Шрамы княжон

Император задумчиво смотрел на свою супругу, которая лежала спиной к нему. За несколько лет в замке девочка, которая должна была заменить на супружеском ложе Цириллу, сильно изменилась. Нездоровая худоба – следствие недоедания – прошла, а неровно остриженные волосы отросли, слегка завились и стали блестеть. Во взгляде девушки появилась уверенность и спокойствие, и она уже практически ничем не могла выдать своего происхождения. Но шрамы, которые мог видеть только законный супруг, вдребезги разбивали образ княжны, воспитанной в неге и довольствии. Длинные полосы, толщиной с веревку, проходили через всю спину лже-Цири. Она очень стеснялась их и всегда старалась прикрыть, когда оставалась наедине с Эмгыром: даже сейчас она нырнула под одеяло, как только почувствовала, что он на нее смотрит. Стелла никогда не обсуждала с императором, в каком состоянии доставили ребенка: ужасные раны на спине загноились и кровоточили. Ни о какой эстетике говорить не приходилось: хотя самые искусные врачи залечивали раны княжны, даже они были бессильны. Девочка долго плакала, ведь у нее было очень мало поводов, чтобы понравиться Эмгыру. Чтобы он не испытывал к ней отвращения. Эмгыр вспоминал свою дочь, с которой простился несколько лет назад. Тогда он увидел изуродованную щеку Цириллы и подумал, что никогда не простит себе этого. Но сейчас, когда он видел эти шрамы на спине своей супруги, он хотел убить и сжечь тех, кто это сделал. - Ты никогда не говорила мне… - его голос прозвучал непривычно тихо, и лже-Цири удивленно обернулась, - ты никогда не говорила мне, кто сделал это. Княжна покраснела и опустила взгляд, на ее глазах навернулись слезы. - Я не нравлюсь Вам такой, Ваше Величество? - Нравишься, и я доказываю тебе это каждую ночь, - мягко улыбнулся Эмгыр, поправляя с ее лица непослушную прядку, от чего княжна зарделась еще больше. – Но ты моя жена, и я очень хочу, чтобы ты была со мной откровенной. Пожалуй, эти властные нотки были лишними – Эмгыр каждый раз напоминал себе, что его супруга – создание очень робкое, и только мягкость и участие могли найти ключик к этой девушке, которая пережила, несомненно, больше, чем должна была. - Я всегда откровенна с Вами, но существуют вещи, произносить которые возбраняется этикетом, даже если об этом просит сам Император, - выпалила лже-Цири, а когда поняла, какую дерзость сказала, в ужасе прикрыла рот ладошкой. Император Эмгыр засмеялся звонко, как мальчишка. - Такой ты мне нравишься гораздо больше, но не все советы Стеллы годятся для разговоров в супружеской спальне, - он расплывался в улыбке, видя, как густо она краснеет. Ему нравилось общаться со своей женой, заводить разговор в ситуации, которые не могли быть описаны в книгах по этикету и смотреть, как она будет из них выпутываться. Именно в таких разговорах он мог лучше понять характер и личность супруги. Весьма интересную личность, как оказалось. - Хорошо… - она замялась и отвела взгляд. – Если Вы хотите знать, я расскажу. Это случилось перед моей… перед тем, как меня доставили во дворец. Я пыталась найти немного еды. Была война, голод… Меня поймали и назвали воровкой, - ее голос надломился. Вспоминать об этом девушке было непросто, и Эмгыр, стараясь утешить, обнял ее. - Прости меня. Я не хотел, чтобы ты вспоминала все это. - Меня били палками, - продолжила лже-Цирилла, как будто не услышав, что он ей сказал, - били ногами. Я потеряла сознание и очнулась в собственной крови и грязи. Не знаю, сколько я пролежала так. Когда меня спасли, привезли во дворец и отмыли, я думала, что умерла и попала в сказку. В сказку, где кого-то волнует судьба простых крестьянских девочек. Эмгыр обнимал и гладил ее по голове, пока она плакала. «Бедный, глупый, несчастный интерес государства, - думал он. – Девочка, которой запрещено произносить собственное имя. Девочка, которая выжила лишь потому, что показалась кому-то удобной пешкой в политической игре. И девочка, которую я больше никогда не смогу называть чужим именем». Она перестала плакать и внимательно смотрела на него, как будто читая его мысли. - Катье. - Что – Катье? – не понял Эмгыр. - Вы всегда хотели знать, как меня зовут, - просто ответила она, стирая последнюю недоговоренность, что была между ними.