и понял, за что он её полюбил. Она была такой светлой, такой ясной, она была его маленьким солнцем. И Драко совсем не хотелось, чтобы оно светило для кого-то ещё. Её сияние не было чересчур ярким, как это бывает у некоторых. Оно, скорее, было мягким и уютным, отчего хотелось наслаждаться её лучами снова и снова. Они не были назойливыми или слишком надоедливыми, не было желания зажмуривать глаза. Спустя пару минут этого «досмотра» Фиби поджала губы, после чего, перед этим чуть помявшись, сказала: — У тебя перелом руки, Драко.Тебе нужно в Больничное крыло, и как можно скорее… Пуффендуйка посмотрела на слизеринца, что просто изучал её своим взглядом. Повисла неловкая тишина, и Фиби отвернулась, почувствовав, что её щёки снова пылают. Маклагген не знала, что происходит на уме у этого парня. Нужно ли говорить о её реакции на то, что это Драко подкидывал ей те самые стихи? Тот вечно холодный и отстранённый Слизеринский принц, что постоянно кидал на неё презрительные взгляды, стоило ей мельком взглянуть на него? Догадывался ли кто-то, что Драко Малфой способен на что-то подобное? Никто, но Фиби — да. Нет, она совсем не считала его таким уж распрекрасным человеком, но, наблюдая за ним, смогла сделать некие выводы для себя. Если же Гарри Поттер был мальчиком-который-выжил, то Драко — мальчиком-у-которого-не-было-выбора. Фиби была прекрасно осведомлена о том, из какой семьи берут начало корни Малфоя. Пару раз она видела его родителей здесь, в школе, а также на платформе девять и три четверти. И поняла, что стоит за таким поведением слизеринца. Родители наносят большой отпечаток на дальнейшее поведение и характер их детей, и все об этом знают. Драко же родители с самого детства внушали несколько вещей: первое — он чистокровный волшебник, обязанный ненавидеть магглорождённых; второе — он должен быть во всём лучшим; третье — он - Малфой. И Драко изо всех сил старался выполнять все три пункта. Но для чего? Чтобы добиться хоть каких-то чувств от родителей. Если по одному взгляду Нарциссы было видно, насколько сильно она любит сына, то Люциус же был холоден, как лёд. От него Драко получал лишь упрёки, замечания и претензии. Но он хотел всего-то любви. Той самой любви, что дарят родители своим детям. Фиби то и дело замечала на себе постоянные взгляды Малфоя. Девушка пыталась, пыталась видеть в нём хорошее, и она видела. Но как только она давала ему об этом понять, парень вновь превращался в отрицательного героя. Тут же его взгляд становился колючим и презрительным, а от него самого будто исходило отвращение. Фиби понимала, что это потому, что она грязнокровка. Но зачем Драко делает это? Сейчас, когда пуффендуйка узнала всё о стихах (правда сомнения до сих пор терзали её — вдруг, это вовсе не Малфой?), многое прояснилось для неё. Малфой будто метался меж двух огней — ему хотелось плюнуть на всё, ведь такая жизнь уже надоела, но при этом совесть не давала ему сделать это. Он понимал, что будет чуть ли не предателем по отношению к родителям. Каждый раз, снова и снова он надевал на себя маску мерзкого мальчишки, а все вокруг не видели под ней что-то ещё. Что-то, что удалось увидеть Фиби — точно так же, как и Драко в ней. — С чего ты взяла, что у меня перелом? — спокойно спросил Малфой, продолжая глядеть на Маклагген. — Ты занимаешься колдомедициной? Девушка тут же посмотрела на слизеринца, после чего сказала: — Нет, ну, точнее, не совсем… Мой папа, он… Он маггл… — Фиби было неловко говорить об этом в присутствии Драко, но тот никак не отреагировал, лишь кивнул. — Он врач. — Кто? — спросил Малфой. — Врач, это такой человек, он, он лечит других магглов, помогает им… — начала пуффендуйка, немного запинаясь. — Папа мне много рассказывал про оказание первой помощи, и тому подобного… У тебя в руке температура ниже, чем всего тела, а ещё отек… Ах да, конечно же, у руки немного неестественное положение, это тоже один из признаков! — Фиби совсем заговорилась, не замечая улыбки Драко. Слизеринец смотрел на пуффендуйку и понимал, что действительно полюбил её. И пусть она была не чистокровной волшебницей, пусть цветом её факультета являлся не изумрудный, она была его маленькой Фиби, маленькой пуффендуйкой, в которую он влюбился с самого первого взгляда. Его Фиби из теплиц. Именно сейчас Драко понял — надо прислушиваться к своему сердцу. Если ты чувствуешь себя счастливым, то зачем нужно это менять? Но… действительно ли будет он счастлив? — …вот, ну и ещё у тебя чрезмерная подвижность сустава. Поэтому нам с тобой надо как можно скорее отправляться к мадам Помфри! — девушка беспокойно посмотрела на Драко и схватила его за здоровую руку, но тут слизеринец произнёс: — Фиби? Девушка обернулась, чуть рассеянно взглянув на Малфоя. Она чувствовала дрожь в своём теле и волнение, что было в душе. Она смотрела на Драко, ожидая, что же он скажет, сама в это время убеждаясь в том, что этот слизеринец очень хитёр — так искусно украсть её сердце за столь короткий промежуток времени мог только он. — Да? — произнесла Маклагген, чувствуя, как вспотели её ладони. — Я хочу проверить кое-что, ты не будешь против? — осторожно спросил Драко, на что Фиби покачала головой: — Я… я думаю, всё же, нет. Тогда Драко, едва заметно кивнув, со всей своей осторожностью наклонился к пуффендуйке и накрыл её губы своими. Да. Он действительно был счастлив. В прочем, так же, как и сама Фиби. Она чуть робко ответила на его поцелуй, зарывшись рукой в блондинистые волосы. Если вы оба счастливы, то зачем же что-то менять? А Драко чуть улыбнулся своим мыслям. Вишнёвые. Как он и думал.