Цена

Свет вечернего солнца лениво пробирался через полуоткрытое окно, ровными линиями стелясь по столу, рассыпаясь бликами в металле рубанка, инструментов и стекле лупы. Деревянная стружка укрывала пол, от паяльной лампы всё ещё исходило тепло. Запахи масла и дерева смешивались, вились по комнате невидимой дымкой, въедались в одежду и волосы. Запахи — это то, что Элли всегда забирала с собой, уходя из дома Джоэла. Не то, чтобы она была против. К привычному аромату мастерской добавился кофе. Упаковку напитка Элли притащила с собой (она никогда не понимала, как можно пить эту блевотную жижу, но Джоэлу очень уж нравилось). Кофе стоил ей белки — идеально подстреленной в глаз, за такую тушку она могла выручить гораздо, гораздо больше. Но истратила свою добычу на подарок, на сраную упаковку кофе в двести грамм. Жалела ли? Едва ли. Она пришла наводить мосты. Не то, чтоб поддавшись проповедям Томми «ты отдаляешься от него, Элли, неплохо бы пообщаться с Джоэлом, Элли». Вовсе нет. Возможно, ей просто не хватало тихого бормотания из кассетного магнитофона про лестницу в небо или про отель Калифорния; запаха мастерской и гитар, развешанных по стенам; деревянных фигурок, расставленных на полке, которую она когда-то помогала вешать. Да, пожалуй, ей не хватало Джоэла в своей неизменной клетчатой рубашке, склонившегося над столом и ваяющего что-то из бесформенного бруска, в котором он уже увидел конкретные очертания. Да, ей не хватало Джоэла настолько, что она обменяла белку на сраный кофе. На носу Джоэла очки. Очки — лишний штрих к множеству серых нитей в черноте волос, они всегда напоминали, что старость дышит в затылок даже ему, такому большому, сильному и надёжному. Очков Джоэл стеснялся, носил только дома, хотя Элли не понимала, почему. Сама же дразнила его, конечно, но глубоко в душе считала — он дожил до своего возраста, и это охрененное достижение. Стесняться тут нечего. Но ему знать, что она так думает — необязательно. Джоэл заканчивал в шерсти деревянного медведя очередной завиток, сосредоточенно, будто скальпелем орудовал. В каком-то смысле так и было, каждое движение спасительно и помогало вдохнуть жизнь. Ей нравилось смотреть, как он работал. Но сейчас её внимание привлекла новая гитара — с тонкими вставками чёрного по бокам. Лак уже застыл на поверхности, струны ещё не натянуты. Она подушечками пальцев пыталась найти шероховатости в покрытии, и не находила ничего. — Как назовёшь гитару? — Джоэл поставил на стол медведя и смотрел на неё, откинувшись на спинку стула. Элли ляпнула первое, что пришло в голову: — Морган. — Мужским именем? — Джоэл засмеялся. — Оригинально. — А то. Мне кажется, что это мужик. Имею право на мнение. — Конечно, имеешь. Оставь Моргана в покое и подай старику банку с маслом. Элли фыркнула, но просьбу выполнила. Она присела рядом на стул и смотрела, как Джоэл опускает кисточку в банку. — Как сегодняшняя вылазка? — Продуктивно, — Элли улыбнулась, вспоминая удивлённое лицо Джесси, когда он нашёл запасы текилы за панелью заброшенного дома. — А твоя? — Встретили группу людей. Они направляются в Нью-Гемпшир. Не захотели ехать к нам, но зато мы обменялись припасами. — Так странно встречать не мудаков. Морщинка сосредоточенности пролегла между его бровями. Кисточка в его руках ловко наслаивала масло по медведю. — Это всегда будет странно. Элли подпёрла ладонью щёку, пальцем вырисовывала спираль в пыли на столе. В своих мыслях она ходила по кругу. Как выйти к правильному решению? Существует ли вообще грёбанное правильное решение? Обида всё ещё цвела внутри неё, горечь от догадок как именно распорядились её судьбой, тогда, у «Цикад», не спрашивая и скорее всего умыв в крови. Она не могла отмахнуться от своих выводов. Но как быть с тем, что часть её души всегда будет стремиться домой? Стремиться сюда? — Ты придёшь завтра? Или ещё когда-нибудь? — как бы невзначай спросил Джоэл. Элли молчала несколько долгих секунд. Лучше бы ему вообще не поднимать эту тему, не ворошить то тревожно-хрупкое перемирие, которое она поддерживала в своей душе изо всех сил. И всё же… И всё же. — Не знаю. Наверное. Кто ещё подаст старику банку, если не я? Джоэл насмешливо фыркнул, но в его лице Элли читала облегчение. Она и сама испытывала то же самое. — На ужин-то останешься? Элли кивнула. На языке и в голове вертелись бессвязные слова про ценность бесценного. Слова благодарности за ощущение дома — родительского дома, которого у Элли никогда не было. Про то, что родные чувства помимо её воли остужают обиду и подозрения, облегчают ношу в груди. Но… На сегодня она и так сделала большой шаг навстречу. Элли отправляет слова в пыльную кладовую к сотне других невысказанных. У неё в распоряжении ещё куча времени, практически бесконечный запас, и она уж наверняка успеет извлечь все накопившиеся на свет. Когда-нибудь.

***

Мария не трогала в доме Джоэла ничего. Всё осталось на тех же местах, на каких Элли запомнила: кружка с совой у раковины; недоделанная гитара в мастерской; брошенная книга на комоде в спальне. Многочисленные рубашки, кожаные куртки и охотничье снаряжение. Всё, что составляло Джоэла по частям. Возможно, Мария не хотела трогать его вещи, пока Элли и Томми не вернутся. Она суеверна, и, вероятно, то был какой-то странный, наивный акт веры «пока я не нарушаю баланс, с ними всё тоже в порядке». Или Мария дала ей самой решить, что делать с вещами Джоэла. Как быть с пустотой отчего дома. Элли доделала гитару, которую он не закончил. Оставалось-то только натянуть струны и нанести ещё слой покрытия. Она бы могла справиться и с большей работой, если понадобилось бы — Джоэл учил её. Гитары — одно из того многого, чему он её научил. Элли хотелось оставить как можно больше воспоминаний. Она и спустя месяцы с трудом ходила, потеряла килограммы веса, уже скулы, ключицы и рёбра торчат так, как никогда раньше. Она все ещё хромала и не могла разогнуть спину, ещё бы чуть-чуть — и Эбби убила бы её в театре, это точно. Но травмы Элли не останавливали. Дина помогла ей снять с себя мерки. Родители Джесси притащили в дом швейную машинку. Элли научилась работать с кожей и подогнала под себя потертую, песочного цвета куртку Джоэла. Элли думала, что если оставит вокруг себя как можно больше воспоминаний, то станет легче. Легче не становилось.