Отражение

Дверь медленно отворилась, и Драу вошел в комнату. Это была очередная гримерка с серыми стенами и деревянным скрипучим полом. Под потолком тихо застрекотала включенная лампочка. Она была единственным источником света в этом мрачном прохладном помещении, где пахло осенним влажным воздухом и жженой гнилой листвой. В дальнем углу стоял низкий маленький диванчик с грязно-зеленой обивкой. Глядя на него, Драу ехидно улыбнулся. «Товарищи артисты тоже нуждаются в отдыхе. Концерты и записи в студии отбирают очень много сил и энергии. Даешь мягкие удобные диванчики и кресла во все гримерки и звукозаписывающие студии.» В противоположном углу находилось огромное зеркало. Сверкающая поверхность тут же приковала к себе слегка удивленный взгляд голубых прозрачных глаз. Ослепляющая гладь, слишком чистая и светлая, словно кем-то отполированная до блеска, выглядела странно и нелепо в этой серой убогой комнате. Одиноко и ярко, словно круглое, четко очерченное бело-желтое тело луны на фоне глубокого черного неба. Жуткое и пугающее, но в тоже время манящее и завораживающее чувство застыло комом в горле у Драу. Он всегда с особым трепетом и очарованием относился к зеркалам. Достав из сумки вещи и принадлежности, необходимые для нанесения сценического грима, Драу подошел к зеркалу и сел на деревянный стул с высокой резной спинкой. В плоскости потустороннего мира появилось бледное фарфоровое лицо, все состоящее из острых углов и плавных правильных линий. В глазах, напоминающих два кусочка подтаявшего льда, поселилась глубокая тоска. Тур почти завершен, около двадцати городов позади. Осталось совсем немного, но желание и энергию тихо растворяет физическая и моральная усталость. В голове стремительным потоком проносятся воспоминания последних дней. Города, поезда, машины, дороги, клубы, гримерки, концерты, фанаты, автографы, цветы, подарки, поезда, люди, улыбки, насмешки, взгляды, руки, крики, возгласы, слова. Снова фанаты, затем поезда, концерты, и опять сотни тянущихся рук и направленных на него жадных преданных глаз. Так много. Слишком много для него одного. Но он сам выбрал этот путь — дарить себя толпе. Для нее он должен быть идеален. Но люди несовершенны. Поэтому, уничтожив в себе все чувства и эмоции, он стал безжизненным механизмом, куклой со стеклянным ледяным взглядом. Таким его видят на сцене, таким любят, таким его сделали они. « Усталость в глазах. Но ведь машины не устают и не утомляются. Люди не увидят моих глаз. У меня их нет. Только белый гладкий мрамор. Мое лицо. Оно сделано из стали» Рука потянулась к баночке с серебряной субстанцией. Плавными, но четкими уверенными движениями Драу постепенно наносил грим. Для всех — надевал маску, а для себя- снимал. На диване лежали сваленные в кучу пустой бокал, декорированный красивой паутиной, причудливо изогнутая плетка, напоминающая издалека ползущую ядовитую змею со скользкой черной кожей, немецкая фуражка, очки со светящимся «оком», книга в темной обложке и кибернетический шлем с микросхемами и черными проводами. Взгляд Драу остановился на причудливом паучке, который незатейливо сверкал на прозрачном боку бокала. «Подумать только, всего лишь вещь, бесполезная стекляшка. А стоит немного приукрасить, изменить внешний вид — и люди уже восхищаются тобой и не могут оторвать своего взгляда. Но долго ли они будут любоваться пустым бокалом? Внешняя красота быстро надоедает и к тому же, она не вечна. Хрупкое стекло так легко поцарапать и испачкать. Вот если наполнить до краев твое тело, например, вином, то ты станешь необходимой и полезной вещью. Сможешь отдавать людям сладкие темно-красные пьянящие капли. И они станут восхищаться тобой еще больше. Их белые ледяные пальцы и горячие влажные губы станут чаще ласкать твое стеклянное тело. И ты будешь нескончаемо счастлив, ведь дарить людям частичку себя и есть твое истинное предназначение. Но как только последняя капля будет выпита, ты снова превратишься в пустую нежеланную вещь. Без внутренней наполненности ты не нужен людям. Ты всего лишь стекло, которое так легко разбить. Вот и это зеркало тоже не вечно. Один удар — и мое отражение превратиться в острые осколки.» Драу прикоснулся к гладкой зеркальной поверхности и впился взглядом в белые безжизненные глаза, смотрящие на него. Постепенно они стали обретать голубоватый оттенок. Все ярче и ярче. Бледно-голубой лед, утреннее небо, затем синяя вода. Вот они уже похожи на два глубоких осенних океана. Но это не его глаза. Чужие. Тонкая пленка линз скрывает яркие сапфиры, а не водную стихию. Драгоценные камушки медленно потонули в теплой воде и вскоре опустились на мягкое илистое дно. Драу открыл глаза. Он стоял в центре длинного коридора. Стены, пол и потолок полностью состояли из огромных прямоугольных зеркал. Поежившись от холода и посильнее закутавшись в черный плащ, он медленно пошел вперед. Коридор оказался не таким длинным, каким казался на первый взгляд, но выхода не имел. Начинался и заканчивался зеркальным тупиком. У противоположной стены лежали черные перчатки. Драу нагнулся и поднял их. Тоже мираж? Игра зеркала? Нет. Настоящие. Мягкие и теплые. « Если мое больное воображение привело меня в зазеркалье, значит, здесь все должно быть с точностью наоборот. Я пришел с того конца коридора, значит, там конец пути. Следовательно, здесь он начинается. И я должен идти туда, откуда пришел.» Осторожно ступая по зеркальной глади, Драу направился изучать таинственный коридор. По пути стали встречаться необычные зеркала. Их поверхность покрывал толстый слой пыли. Но, приблизившись, Драу разглядел, что это была вовсе не пыль, а серый снег. В припорошенных белыми снежинками и металлической пылью зеркалах Драу не отражался. «Что еще за чертовщина? Почему меня не видно? А может, всего лишь надо протереть пыль?» Улыбка скользнула по замерзшим губам. Драу надел черные бархатные перчатки и аккуратно смахнул снег. В тоже мгновение, когда ладонь прикоснулась к поверхности, из зеркала вырвались потоки теплого осеннего ветра и сдули слой снега и металла. Но в зеркале не было отражения. Драу увидел заброшенный дом. В комнате с серыми обшарпанными стенами были настежь открыты огромные двери и окна. Пустые рамы с облупившейся краской раскачивали потоки воздуха. Ветер был повсюду. Он гонял по полу осенние желтые листья, залетевшие в комнату через окна, листы бумаги, пепел, щепки, пыль и прочий мусор, шевелил подол брошенного небрежно на стул черного плаща и теребил непослушные волосы человека, находившегося в этом богом забытом помещении. Он сидел в самом центре комнаты за старым роялем, темно-коричневая крышка которого местами была сильно потерта и изломлена в щепки. Инструмент стоял, причудливо наклонившись. Видимо, не хватало одной ножки. Мужчина играл. Рукава черного свитера были закатаны до локтей, гибкие пальцы изящно и грациозно танцевали на черно-белых клавишах. То летали над ними в воздухе, то ласково касались подушечками, а то с силой и болью пытались раздавить. Слегка опущенное сосредоточенное серьезное лицо наполовину скрывали черные волнистые волосы. Ярко синие глаза были кристально чистыми и светлыми, как у ребенка, но в них навеки поселилась глубокая тоска и печаль. А еще они показались Драу какими-то отчужденными и нездешними. Как будто ища причину странности этих глаз, он стал осматривать комнату. Взгляд упал на пустую бутылку из-под алкоголя, которая валялась у самых ног музыканта. Тем временем, мелодия, выливающаяся серебряными волнами из древнего инструмента, стала звучать все громче и громче. Если вначале это были грустные минорные переливы, то теперь в музыке появилась трагичность и густая мрачность. И она нарастала, нависала над Драу, словно тяжелая свинцовая грозовая туча. Стало страшно и тревожно. Но игра человека завораживала, и он не мог отвести от него глаз. Серьезное выражение на лице одинокого музыканта не изменилось. Пухлые губы все также мертво сжаты, взгляд устремлен вниз. Драу захотелось немедленно прекратить эту безумную игру, резко сбросить руки человека с клавиш и заглянуть в ярко синие глаза. Он рванулся вперед, но тут же застыл на месте. На рояле прямо из воздуха материализовалась женская фигура. Прозрачная, холодная, потусторонняя. Призрак. Длинные смоляные локоны скрывали белую спину и плечи, подол кроваво-красного длинного платья свешивался с рояля. Женщина пристально смотрела на человека, впивалась взглядом змеи, и казалось, что вот сейчас она набросится на музыканта и задушит в своих объятьях или отравит поцелуем. Но призрак не двигался, застыл, словно мраморная статуя. А музыка, тем временем, стала настолько громкой и проникающей, что Драу с силой прижал ладони к ушам и зажмурился. «Уйти, убежать из этого странного жуткого места. Спастись от оглушающей и разрывающей на части внутренности музыки. Пусть эти двое остаются в своих мечтах и грезах. Я здесь лишний, чужой. Они не видят меня. Меня вообще нет» Музыка начала стихать. Драу открыл глаза. Перед ним была та же картина: красивый молодой мужчина с синими печальными глазами мальчишки и призрак. Женщина медленно повернула голову и посмотрела на Драу. Ее яркие красные губы растянулись в жуткой улыбке. В то же мгновение внезапно подул холодный ветер, и картина исчезла. Драу стоял перед огромным сверкающим зеркалом и видел в нем свое отражение. Настойчиво провел рукой по гладкой поверхности. Заброшенный дом не появился. Медленно пошел дальше. « Я не смог его спасти и увести с собой. Он навсегда останется в этом старом развалившемся доме во власти призрака. Но почему он меня не видел? Или все-таки видел, но не захотел показывать этого? Смирился со своей участью, попал в сети женщины-вампира и не хочет выбираться из них. Да он и ее не замечает. Для него ее не существует. Есть только он и музыка. Страшная, печальная, мрачная, но в то же время чистая, легкая и светлая мелодия. Она прекрасна, как его одиночество, как его синие глаза. Ему так проще и легче. И он счастлив. Один. И только теплый осенний ветер ласкает его лицо» В самом центре коридора Драу снова заметил запыленное зеркало. « Неужели мне дается вторая попытка? Нет. С его жизнью все решено. Больно, конечно, это понимать, но придется принять. А как же я? Что мне делать? » Бархатная перчатка снова дотронулась до серого снега. Но в этот раз ветер не подул. Снег растаял и превратился в прозрачную серебряную воду. Капли медленно стекали по зеркальной глади и собирались на полу в луже, поверхность которой отливала стальным блеском. «Кажется, это мои слезы. Холодные и металлические, но настоящие и искренние» Откуда-то из глубины зеркала появился мужской силуэт. Драу приблизился вплотную и попытался рассмотреть лицо. Но оно, как и вся фигура, было размыто, затянуто сизой пеленой неизвестности. Образ увеличивался, приближался, но четче не становился. Драу заметил, что мужчина, весь затянутый в черную кожу, медленно качает головой из стороны в сторону и шевелит губами. «Что? Что ты пытаешься сказать мне? Почему не хочешь показать свое красивое лицо? Я вижу, я чувствую, что ты прекрасен. Ты так нужен мне. Я почти разглядел твои правильные черты лица и чувственные губы. Нет, не уходи, не исчезай, пожалей, не бросай меня здесь одного, не говори мне «НЕТ» Драу отчаянно бил кулаками по зеркалу, кричал, кусал губы до крови, пытался разбить жестокое серебряное стекло ногой, но мужчина исчез. Остался только ледяной пустой коридор и как цель, стена в его конце. « Как тяжело. Как надоело всюду видеть свое отражение. Дойти бы скорее до конца и выйти отсюда. Но есть ли выход в конце пути? А что, если я уже никогда не смогу покинуть жуткий коридор, и заколдованные запыленные зеркала будут показывать мне страшные картины? Нет. Выход есть всегда.» Драу резко сорвался с места и побежал. Мимо мелькали огромные зеркала с отражениями. По коридору стремительно двигались сразу три Драу, но цели достиг один. В конце пути все зеркала оказались серыми. Дверей и окон здесь по-прежнему не было. Снова зеркальный тупик. Драу прикоснулся лбом к прохладной поверхности и прикрыл глаза. Ресницы дрожали, с трудом сдерживая накопившиеся слезы, на поджатых губах застыл соленый металлический вкус крови. Откуда-то подул сильный ледяной ветер. Он теребил длинные вьющиеся волосы, заигрывал с подолом плаща, неприятно обжигал лицо. Драу отпрянул от зеркала и в очередной раз не увидел своего отражения. Холодок пробежал по спине, и липкий страх неизвестности застыл где-то глубоко внутри. Одной рукой Драу прикоснулся к собственной мягкой щеке, а другой дотронулся до невидимого отражения. В то же мгновение в зеркале он заметил еще одно зеркало прямоугольной формы, в котором четко отражалось его мертвенно-бледное испуганное лицо. «Я должен прикоснуться к тому зеркалу. Мне необходимо попасть внутрь» Громкий звук заставил Драу обернуться. Со звоном начали трескаться стены. Острые осколки разлетались в стороны и разбивали другие зеркала. Коридор исчезал, за зеркалами находилась только глубокая черная пустота. Волна разрушения быстро подползала к Драу с невыносимым звоном бьющегося стекла. Одновременно взорвались потолок и пол, и тут же рухнули в бездну. В воздухе образовалась серебряная пыль. Удивительно красивая и страшная картина застыла в глазах Драу, прежде чем он сделал шаг в неизвестность и покинул коридор. Зеркало находилось на сцене. В пустом концертном зале негромко играла песня. Тяжелую ритмичную музыку сопровождал приятно-леденящий бархатный вокал. Каждое слово вонзалось в сердце стальными ножами, разрезало плоть острыми лезвиями и дарило нежное тепло, которое разливалось по всему телу. Драу стоял перед сценой. Как необычно и нелепо. Здесь он всего лишь зритель. Это не его концерт, но ему непременно надо подняться на сцену. Быстро взбежав по ступенькам, Драу оказался на сцене и подошел к зеркалу. Вместо собственного отражения он увидел лицо мужчины с теми самыми глазами, что привели его в зеркальный коридор. Два осенних океана смотрели с грустью и тоской, печалью, мудростью и пониманием, рожденными и навеки поселившимися на мягком песчаном дне под толщей воды. Как же сильно Драу любил и ненавидел эти глаза, желал и одновременно боялся, но сейчас не мог отвести взгляда от них. Медленно снял перчатки, бросил их на пыльную деревянную сцену и прикоснулся самыми подушечками пальцев к щеке мужчины. Горячая кожа. Невозможно. Не может быть. Ледяные пальцы заскользили по вискам, скулам, правильному прямому носу, легко коснулись губ. Настоящее человеческое лицо. Драу заметил, как дрогнули ресницы и разомкнулись губы. Он подошел совсем близко и почувствовал на своей щеке обжигающее дыхание мужчины. Прижался лицом к мягким губам. Руки рефлекторно попытались обнять мужчину, но ладони уперлись в гладкую поверхность зеркала. Кисти с силой и болью сжались в кулаки, из глаз выступили слезы. Дрожащими холодными губами Драу прикоснулся к горячим губам мужчины и прикрыл глаза. В это же мгновение он снова оказался в маленькой гримерке. На губах чувствовалась прохлада металла. Отпрянув и отодвинувшись от зеркала, он встал и посмотрел на свое отражение. В голове кружились мысли в одиноком мрачном вальсе. « Волшебство зеркал. Кого мы видим в них? Себя или всего лишь отражение? А что есть отражение? Точная копия или противоположность? Это как два одинаковых берега реки. Есть один, есть другой, а между ними синяя вода. Без одного не будет и другого. Не будет и реки, связывающей и одновременно разделяющей их. Берега никогда не сойдутся. Точно так же и отражение не может слиться со своим оригиналом. Но реки высыхают, а зеркала разбиваются. И остается только боль. А я не хочу боли, не хочу уничтожения через соединение. Мне достаточно и легкого прикосновения. Ведь как приятна гладкая холодная поверхность зеркал»