Что-то необычное, что-то странное, Появляется из ничего, Но я не чудо, И ты не святая, Просто ещё один солдат, На дороге в никуда. Эми, приходи посидеть ко мне у стены, и прочитай мне историю об О И скажи, что ты все ещё веришь, Что конец века, Изменит что-то для тебя и меня.
Something unusual, something strange Comes from nothing at all But I'm not a miracle And you're not a saint Just another soldier On the road to nowhere Amie come sit on my wall And read me the story of O And tell it like you still believe That the end of the century Brings a change for you and me
Почти вся семья Уизли сидела у одной из палат в больнице Святого Мунго. Миссис Уизли с тревогой теребила белый платок в руках, который казался слишком ярким белым пятном на фоне тёмных одёж. Она поглядывала на дверь с табличкой, на которой среди остальных десятерых имён поблескивало и имя «Фред Уизли». После битвы за Хогвартс все палаты были заполнены, там лежали не только тяжело раненые, но и те, кто получил незначительные травмы. Целитель в лимонном халате вышел из палаты, и все, как один, подпрыгнули со своих мест, сверля его пытливым взглядом. Как только он хотел было начать разговор, в коридор залетели Гарри и Гермиона. Заприметив целителя, они ускорили шаг и уже через каких-то десять секунд стояли у палаты вместе со всеми. Неловко поздоровавшись, они пытались отдышаться. Мужчина с проседью на висках говорил спокойно и уверенно: — Мистер Уизли очнулся сегодня утром, он долго бредил, но сейчас более-менее успокоился. Я разрешаю вам его навестить, но никакого шума. Строго запрещаю заходить к нему всей оравой, максимум по два человека. Не забывайте, что в палате лежит ещё девять таких же тяжело раненых, как ваш сын, миссис и мистер Уизли. Будьте потише. Миссис Уизли утерла слёзы платком и, нашёптывая благодарности всем возможным богам, попятилась зайти в палату, но вместо Артура с ней зашёл Джордж, который не мог ни есть, ни пить вот уже две недели, что Фред лежал без сознания. Они прибыли в Мунго, как только им сообщили о улучшении его состояния. Джордж за время после битвы заметно изменился, при чём не только внутренне, но и внешне: ярко-рыжие волосы казались простой шуткой судьбы, ведь они никак не вязались с его потускневшими голубыми глазами и безжизненным взглядом. Рон перетаптывался с ноги на ногу, не зная, где приткнуть себя. Гарри и Гермиона стали у стены с Биллом и Перси, и занять место рядом с друзьями, образуя «золотую троицу» даже тут, показалось ему жутко неуютным зрелищем, ведь совсем недавно под страхом смерти он имел смелость поцеловать Гермиону и теперь не мог спокойно на неё смотреть. Она сказала ему, что в этом нет ничего такого, за что им обоим должно быть стыдно, и они могут спокойно продолжать общаться дальше, но Рону такого объяснения было недостаточно, ведь только слепой мог не заметить какими глазами она смотрела на Фреда летом после шестого курса, да и до этого она успевала засматриваться на него. На встречах Отряда Дамблдора, к примеру. Они стали намного больше общаться, и в «Норе» Джинни часто ловила их наедине. О серьёзных отношениях никто из них так и не заявил, но то, что их влекло друг к другу, как магнитом, было очевидно. Эта парочка стала даже у миссис Уизли вызывать подозрение. Если к Рону симпатия и была, то теперь она казалось ему ничтожной по сравнению с тем, как побледнела Гермиона, увидев покалеченного Фреда на носилках. Кто знает, что творилось у него в голове, в конце концов, и сама Гермиона могла истолковать его внимание неправильно. — Что мы пропустили? — наконец-то заговорил Гарри, нарушив напряжённую тишину. — Всё самое важное вы только что сами услышали, — ответил мистер Уизли, повеселев после хороших новостей. Гермиона зарумянилась. Её сердце колотилось, как бешеное. Она присела на лавку, выпустив ладонь Гарри, и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы помочь себе успокоиться. — Ты в порядке? — Джинни наклонилась к ней и протянула бутылку с водой, но та покачала головой и выдавила маленькую улыбку. — Всё хорошо, правда, это я сейчас должна бы успокаивать тебя, а не наоборот. Джинни лишь легонько кивнула и встала, но пересеклась с Гарри взглядами и замешкалась. Поттер поперхнулся и закашлялся. Через минут десять из палаты вышла миссис Уизли и Джордж. Гермиона молчаливо ждала своей очереди. Следующими пошли мистер Уизли и Джинни, потом Рон с Перси, Билл с Гарри, а Грейнджер всё боялась открыть рот, подумав, что посещений сегодня у Фреда было даже больше, чем достаточно. Тем не менее, все они были его семьей, за исключением Гарри, но его-то они всегда принимали, как родного сына. Гермиона никогда не жаловалась на то, как к ней относилась эта семья, но она боялась мысли о том, что её они ждут так же сильно. Тем более, близнецы, и Фред в особенности. Когда Билл с Гарри вышли обратно в коридор, целитель недовольно помахал на них пальцем и приказал больше не беспокоить пациентов. — Прошу прощения, можно я зайду всего лишь на пару минут? — Целитель повёл бровью, — На одну минуту, всего лишь минутку! Все взгляды обратились на Гермиону, но пути к отступлению были перекрыты. Что сказано, то сказано, и она уже представляла допрос, который устроят миссис Уизли и Джинни (что говорила, да как он отвечал). Нельзя было упускать возможность увидеть его хотя бы краем глаза. — Кем Вы ему приходитесь? Жена? — он обвёл взглядом её с ног до головы. — Нет-нет, — она энергично замахала руками, — я — его подруга. Гермиона опустила глаза в пол, сжала губы и стала ждать, какие же слова выйдут из его рта после глубокого вздоха. — Ладно, не больше минуты. Услышав удовлетворительный ответ, Гермиона прошмыгнула мимо целителя в палату. Её бросило в дрожь, стоило увидеть нужного пациента. Между кроватей стояли белые ширмы. Женщины в лимонных халатах и чепчиках кому-то делали перевязки, заносили подносы с лекарствами. Время от времени она слышала чьи-то тихие стоны или спокойное сопение. Фред лежал с перебинтованными головой и руками. На бинтах, которыми была обмотана голова, было видно пятно от крови. На впалых щеках понемногу заживали царапины, он жмурился от светившего прямо в глаза солнца, которого совсем недавно было не увидеть за тучами. То ли его веснушки поблекли, то ли он сам, но Гермионе стало не по себе, и она упала на стул рядом с его кроватью. — Здравствуй, Фред, — от волнения её голос прозвучал совсем хрипло. — Грейнджер? — удивлённо спросил он. Он говорил очень тихо, почти шепотом и почти не открывал глаза, дышал медленно, уголки губ приподнялись. — Да, я тоже решила тебя навестить. Как себя чувствуешь? — Хочу принять душ, но они мне не позволяют вставать, — он делал паузы между словами, но говорил вполне понятно. Гермиона пододвинула стул ближе к кровати. К нему подошла одна из медсестёр с тележкой, на которой лежали бинты, таблетки и прочие медицинские принадлежности. — Мистер Уизли, время делать перевязку. Вы мне не поможете, мисс, раз уж Вы здесь в гостях? — она приветливо улыбнулась Гермионе. Медсестра была симпатичной и приятной девушкой. Гермиона неосознанно засмотрелась на мисс Лесли (такая надпись красовалась на её халате) и невольно обрадовалась тому, что Фред сейчас не может оценить все прелести внешности этой девушки, но буквально спустя секунду она пристыдила себя за такой вопиющий эгоизм. Она кивнула медсестре, ещё не понимая, что же ей придётся делать. — Придержите его голову, пока я размотаю бинт и наложу новый. Гермиона послушно следовала всем её указаниям. Не смотря на то, в какой ужасной ситуации она впервые была так близко с Фредом Уизли, её сердечко трепетало от такой близости и того, что она помогает ему. Её глаза, на мгновение, засияли от счастья. Они принялись улаживать больного обратно на подушку, и Фред резко вскрикнул, как ужаленный, а потом свёл зубы, процеживая воздух сквозь них. Гермиона испуганно приложила ладонь ко рту и покосилась на мисс Лесли. — Не волнуйтесь, всё в порядке. У мистера Уизли много переломов, поэтому любые резкие движения могут сопровождаться болью. Не так просто срастить столько костей настойками, — объяснила она. Потом медсестра дала ему выпить ещё какое-то лекарство. — Мистеру Уизли нужен покой, идите домой, придёте сюда завтра. Мы хорошо о нём позаботимся. Она потащила тележку к следующей кровати и скрылась за ширмой. Гермиона встала и собралась уходить, почувствовав себя не в своей тарелке среди людей, которые потеряли больше, чем она. — Подожди, — это слово точно сказал Фред, ведь она не отводила от его измученного лица глаз, но в это слабо верилось. — Расскажи мне… всё закончилось? Они ничего мне не говорят. Люпин… я видел его на но-носилках… он с Тонкс? В порядке? — Да, Фред, всё закончилось. Это правда, — залепетала Гермиона, вытирая рукавом внезапно увлажнившиеся глаза. Выход был один — соврать ему. — Фред, ты только поправляйся, и мы всё тебе расскажем. Но теперь всё хорошо. Мы не проиграли. — Да… — он протянул это слово, губы расплылись в блаженной улыбке. Он приоткрыл глаза всего на мгновение, и Гермиону передёрнуло. Она присела возле него на кровать и коснулась его перемотанной руки. Глубокие царапины всё никак не заживали. Она тряслась от волнения, но положила свою ладонь поверх его. Гермиона смотрела на то, как умиротворённо подымалась его грудь, как он постепенно переставал дёргаться, его лицо больше не обезображивала подступающая боль: медсестра дала ему настойку для снов без сновидений. Она приготовилась услышать нарекания целителя, но тот уже давно был занят другими больными. Он не обращал внимания ни на Уизли у палаты, ни на каких-либо других «гостей». Гермиона опустила взгляд в пол и попятилась поскорее уйти домой, но миссис Уизли позвала всех в гости в «Нору». Ей хотелось поскорее отпраздновать то, что один из её сыновей наконец-то очнулся, и конечно же расспросить Гермиону о том, что она делала в палате Фреда так долго. Хорошо, что миссис Уизли не замечала того, что не только Фреду, но всем её детям было бы счастьем поскорее очнуться. Проснуться в мире, где они никого не теряли и не сталкивались лицом к лицу с самыми тёмными представителями противоположной стороны мира.***
В конце июня было так жарко, что в доме находиться было просто невыносимо. Духота доставала его жителей в любом уголке и, даже открытие окон не помогало достичь блаженной прохлады. Зато вечерами наступала благодать. Когда солнце садилось, мистер Уизли вместе с сыновьями левитировали на улицу стол и стулья. Ужинать на заднем дворе «Норы» в саду, на июньском ветерке, всем нравилось больше, нежели в доме, где хотелось упасть в обморок от желания прохлады. Фреда держали в больнице Святого Мунго полтора месяца, но даже сейчас ему не разрешали свободно передвигаться. Упавший на него кусок стены знатно переломал его кости, и неизвестно, как ему удалось выжить под той грудой камней. Настойки для сращивания костей, обезболивающие и забота медсестёр помогли ему подняться с кровати, сделать первые шаги ещё раз. Он сидел на лавке на заднем дворе и ждал, пока на стол накроют остальные члены семьи. Он поглаживал ноющие колени, возводил глаза к ярко-розовому местами небу и подставлял лицо лучам закатного солнца. На голове больше не было бинтов, да и остальные части тела больше не связывали «белые ленты». — Ну что, Фред, как тебе погодка? — Джордж прищурил глаза, всматриваясь в даль и подмигнул своему близнецу. — Превосходно для полётов. — Ничего, потерпи ещё немного и полетаем, — он по-братски сжал его плечо и помог встать, подставляя под его руки костыли, — аккуратней, Фредди! — кинул он вслед. Фред занял стул по правую сторону от отца, который восседал во главе стола. Близнецы на время перебрались к себе домой. Джордж присматривал за магазином вместе с Роном, а приглядывать за Фредом нужно было постоянно, каким бы невыносимо нудным ему это не казалось. Он отказался от того, чтобы кто-то переезжал в их квартиру над магазином, будучи абсолютно уверенным в своей самостоятельности, поэтому Джорджу не оставалось ничего, кроме как сменить место жительства на «Нору». Тут-то его никто не оставлял один на один с собой, но иногда Фреду так и хотелось убежать подальше от этого постоянного присмотра. — Боже мой, Артур! А где Гарри и Гермиона? Они же обещали прийти сегодня на ужин! Почему они всё ещё не здесь? Ты ведь работаешь с ними в одном месте, как можно было с ними не связаться? — миссис Уизли разложила столовые приборы и требовательно уставилась на своего мужа. Обычная ситуация. — Молли, Министерство Магии — огромно, я даже не пересёкся с ними за день. Не переживай, они, наверняка, уже в пути. Фред покосился на бегающую с кухни на улицу мать и ухмыльнулся. Больно он соскучился по этой атмосфере, когда каждый чем-то занят, у каждого свои заботы. Кто-то разбирается со своей личной жизнью. Например, Гарри, только что ступивший на порог «Норы», столкнулся с Джинни и пытается не ударить перед ней лицом в грязь. Тем не менее, Гермиона всё никак не виднелась на горизонте, и все, в особенности миссис Уизли, не на шутку заволновались. Солнце садилось, на улице темнело, ужин стыл. Рон и Джордж натянули маленький шатёр над столом и повесели туда фонари. Фред, естественно, всё это время не вставал со своего места, молча наблюдая за процессом и тоже задумался о том, что Гермионы нет довольно долго, и уже пора переживать, куда она запропастилась. Он помнил, что она приходила его навещать. Не видел, но чувствовал, как Гермиона гладила его руки, как помогала медсестре делать перевязку. Она пришла только один раз, и он понимал, почему. Чтобы не привлекать к своей особе большого внимания. Не был уверен, но догадывался, что что-то не так с этой Грейнджер, не просто так она зашла сама. Чего скрывать? Фред и сам стал к ней что-то испытывать, но у этого чувства не было возможности развиваться. То она ушла с Поттером и Роном на поиски не пойми чего, то он пролежал без сознания две недели. Но вот, когда уже миссис Уизли ушла на кухню за десертом, во дворе «Норы» все заприметили фигуру мисс Грейнджер. Её сразу же отчитали за то, что она заставила всех знатно побеспокоиться, а только потом предложили поесть. Гермиона покраснела, виноватыми глазами наблюдая за тем, как хозяйка дома накладывает ей на тарелку побольше еды. — Спасибо, миссис Уизли, — она взяла тарелку из рук улыбающейся миссис Уизли и заняла своё место, напротив Фреда и Джорджа. — Мы так волновались, хотели уже посылать за тобой Перси! Он-то разбирается в этих министерских дебрях даже лучше отца! Тебя завалили работой, дорогая? Кингсли, да? Пускай только явится сюда, мне плевать, что он — Министр Магии! Как можно так задерживать молодых работников! Ты же ещё только стажируешься! — Нет-нет, не стоит его обвинять, я хотела закончить все дела, но засиделась. Да и меня проводил мой коллега, так что я была в безопасности. — Мам, ну правда, Гермиона сама кому хочет может навалять! Ты же видела её в бою! Гермиона — это машина для зачистки мира от несправедливости, — в разговор вклинился Рон. — Миссис Уизли, ничего страшного, правда, сейчас ведь всё уладилось, и я здесь. — Ох, ладно, мои дорогие, ешьте, а я пойду отдохну. Мистер Уизли посидел ещё немного, полистал «Пророк» и, не обнаружив там ничего интересного, тоже пошёл в дом. Ужин не длился долго, да и разговоров никто весёлых не вёл. Слишком все устали за день, чтобы что-то обсуждать. Даже у близнецов не нашлось шуток для этой ситуации. Миссис Уизли не могла полностью отойти от того, что длилось годами, и теперь она замирала от страха каждый раз, когда видела какую-то угрозу. Тем более после того, что случилось с Фредом, её глаза всё чаще наливались слезами, подумав она о другом исходе битвы за Хогвартс. Все вокруг старались её поддерживать, заверять, что опасность прошла, но время от времени ко всем подкрадывались похожие мысли. А ещё Люпин и Тонкс. Как было тому маленькому будущему волшебнику, обитавшему теперь то с мамой Нимфадоры Тонкс, то со своим крёстным, который до появления Тэдди даже не держал маленьких детей в руках. Фред посмотрел на Гермиону: она помогала собирать Джинни посуду со стола. Его опять пристроили на лавке, пока остальные левитировали стол обратно в дом. Он привык к роли наблюдателя за этот месяц, свыкся с тем, что ещё довольно долго не сможет жить так, как до битвы и даже нашёл плюсы, ведь никто не обращал внимание на то, куда и на кого он смотрит. На прошлой неделе она выглядела более уставшей, волосы собрала в хвост и много говорила со всеми, избегая на него смотреть. Сегодня Гермиона пришла в ромашковом платье за колено, с короткими рукавами, в босоножках, волосы видно пыталась заплести (на руке была чёрная резинка), но не удалось, и они растрепались ещё сильнее. Хоть что-то не поменялось, подумал Фред, и ухмыльнулся, растягивая губы в улыбке. Она обернулась и зарделась, уловив на себе его взгляд, и выпустила тарелку с остатками еды из рук. Он раскатисто засмеялся, прицокивая языком. — Мерлинова борода! Гермиона, ты не порезалась? — Джинни подскочила к подруге и стала журить ту за неуклюжесть, которая последнее время, почти стала её характерной чертой, хотя Гермиона Грейнджер отродясь не была такой. — А ты чего смеёшься? Ей богу, как ребёнок! — Извини, Джинни, я всё уберу. Просто думаю не о том! — Ну да, конечно, вижу я о ком ты думаешь, — Джинни усмехнулась, красноречиво посмотрела в сторону Фреда, забрала осколки и ушла в дом, — Оставляю вас вдвоём, братец, — шепнула она Фреду, который в свою очередь не мог не ответить её тем же: — О да, Джин, беги к своему Поттеру, а то он без тебя увя-я-янет! — рыжая бестия отвесила ему легонький подзатыльник и убежала. Видел бы этот подзатыльник Джордж, он бы спустил с неё три шкуры. Гермиона поправила волосы и, прикусив губу от волнения, засеменила в сторону лавочки, на которой сидел Фред Уизли. — А вот и мы, — она остановилась в двух шагах от лавочки и склонила голову на бок. Волнение присутствовало, но не такое сильное, как прежде. — Да, Грейнджер, а вот и мы… Моя семья абсолютно не заметно решила оставить нас вдвоём, — Гермиона пустила смешок и поправила волосы. — Тебе не холодно стоять на ветру? — Нет. — Я бы предложил посидеть у меня на коленях, но боюсь, что тогда придётся пролежать в Мунго ещё месяц или два, — он пытался произнести это шутливым тоном, но к концу предложения его голос надломился. — Я бы подождала тебя, Фред, — Гермиона не могла справиться со своими руками, которые так и норовили тронуть волосы опять, поэтому сцепила их в замок за спиной. — Ну и что мы будем с этим делать? Есть предложения? Варианты? Грейнджер, мне, наверное, хватит обращаться к тебе по фамилии? — Я абсолютно ничего не понимаю. Я устала, Фред. Я приму всё, что ты скажешь, даже если ты, на самом деле, относишься ко мне, как к… Джинни. Мы — взрослые люди, я не буду тебя преследовать или доставать, или подкидывать любовные письма, или… что там ещё делают в таких случаях? — она развела руками. — Говорят, невзаимная любовь когда-то проходит. А если короче, то ты мне очень нравишься уже давно, — Гермиона устремила свой взгляд в даль в ожидании ответа, закусила губу. Фред долго молчал. Гермиона ждала хоть какого-то знака, ждала его слов, ждала, что он скажет ей «я тоже тебя люблю», обнимет, поцелует. Что будет так, как она представляла перед тем, как уснуть. Что его рука ляжет ей на затылок, и она больше не будет бояться, что влюбилась «не в того человека». Его взгляд, обычно красноречивее слов, был устремлён на круглую луну. Он взял костыли и сцепив зубы, встал. Сглотнул и кивнул в сторону большого дуба возле изгороди. Он хотел отойти подальше от дома. Гермиона маленькими шажками стала ступать за Фредом, чтобы в случае падения, подхватить его. Не без труда, но они всё-таки добрались до дерева и, держась за её оказавшиеся не такими уж и слабыми руки, он сел на траву и упёрся спиной в дуб. Она присела рядом, обхватила свои ноги руками и уложила голову на колени. — Мерлинова борода, чувствую себя стариком! — Фред выругался про себя, отдышался. — Объясни мне, как среди всей мужской половины Хогвартса ты могла положить глаз на меня? По-моему, мой визит в Мунго должен был помочь тебе решить этот вопрос. Я ведь мог и не… очнуться. — Как ты можешь так говорить? Фред, не смей, никогда в жизни мне такого больше не говори! — она не удержалась и заплакала. Его слова обожгли горло, как горячее металлическое лезвие. — Э-эй, ты чего, Грейнджер? Ти-и-ише, — его тёплая рука упала ей на плечо. Она задрожала от того, как неожиданно ласково прозвучал его голос, с каким трепетом. Гермиона прижалась ближе, уложила голову ему на грудь. — Я сказал тебе всего лишь правду. Гермиона, ты же меня знаешь. Я не буду тебе лгать! Ты мне нравишься (!) задери это всё Фестрал, и будем честны друг с другом, мы с тобой давно это поняли… но подумай сама, а не найдёшь ли ты кого получше? Говорят, я больше не смогу летать, делать много других вещей, не понесу тебя на руках домой, если ты напьёшься, ты ведь, дурёха, не научилась только пить, мне на долгие годы запретят то, к чему я так привык! Ты же должна понимать, что я не останусь прежним забавным Фредом. Здравствуйте, вечеринки без огневиски, танцев на столе, а ещё строгий режим и много того, что мне было чуждо… Нам ещё нет двадцати пяти, а мы уже потеряли свою молодость. Тебе хочется терять её рядом со мной? Ты могла бы доучиться в Хогвартсе, жить наконец-то спокойно, ты этого разве не хочешь?! - Гермиона затаила дыхание. - Почему мы не поговорили о наших отношениях, когда я мог… когда я мог всё?.. Я бы прокатил тебя на метле вокруг Оттери-Сент-Кетчпоул, — Фред мечтательно прикрыл глаза, выдержал паузу, — потом мы остановились бы у озера, я повалил тебя на траву, мы лежали там, на берегу, и много, много, много, много целовались, да и не только целовались, к слову; ты бы слушала мои истории, шутки, смеялась. Смеялся бы и я. Вот, как это должно быть. Вот как, Гермиона. — Фред, — она буквально выдохнула это имя ему в шею, — я бы подождала ещё тысячу лет, только бы ты снова назвал моё имя. Когда я увидела тебя на носилках, мне стало так страшно. Я видела кровь на твоей одежде. Я думала, что упаду, что это конец, но сейчас ты здесь, а тогда в Мунго, если бы я не увидела тебя... О каких изменениях может идти речь, Уизли? Мне абсолютно на это всё равно. Ты можешь не верить моим словам, но как можно не поверить тому, что я схожу с ума от мысли, что могла не услышать твой голос, когда ты только очнулся, не поговорить. — И когда ты поняла, что… — они оба сделали глубокий вдох, — что…что ты любишь меня? Просто хочу знать, совпадает ли это с моими ощущениями. Признаюсь тебе, Гермиона, я думал, этот разговор дастся нам проще. — Ещё на пятом курсе. Когда были занятия Отряда Дамблодара. Помнишь, как Филч чуть не поймал меня, и мы с тобой прятались вдвоём в кладовке? — Так вот, что тебе запало в душу! Ночные побеги! Расскрылась твоя настоящая сущность… — Вот видишь, ты шутишь, всё в порядке! Мы все знаем, что ничего не будет, как прежде, мы не вернем ни Люпина, ни Тонкс, ни Сириуса… но, пожалуйста, Фред, пожалуйста, — она сжала в руке ткань своего платья и крепко зажмурила глаза, чеканя каждое слово, — разреши мне быть рядом, дай нам шанс, дай шанс себе начать всё сначала. Как-то по-другому они представляли себе признание в любви. Не так неловко, не так потеряно, не так неуклюже. Просто не так. Поначалу, разговор казался им искусственным и нескладным: руки не тянулись обнять, а губы — поцеловать, тело не тянулось к телу. Но сейчас, слыша, как бьётся сердце Фреда, Гермиона могла поклясться, что лучше момента у неё в жизни не было. — Подними голову, — попросил Фред. Его пальцы коснулись её подбородка, в блестящих глазах Гермионы отражалось его лицо, они заискрились пуще прежнего. На улице холодало, но её тело покрылось мурашками не от него, а из-за прохладных губ Фреда Уизли, сразу коснувшихся кончика её носа. Поцелуй оказался солёным от слёз. Фред, наверное, тоже плакал, внутри. Гермиона обхватила его лицо ладонями, провела по слегка отросшей щетине и улыбнулась так искренне, как не улыбалась за последние четыре года. Они лежали под старым дубом, не осмеливаясь нарушить взявшуюся ниоткуда гармонию. Сердце болело за тех, кто не встретил победу с ними, потому, что по жилам всё ещё текли все воспоминания, Хогвартс всё так же лежал в руинах, навсегда сохранив в себе то, что вряд ли кто-то из них забудет. Сердце щемило. Но как же безгранично оно радовалось той горстке спокойствия, которое попало им в руки. Спокойствие, которое хотелось холить и лелеять и просить задержаться надолго. Ведь всё, что у них осталось — это вера в то, что конец этого века что-то изменил между ними.Я бы прождала тысячу лет, лишь бы услышать, как ты говоришь моё имя лишь бы услышать то, какой смысл ты туда вкладываешь Той ночью мы коснулись друг друга И я бы прождал на тысячу лет больше…
And, I would wait a thousand years Just to hear you say my name again Just to hear it like you meant it That night we touched And, I would wait a thousand more