Fais-moi expier ma faute

      - А, это вы, Ренар! – капитан королевских стрелков небрежно махнул рукой, указывая на соседнюю скамью. – Присаживайтесь. Есть новости?       - Есть, сударь, - человек с роскошной рыжей шевелюрой, которая показалась из-под скинутого капюшона, сел напротив и громко крикнул: - Трактирщик! Вина!       - Чёрт подери! Коли вы заказываете вино, стало быть, у нас есть повод отметить какой-нибудь удачный поворот в этом деле, господин Демаре? – глаза Феба загорелись злобным азартным огоньком.       - Да, господин де Шатопер, - красавец подвинулся и, немало не стесняясь, вытянул ноги на лавке, вальяжно развалившись и используя стену вместо спинки кресла. – Как я и думал, ваш архидьякон никакой не аскет и ничуть не чурается общества прелестных женщин. Я почти уверен, что у него есть любовница, причём прехорошенькая. Хоть девчонка и живёт во Дворе чудес, на шлюху она не похожа. Ох и пригожая молодка, доложу я вам, капитан! М-м-м… Думаю, такая быстро найдёт себе нового покровителя, когда епископского викария отправят под суд. Вы, часом, не знаете, какое наказание грозит в Париже монаху за нарушенный обет целомудрия?       - Чёрт возьми, да откуда же мне знать?! Это дело духовного суда. Но быть мне брюхатым, как папа, если старый дурак сохранит должность! Вот это будет скандал. Браво, дружище, вы честно заслужили своё вино!       - Признаться, я рассчитывал на награду более… весомую, - щурясь, как рыжий кот в обжигающих полуденных лучах, с лёгкой улыбкой отозвался собеседник.       - Ренар, клянусь душой, как только девчонка подтвердит ваши обвинения и удавка на шее почтенного святоши затянется, вы получите всё до последнего денье! Кстати, она заговорит, как вы думаете?..       - Едва ли её с этим сластолюбцем-священником связывает любовь, - мужчина поднёс к губам только что принесённую полную кружку. – А всё остальное в нашем мире легко продаётся и покупается. Назовите ей достойную цену, и, думаю, красотка без проблем добудет вам доказательства своей связи с досточтимым мэтром Фролло. А, быть может, если вы предложите ей достойное содержание в будущем, то и вообще не потребует с вас денег, а с превеликой радостью променяет монашескую постель на офицерскую.       - Ну уж!.. – довольно хмыкнул капитан, покручивая усы.       - А почему бы и нет, сударь? – лукаво продолжил рыжий плут. – Богом клянусь, малютка не пара этому старому пауку! Темноокая, черновласая, с золотистой кожей, тоненькая, словно тростинка. Грациозная, как лань, с голоском нежнее, чем у свирели; а эти полные губки – они так и молят о поцелуе… Эх, будь я порядочным французом, уверенным в завтрашнем дне, а не бродягой, не знающим, где доведётся вечером преклонить голову, я бы и сам не отказался от такой любовницы!       - Гром и молния!.. Подождите-ка, господин Демаре, - Феб прервал поток излияний. – У меня появилась, право, очень странная мысль, но всё же. А не было ли при девушке козы с позолоченными рожками?       - Козы?.. Нет, не приметил. Ну да ведь я заглянул к ней только на секунду! А вы что же, знакомы с этой малюткой?       - Провалиться мне ко всем чертям, если это та самая цыганка, Смеральда, кажется!.. Но если это всё же она… Послушайте, дружище, а бубна вы при ней не видели?       - Признаться, странные вопросы вы задаёте, господин де Шатопер. Но да, я приметил на ларе небрежно брошенный бубен. Другой, должно быть, не обратил бы на безделицу внимания, но только не Ренар Демаре! У меня ведь такой взгляд, господин капитан: четверти минуты мне довольно, чтобы и неделю спустя в точности описать и обстановку, и находившихся в помещении людей.       - Клянусь папой, за то я вас и нанял! – вскричал офицер, едва не подскакивая на месте. – Ну, друг мой, теперь я уверен, что это малютка Симиляр! Чёртово семя!.. Я-то думал, девчонки давно нет в Париже! А всё обернулось гораздо лучше; на такой успех я не смел и рассчитывать. Ну, подите же теперь к чёрту все: и архидьякон, и покрывающий его грешки епископ, и дурак Ален, который не поверил мне и не захотел тащить в застенки проклятую сводню из рыбацкого домика… Все мне ответят, все!.. Уж маэстро Пьера Тортерю выбьет из неё правду! Всё расскажет, проклятая колдунья, всё!..       Рыжий ловкач со всё возрастающим интересом наблюдал за возбуждённо выкрикивающим непонятные угрозы собеседником. Наконец, он попросил:       - Сударь, не изволите ли объясниться, что всё это значит?       - Пуп Вельзевула! Да то и значит, дорогой Ренар, что мы загоняли кабана, а нарвались на волчий выводок! Разрази меня гром!.. Но слушайте, дело вот в чём. Эта цыганка год как должна болтаться в петле или лежать в Монфоконе. А она, меж тем, жива, здорова и, по вашим словам, греет постель епископского викария. Они оба надсмеялись надо мной ещё прошлым летом! Ведь я настиг её тогда и намеревался передать в руки закона, - о своём маленьком приключении в лачуге на берегу Сены капитан благоразумно решил умолчать. – Но проклятый поп с лёгкой руки мошенника де Бомона выкрутился, а я остался в дураках! Ну да теперь мы сдадим девку правосудию, а уж в застенках из неё вытрясут правду, как всё было на самом деле!       - А за что бедняжку приговорили? – поинтересовался наёмник.       - Чёрт возьми, да за убийство! За убийство капитана королевских стрелков, то есть меня самого! – поняв по вскинутым медным бровям своего осведомителя, как нелепо это прозвучало, Феб поспешил поправиться: - Ну и за колдовство, конечно. Клянусь головой господней, без ворожбы там не обошлось!       Выслушав эту обвинительную речь с невозмутимостью истинного бретонца, Демаре продолжал преспокойно попивать вино, задумчиво глядя перед собой.       - Послушайте, дружище, мы должны завтра же днём отправиться во Двор чудес! Место это гиблое, поэтому для верности я прихвачу с дюжину своих молодчиков. Укажете нам дом, а уж дальше мы сами. Как только девчонку отправят во Дворец правосудия, в тот же вечер, клянусь Христом и сатаной, я рассчитаюсь с вами золотом!       - Увы, сударь, завтра я не смогу указать вам дорогу, - Ренар покачал головой и картинно вздохнул.       - Клянусь чревом господним! – подскочил капитан. – Отчего же не завтра?       - Оттого, что завтра у меня дело, которое я никак не могу отложить.       - Ну, пусть так… - проворчал Феб. – В конце концов, Дворец правосудия никуда от нас не убежит. Значит, послезавтра.       - Боюсь, послезавтра я также ничем не смогу вам помочь. И вообще, мнится мне, едва ли мы с вами ещё встретимся, сударь. Мне тут подумалось, что неплохо бы вернуться на родину – давно я не видел отца и милую сестрицу.       - Клянусь бородавками моей бабушки, провалиться мне на этом месте, если я хоть что-нибудь понимаю!.. – гневно воскликнул офицер, подбираясь, точно готовый к прыжку пёс, и вперив в собеседника взгляд бешено засверкавших глаз. – Что, чёрт возьми, всё это значит?!       - Это значит, господин де Шатопер, что я не собираюсь помогать вам в поисках. Уговор был, что я должен раскопать грешки архидьякона Жозасского. Что ж, я не прочь поучаствовать в таком деле: эти зажравшиеся святоши хуже продажных девок, а всё строят из себя непорочность, да ещё и учат нас, как жить. Но я не подряжался сдавать красоток в лапы палачей. Нет, капитан, тут я вам не помощник. Вы человек подневольный, служите королю и можете с чистой совестью исполнять его указы, не заботясь о мотивах и не думая о причинах. Я же служу только собственному кошельку, на который, в отличие от короля, свои грехи не спишешь. Простите, господин капитан, но я разрываю наш контракт в одностороннем порядке. Конечно, вы ничего не должны мне, раз моя работа не принесла плодов. И – удачи в поисках.       С этими словами мужчина одним неуловимым движением поднялся со скамьи, не удостоив онемевшего от бешенства Феба даже взглядом, и преспокойно двинулся к выходу скользящей походкой идущей по следу борзой.       - Простите, сударь, вы ведь заплатите за вашего гостя?.. – бдительный трактирщик немедленно материализовался у стола.       - Пошёл к чёрту, проклятый прощелыга, или, клянусь Вакхом, я разнесу твой жалкий притон в щепки! – заорал офицер и, яростно швырнув на стол десять су, выскочил на улицу.       Оглядевшись по сторонам, задыхающийся от не находящего выхода гнева Феб де Шатопер напрасно крутил головой в надежде отыскать мерзавца и проткнуть его шпагой. Увы, бретонец будто растворился в воздухе.       ***       Впрочем, столь несвоевременное исчезновение осведомителя не заставило капитана стрелков отказаться от плана. Задетое самолюбие вот уже восемь месяцев не давало ему покоя: жажда мести и невозможность решить дело дуэлью заставляли гордость вспениваться в подогреваемой затаённой обидой душе. Поэтому офицер решительно не собирался отказываться от мигом созревшего плана отдать маленькую плясунью на расправу и заставить её рассказать о похищении монахом из собора и его визитах. Бравому военному было решительно всё равно, что будет с несчастной цыганкой: главное, что мерзкий святоша, брат пьянчуги Жеана, получит по заслугам. А если под колёса отмщения попадёт какая-то девчонка, пусть и хорошенькая – что ж, тут уж ничего не поделаешь. В конце концов, не он, Феб де Шатопер, приговорил её к верёвке, значит и спрашивать с него нечего.       Сложность заключалась в том, что Двор чудес представлял собой зловонную и жестокую клоаку славного города Парижа, в которой, по слухам, пропадали и целые патрули. Сложно сказать, были ли это байки старых служак или достоверные исторические факты: в последние годы ночная стража предпочитала обходить этот квартал стороной, так что никаких неприятных происшествий не случалось. Но как влезть в это осиное гнездо воровства и разврата и избежать при этом жалящих укусов ядовитых кинжалов и тесаков всевозможных мастей и калибров?.. Эта задачка была не из лёгких.       Единственным возможным вариантом представлялось заявиться в нищенский квартал днём, без особого шума, когда большинство бродяг будет на промысле. Схватить девчонку и потихоньку отвезти её во Дворец правосудия. Вот только для начала следовало выяснить, где она живёт.       С упорством, достойным лучшего применения, Феб де Шатопер начал выспрашивать у местной братии, будь то бродяги, нищие, калеки или проститутки, как ему найти цыганку Эсмеральду. Но, лишь заслышав вопрос, эти славные люди, готовые за пару бланов продать и родную мать, все как один отвечали: «Не знаю такой». И ни угрозы, ни посулы не могли поколебать их упрямое молчание.       Наконец, двенадцатого мая, тихим субботним вечером к выезжающему из казарм офицеру подошёл некий мужчина, начисто лишённый носа.       - Капитан Феб де Шатопер? – хитро улыбаясь, обратился он.       - Чего тебе, чёртов мошенник? – грубо прикрикнул всадник. – Клянусь телом христовым, твоя рожа могла бы поспорить в красоте с образиной соборного звонаря! Ну, говори скорее, плут, какое у тебя дело, не то, клянусь папой, я велю оходить тебя плёткой!       - Благородный сударь, - нимало не смутившись угрозой, продолжил Безносый Поль, - ходят слухи, что вы ищете одну молодую особу.       - Ну, ищу, а тебе-то до того что за дело? – спросил военный, впрочем, весьма заинтересованно.       - А вы, видно, очень её любите, коли так жаждете найти? – Феб не смог понять, послышались ли ему иронические нотки, или нищий и впрямь спрашивал всерьёз.       - Не твоё собачье дело, голытьба!.. Ну, говори толком, или сейчас испробуешь крепость моих сапог!       - Да дело ведь совсем простое, господин – к чему тут горячиться? Я человек скромный, много за свои услуги не попрошу. Скажем, тридцать солей вполне удовлетворят мои аппетиты.       - Тридцать су, и ты укажешь мне дом красотки? По рукам, чёртово семя!.. Веди меня в этот вертеп, а по приходу получишь свои серебряники!       - Э, не так быстро, господин капитан! – Поль чертыхнулся про себя, поняв, что продешевил, но вылетевшее слово не воротишь. – Ведь в этом деле я рискую собственной шкурой, с отсутствием которой смириться мне будет посложнее, чем с отрезанным носом.       - Чёрт подери! Так чего ж ты хочешь, мошенник?       - Завтра в полдень вы встретите меня у монастыря Христовых невест, что на Сен-Дени. Я буду просить милостыню у церковных ворот. Подадите несчастному калеке на пропитание и отойдёте на почтительное расстояние. Да только смотрите, приходите пешком!.. Через несколько минут после этого я покину свой пост – вы следуйте за мной, но не по пятам, а тишком. Приблизительно через четверть часа мы достигнем нужного дома. Куда я зайду – там и ищите свою танцовщицу, на втором этаже. Да имейте в виду, что времени у вас не более чем до восьмого часа: по окончании воскресной службы обитатели Двора чудес, для которых воскресенье – день самый что ни на есть рабочий, начнут возвращаться. А уж тогда не избежать вам, сударь, верёвки, будь вы дворянином самых знатных кровей! Король Арго не помилует офицера, посули вы ему хоть царский выкуп.       - Без тебя разберусь, бродяга, - проворчал Шатопер, впрочем, вполне миролюбиво. – Что ж, отлично! Клянусь бородавками моей бабушки, ты славный малый, хоть и напоминаешь своим рылом скорее свинью, нежели вепря!       Поклонившись с вежливым оскалом, бродяга отступил на шаг и, развернувшись, пошёл своей дорогой. А довольный капитан, подкрутив усы, развернул коня и направился обратно в казарму, отобрать для предстоящего дела нескольких ребят порасторопнее.       … Всё вышло ровно так, как говорил нищий: получив в протянутую кружку свои тридцать монет, он ещё немного потолкался у ворот монастыря, а потом неспешно двинулся в сторону Двора чудес. Феб последовал за ним.       Через четверть часа, как и обещал, безносый вошёл в один из множества ветхих домиков, жавшихся друг к другу, точно цыплята под наседкой. Оглядевшись по сторонам и отметив про себя выбитое стекло стоявшего напротив точно такого же двухэтажного строения, Шатопер двинулся в обратный путь, хорошенько запоминая дорогу, чтобы через час вернуться во главе десятка вооружённых стражников.       - Напротив вон того дома с выбитым окном, - кивнул он в нужном направлении. – Ведьма должна быть на втором этаже. Обыщите там всё, да без лишнего шума!       Через пять минут храбрые молодцы вернулись, таща бессильно обвисшую в их руках Эсмеральду.       - Капитан! Там ещё старуха какая-то была, кажись, матерь ейная. Больно кричать стала, пришлось нам того… приложить её маленько, - промямлил один из вояк.       - Мать моя!.. Моя бедная матушка… - девушка шевельнула бескровными губами.       - Чёрт возьми, да мне-то до этого что за дело? – ругнулся офицер, в котором при виде несчастной плясуньи шевельнулось нечто вроде раскаяния; он поспешил заглушить это чувство отборной бранью. – Гром и молния! Провалиться к дьяволу! Клянусь папой, мне совершенно наплевать на старуху! Главное поскорее убраться отсюда, а девчонку тащите во Дворец правосудия.       Этот пренебрежительный тон, этот знакомый голос, эти жестокие слова вывели совсем было поникшую красавицу из оцепенения.       - Феб! – воскликнула она, выпрямляясь и гордо вскидывая голову. – О, сударь, за что же вы так ненавидите меня?.. Ведь вы клялись мне в любви когда-то, господин Феб! Мне, уличной плясунье, цыганке, бродяжке!.. Разве не для вас я снесла все страдания, все муки; не для вас сберегла себя, чтобы вручить вам свою жизнь и свою честь?! Так знайте же, Феб, что, если бы только могла, сей же час своими руками пронзила кинжалом ваше чёрное сердце!       Я прощаю вам вашу ложь, - тихо, но отчётливо продолжила девушка. – Прощаю мою поруганную любовь. Прощаю тот жестокий урок, что вы мне преподали. Я прощаю вам даже то, что вы отдаёте меня в руки палачей. Прощаю мою смерть и мои страдания. Но я не прощаю вам слёз моей несчастной матери, вы слышите?! Я не прощаю вам её разбитого сердца и тех терзаний, что разорвут её на части, если только она придёт в себя. Право, лучше бы милосердный Господь прибрал её прежде, чем она узнает, что её с таким трудом обретённая дочь мертва! Будьте прокляты, капитан, слышите?! Будьте вы прокляты!..       - Уведите же её, наконец, чёрт подери! – рявкнул побледневший офицер. – Чего уставились, ротозеи безмозглые?! Заткните шлюхе рот и тащите её отсюда поскорее, пока крысы не повылазили из своих нор.       С этими словами он развернул коня и поскакал прочь, будто стараясь укрыться от сильно взволновавшего его проклятия. Не будучи верующим, Феб де Шатопер был суеверным, и последние слова плясуньи напугали его. Но, по крайней мере, страх заглушил угрызения совести: теперь капитан был абсолютно уверен, что поступил правильно.       ***       В первую пятницу мая Клод, до которого дошли слухи о возвращении королевского майордома из Калабрии, решился не дожидаться приглашения и нанести королю визит в Плесси. Затея была не из лёгких, ведь последние месяцы Людовик никого почти не принимал и отдалил от себя всех, кому прежде доверял. Поговаривали, что он опасается предательства родного сына, почему и отослал дофина в Амбуаз ещё ребёнком и несколько лет не виделся с ним вплоть до прошлого года. Ныне же монарх не желал принимать даже любимую дочь, Анну де Божё, и её мужа Пьера, будущего герцога Бурбонского.       Вместо придворных он окружил себя людьми недалёкими и жестокими, выходцами из народа. Последние прекрасно понимали, что положение их обеспечено ровно до тех пор, пока жив Людовик XI, а потому никак не могли желать его смерти. Итак, умирающий монарх провёл последние месяцы своей жизни в окружении теолога Жана де Рели, цирюльника Оливье ле Дэна по прозвищу Дьявол и придворного медика Жака Куатье. При этом бездарному и бесполезному доктору он платил по десять тысяч экю ежемесячно и из боязни позволял высказывания столь грубые, за которые другим пришлось бы поплатиться головой.       Архидьякон всё это знал, как и то, что с наступлением ночи расставленным по периметру замка арбалетчикам приказано бить на поражение, кто бы ни приблизился. Однако ждать прибытия короля в Париж было бессмысленно: стало ясно, что порабощённый страхом властелин могущественной державы приговорил сам себя к пожизненному заключению и уж не выедет из Плесси до смерти. А Фролло нужно было во что бы то ни стало поговорить с Людовиком XI.       Путь до замка был неблизкий: более пятидесяти льё до Тура, откуда предстояло ещё добраться до Плесси и попасть каким-то образом в королевскую резиденцию. Но прежде всего следовало получить добро от сюзерена. Потому-то священник и входил теперь в епископский дворец, хотя и с великой неохотой, прекрасно понимая, что Луи будет не в восторге от очередной сумасбродной просьбы своего второго викария.       - Мэтр Фролло! – верный секретарь, который, казалось, жил в епископской приёмной, привстал навстречу. – Вы к Его Преосвященству?       - Здравствуй, брат Бартеламью. Да.       - К монсеньору только что прибыл гонец; кажется, из Плесси. Соблаговолите обождать.       Из Плесси, от короля!.. Клод нервно кивнул и устроился на краешке обитого коричневым бархатом стула. Уставившись невидящим взглядом в узкое стрельчатое окно, он мысленно проговаривал про себя то, что намеревался сказать де Бомону.       Четверть часа спустя дверь в кабинет отворилась, пропуская почтительно пятящегося человека в пыльном дорожном костюме. Равнодушным взглядом скользнув по лицам монахов, он направился к выходу.       - Бартеламью! – донеслось из кабинета, дверь в который осталась притворена, однако не закрыта плотно.       - Сейчас доложу о вашем приходе, - торопливо кивнул секретарь и скрылся за дверью, аккуратно прикрыв её, в отличие от гонца.       Архидьякон тяжело вздохнул. Он любил умных людей и презирал дураков, но Луи де Бомон де ла Форе был чересчур прозорлив, и мужчина заранее трепетал при мысли, что придётся изложить своё дело, не юля. А, зная епископа, нетрудно догадаться, что тот быстро сделает выводы и услышит между слов то, о чём Фролло очень бы хотелось умолчать.       - Входите, брат, - Бартеламью вернулся так быстро, что Клод не успел толком собраться с мыслями, но всё же с готовностью поднялся и вошёл в хорошо знакомую, со вкусом обставленную рабочую комнату епископа.       - Признаться, вы не совсем вовремя, мэтр, - Луи сидел за столом и задумчиво вертел в руках письмо. – Впрочем, быть может, напротив, вы дадите мне хороший совет… Но сначала излагайте своё дело, а уж потом поговорим о делах королевских.       - Монсеньор, - архидьякон почтительно, но без ложного раболепства склонился в лёгком поклоне. – Я вынужден снова просить вас отпустить меня из Парижа.       - Клод, эта шутка перестаёт быть забавной, - нахмурился собеседник. – В вас что же, под старость лет проснулась тяга к путешествиям? Не припомню, чтобы вы особенно любили отлучаться из столицы без нужды. Только не говорите мне, что какой-нибудь отдалённый приход снова немедленно и именно сейчас нуждается в вашем присутствии!       - Нет, - священник сглотнул, но уверенно продолжил, - на сей раз меня вынуждает покинуть монастырь личное дело.       - О, вот это уже интереснее! – оживился де Бомон. – И как долго нам придётся обходиться без вашего драгоценного общества, мэтр?       - Думаю… Предполагаю, что десяти дней мне вполне хватит.       - Далеко же ваше дело! – присвистнул епископ; отложив письмо и опершись локтями о стол, он уткнулся подбородком в переплетённые пальцы рук и пристально посмотрел на невольно отведшего взгляд собеседника. – А какое сегодня число, мэтр, не напомните?..       - Четвёртое мая, Ваше Преосвященство.       - А на какой день пришлась нынче Пасха?       - На первое апреля, монсеньор, - Клод буквально заставил себя поднять взор и встретился взглядом с тёмно-зелёными глазами епископа.       - И?.. – выжидающе протянул Луи.       - Десятого мая праздник Вознесения Господня.       - Так чего же вы от меня хотите? Христу было угодно вознестись на сороковой день после Воскресения, и с этим ничего не поделаешь. О чём вы думали неделю назад?       - Надеюсь, Ваше Преосвященство не считает мою скромную персону столь незаменимой, чтобы праздничная литургия сколько-нибудь пострадала в отсутствие одного из слуг Его?..       - Моё преосвященство считает, что незаменимых людей не существует в принципе, - Луи откинулся на спинку кресла. – Проблема в том, дорогой мой брат, что Его Величество просит к празднику отправить лучших певчих и несколько священников в Плесси-ле-Тур, поэтому именно сейчас ваша отлучка никак не возможна.       - Как?! – архидьякон не удержался от удивлённо-радостного восклицания, о чём через секунду пожалел.       - А вы что же, к королю собрались? – вскинул брови до омерзения проницательный епископ.       Чёрт!.. Надо было всего лишь промолчать, покорно согласиться с доводами де Бомона и, скромно предложив свою помощь, отправиться в Плесси без лишних объяснений. Теперь же придётся выкладывать всё начистоту! Священник хмуро молчал.       - И зачем, интересно, вам понадобилось встречаться с Людовиком? Нет, не подумайте, я наслышан о ваших приватных беседах и прекрасно знаю, что Его Величество, пребывая в Париже, никогда не брезговал вашим учёным обществом, и всё-таки. Если это, конечно, не государственная тайна?..       Фролло вздохнул. Эх, была не была!       - Я действительно хотел просить вас отпустить меня в Тур. И мне, в самом деле, необходимо увидеться с королём. Теперь же, благодаря такой оказии, я могу отправиться туда вместе с другими братьями, а заодно уладить и свои дела. Если вы позволите. А зачем, осмелюсь спросить, Его Величеству потребовались вдруг певчие, да ещё и столичные?       - А!.. – Луи пренебрежительно махнул рукой. – Три дня назад он встретился с каким-то старцем, прибывшим из Италии. И этот святой человек, как называет его сам Людовик, произвёл на беднягу до того сильное впечатление, что нашему августейшему повелителю захотелось справить в честь благочестивого гостя пышную службу. Поскольку, как вы справедливо заметили, десятого мая все христиане празднуют Вознесение, королю показалась замечательной идея поразить старца красотой французских литургий. А для этого, как известно, помимо убранства, нужны хорошие певчие и голосистые священники. Королю прекрасно известно, что и те, и другие, причём одни из лучших во Франции, живут в монастыре при Соборе Парижской Богоматери. Вот и потребовал от меня отобрать людей и отправить за полсотни льё ублажать слух этого… Франциска из Паолы. Мало этого, наш драгоценный монарх ещё и в самых восторженных выражениях сообщил мне, что собирается возвести для него монастырь под Туром, по соседству с Плесси ¹! Хотелось бы мне знать, где он вообще откопал этого святошу…       Архидьякон скромно промолчал.       - Что ж, Клод, - епископ побарабанил пальцами по массивной столешнице красного дерева, – вообще, нет ничего проще выполнить вашу просьбу. Ваш глубокий баритон, без сомнения, прекрасно заполнит собой королевскую капеллу от пола до купола. Хотя, признаться, мне бы и в голову не пришло гнать вас в этакую глушь, в душной карете, в компании ещё дюжины братьев… Однако, коль уж вы сами вызвались, – почему нет. Но у меня есть одно условие!       Де Бомон хитро прищурился. Собеседник, вздохнув, едва заметно кивнул и опустился в соседнее кресло.       - Я так понимаю, рассказ будет долгим? – хохотнул Луи. – Может, по бокальчику доброго бургундского?       - Нет, благодарю, - поспешно отказался Фролло. – Собственно, рассказывать особенно нечего…       - Ну же, мэтр, не тяните! Я уже умираю от любопытства!..       - Я хотел просить Его Величество о помиловании.       - Помиловании?.. Для кого? – священник прочитал на лице своего сюзерена столь редкое для него выражение явного замешательства. – И что, у вас есть основания надеяться на успех своего предприятия?       - Да. Я неплохо изучил натуру короля и знаю, как следует с ним разговаривать. К тому же, - осторожно добавил архидьякон, – судя по вашим новостям, Людовик сейчас в хорошем расположении духа, коли хочет устроить такой пышный приём в честь приезда Франциска Паолинского. Да, монсеньор, я почти уверен в успехе своего предприятия. К тому же, в деле вскрылись новые обстоятельства, так что и преступление-то фактически не было совершено…       - Так о чём, в конце концов, идёт речь? – нетерпеливо потребовал епископ. – И почему, если на то пошло, вас так волнует судьба какого-то бедняги?       - Речь идёт о… - Клод замолчал, мучительно подбирая слова и с ужасом чувствуя, как щёки, а за ними и уши наливаются жаром. – Быть может, Выше Преосвященство помнит спасённую с год назад моим приёмным сыном цыганку?.. Он вырвал её из рук палачей прямо перед собором.       - Вы шутите? Конечно, помню! Не цыганку, естественно, и не этот эпизод, а тот неприятный случай с капитаном королевских стрелков, произошедший, если мне не изменяет память, в конце лета прошлого года… Погодите. Вы думаете добиться её помилования? Бросьте, Клод, это дело безнадёжно: хотя Шатопер жив, бедняжка ведь созналась в колдовстве.       - После пытки! – вскинулся священник, пожалуй, чересчур яро.       - Ну и что? – пожал плечами собеседник. – Половина преступников проходят процедуру дознания, и это совершенно не мешает как духовному, так и светскому суду подписывать смертные приговоры. Послушайте, почему вас вообще так занимает судьба этой девчонки? Может, несчастной давно уже нет в живых.       - Потому, что я знаю настоящего убийцу… нападавшего, - поспешно поправился архидьякон.       - Неужели? – де Бомон подозрительно сощурился и только теперь заметил, что сидящий напротив мужчина пылает, как алая роза. – О, Боже!.. – только и сумел вымолвить он.       На минуту в комнате воцарилось молчание. Клод боялся дышать, не то что поднять глаза на епископа, поэтому мог только догадываться о той гамме чувств, что сейчас отразилась на его красивом лице. Наконец, Луи прервал молчание:       - А ведь я до последнего надеялся, что тогда, в августе, просто что-то не так понял… Надеюсь, вы не собираетесь называть королю имя… убийцы? Не рассчитывайте на милосердие, мэтр!       - Не собираюсь. И, тем не менее, я более чем уверен, что и без этого найду доводы, которые позволят мне склонить Его Величество проявить великодушие.       - Что ж, раз так – поезжайте. Вот только… Позвольте вас спросить, Клод, что вы собираетесь делать дальше? Надеюсь, ещё не забыли, что вы архидьякон Жозасский и, по совместительству, моя правая рука? Звание расстриги для человека вашего сана не годится, слышите?! Впрочем, кажется, вы достаточно благоразумны, чтобы это понимать, раз до сегодняшнего дня даже я был не в курсе ваших… дел. Хорошо. Пусть будет цыганка. Если вы и правда сумеете выпросить для неё помилование, я не вижу в вашем увлечении большой беды. Только, пожалуйста, ведите себя столь же и даже более осторожно, чем сейчас, когда над девчонкой всё ещё маячит виселица. В митрополии Санса и без вас хватает грязи, и я не хочу, чтобы поползли теперь слухи об одном из самых принципиальных, суровых и образованных священников Парижской епархии. Что подумают люди и как поддерживать в них веру в святую нашу матерь Церковь, если они узнают, что самый ревностный блюститель устава Чёрной книги и яростный гонитель египтянок пал жертвой околдовавших его цыганских очей? Вы меня понимаете, Клод?.. Будьте осмотрительны. Бог с вами, гуляйте на здоровье. Только, ради всего святого, соблюдайте приличия! Мне не нужны скандалы и шумиха, подобная той, что едва не поднял по осени наш общий знакомый.       Священник выпрямился и почтительно поклонился. Он едва скрывал досаду, вызванную этой отповедью, чувствовал себя провинившимся школяром перед лицом наставника; Фролло злился и мучительно краснел, выслушивая эти унизительные наставления, как бы мало они ни походили на чтение морали. Но, в то же самое время, он испытал и огромное облегчение от того, что неприятный разговор благополучно пережит, а Луи де Бомон де ла Форе дал понять, что не собирается копаться в белье своего второго викария, если тот по-прежнему будет достаточно благоразумен, чтобы не вызывать сплетен. Это было всё, чего хотел архидьякон. Оставалось только склонить Людовика подписать помилование для Эсмеральды – и можно начать подыскивать для неё и для сестры Гудулы тихую, уютную квартирку где-нибудь в Париже, в идеале – поближе к Ситэ.       - Кстати, мэтр, коль уж вы всё равно отправляетесь в Плесси, не будете ли столь любезны заняться подбором певчих и ещё пары святых отцов?.. Я как раз ломал над этим голову, когда вы вошли. Кого-то, с кем вы могли бы отслужить достойную монарха литургию. Потому как если подходящих кюре я ещё могу отобрать, то голоса певчих для меня, признаться, сливаются в один монотонный гул. Я понятия не имею, кто из них задаёт тон, а кто только подстраивается. Зато у вас, кажется, неплохой слух, и вам, должно быть, прекрасно известно, кто чего стоит из этих бездельников.       - Конечно, монсеньор, - кивнул Клод. – Я непременно займусь этим.       - Вот и славно! – Луи заметно повеселел. – Завтра после утренней мессы вас будут ждать четыре кареты. Гонец Людовика как раз отправился в Венсенский замок, чтобы передать распоряжения короля. Экипажи Его Величества проследуют в Тур, откуда на рассвете десятого числа вам надлежит отправиться в Плесси. Служба планируется после обеда, так что вы вполне успеете обустроиться и убрать должным образом капеллу. И, мэтр, коль уж вы столь удачно отправляетесь в составе этой процессии, прошу вас лично за всем проследить. Не хочу получать гневные монаршьи послания с упрёками в скверной организации службы. Могу я на вас рассчитывать?       - Как всегда, - бесстрастно ответил Фролло и поспешил покинуть довольно усмехнувшегося епископа: до отъезда предстояло много дел.