Amore

Выхожу во двор школы, болезненно щурясь не то от солнечного света, не то от раздражения. Запускаю руку в волосы и шумно выдыхаю, пытаясь подавить желание переломать кости каждому, с кем нахожусь. Тошно. От восхищённых возгласов, примитивных желаний, мерзких физиономий. Нет, я люблю принимать участие в грязных разговорах о женщинах, но ненавижу, когда их предметом становится Вики Уокер. — Люцифер, как думаешь, сколько членов побывало во рту малышки Уокер? — Сын Аваддона оборачивается ко мне, рассчитывая, что сейчас я вкину ему большое натуральное число и добавлю щедрую порцию унижений в кашу из похоти. — Нисколько, Дэнни. Она сядет на твое лицо быстрее, чем ты успеешь расстегнуть ширинку. — Пафосно растягиваю последнюю фразу и ухмыляюсь, когда компания выражает одобрение в виде ехидного смеха. Парни продолжают строить планы по захвату несокрушимой крепости — тела Непризнанной. Ну разумеется, более желаемой кандидатуры не сыскать. Это факт, а факт — самая упрямая в мире вещь. Закатываю глаза и поднимаю лицо к лазурному небу, не прекращая слушать. Идиоты. Пока они мастурбировали на задницу этой девицы, я целовал её пальцы и молил Шепфа помочь избежать паутины зависимости. Не помогло. Чертовка, по классике жанра, не заставляет себя ждать. Мотыльком вылетает из здания и тут же оборачивается королевской коброй под радостное улюлюканье обезьян. Смотрю на неё и вскипаю — она снова вырядилась как падшее существо, просящее плотских утех. Провоцирует, вызывает обильное слюноотделение у этих голодных псов, а я зачем-то кулаки сжимаю каждый раз, когда кто-то обсуждает её задницу. Вижу её ехидную улыбку и сомневаюсь, что поступаю правильно, когда полагаю о влюблённости. Покачивая бёдрами, Вики приближается к нашей компании. Пытаюсь переключить внимание на лабиринт Адама и Евы, лишь бы не слышать, как самый смелый представитель отряда приматов покушается на то, что, видимо, абсолютно лишено святости. Закрываю лицо руками и облегченно выдыхаю, видя, как Дэнни тянет лапы к её хрупким плечикам и вскрикивает от боли. Понимающе улыбаюсь, когда он начинает крыть Непризнанную благим матом, ведь я орал на неё также, когда учил болевому заклятию. Материл по чём свет стоит, на что она лишь обиженно дула губки и отворачивала лицо, взывая к моей несуществующей совести. Полагаю, на самом деле ей было абсолютно всё равно на брань, просто эта девица знает, что молчание — единственный способ меня перекричать. Теперь любуюсь плодами усиленного труда моих нервных клеток. Уокер завершает бессмысленный разговор хлёстким ударом ладони по щеке наглеца и, взмахнув шелковыми каштановыми локонами, удаляется в сторону волшебного сада. Провожаю девушку восторженным взглядом, отбрасывая прочь сомнения, которым место лишь в философии Декарта. Заливаюсь злорадным смехом, не упуская возможность самоутвердиться за счёт идиотов, и спешно покидаю компанию, которая в самом-то деле мне противна. Обхожу школу с другой стороны, чтобы не засеять благородную почву здешних земель нелицеприятными слухами, и оказываюсь среди душистых деревьев и диких, но не лишенных красоты, цветов. Вики сидит в беседке из персиковых плетистых роз, вытянув перед собой волшебное зеркало, и приглаживает растрёпанные волосы. Притормаживаю за кровавой акацией, с минуту любуюсь очаровательным бесстрастным личиком и совершаю попытку установить контакт. — Дура, это зеркало для гадания, — дарю ей щедрый комплимент и ругаю себя, потому как девица непременно скажет что-нибудь такое, от чего я пожелаю своей скоропостижной кончины. — По крайней мере, я неотразима. Чего не скажешь о тебе, — Уокер ухмыляется, ни разу не отведя взгляда от отражения. Озарение накрывает мгновенно: маленькая злодейка следит за мной через эту побрякушку. Присаживаюсь рядом, практически уничтожая расстояние между нашими телами, и сконфуженно морщу лоб, поймав на себе сияющий взгляд фарфоровых глаз. Непризнанная откладывает зеркало в сторону, закидывает стройные ножки мне на колени, обвивает руки вокруг моей шеи и целует в макушку. Ловлю себя на мысли, что ещё немного, и научусь мурлыкать от удовольствия, как ручной котёнок. — Как день прошёл? — Губы цвета самой спелой малины расплываются в улыбке, в то время как бархатный девичий голос проникает в самую душу. Тут же забываю, как сделать вдох, и инстинктивно прижимаю её максимально близко к себе. — Хорошо. А твой? — Нежно шепчу в самое ушко и вдыхаю пьянящий аромат кокоса с растрепанных волос. Вики обиженно хмурит брови и отстраняется. Разумеется, она ожидает более развёрнутого ответа, ведь спрашивает не для воображаемой галочки напротив шаблонных вопросов. Знает, что мне необходимо выговориться, пока внутренние демоны не сожрали мой разум, но самому мне не пристало говорить о своих проблемах, не слабак ведь. Жадно глотаю воздух, готовясь впустить это любознательное существо в свою сознательную и бессознательную жизнь, и погружаюсь в рассказ. Начинаю с кошмаров, которые каждую ночь не позволяют мне расслабиться и забыть о том, что я из себя представляю. Вновь проживаю ту боль, которая преследует меня всю жалкую жизнь. Перехожу на сдавленный крик, когда пытаюсь выразить словами, насколько страшно быть ничтожеством в глазах родного отца, и падать в своих же, когда в очередной раз самоутверждаешься за счёт тех, кто слабее. Вики флегматично качает головой каждый раз, когда я оскорбляю себя. Выражает несогласие. Всхлипываю от осознания того, что чем глубже вскрываю раны, тем ближе ко мне она прижимается. Сжимаю кулаки, чтобы взять под контроль переживания, и отмечаю парадокс. Тёплый сопереживающий взгляд холодных глаз цвета самого прочного льда. Успокаиваюсь, мгновенно поняв одну вещь — эта девушка не считает меня слабаком. Так ли это на самом деле? Продолжаю говорить о наболевшем. О том, как раздражают все, кто пытаются подмазаться к моему положению, которое хочется променять на самые высшие чувства. Не выдерживаю и рассказываю о том, как сильно задевает, что кто-то желает затащить её в постель. Научила меня не отрицать свои чувства, прислушиваться к переживаниям, теперь могу смело заявить — я закомплексован, и боюсь, что не могу дать ей всего, чего она достойна. Уокер слышит всё, что вылетает из моих уст, и сдержанно кивает. Заканчиваю повествование и понимаю, что несмотря на сердце, ускоренно бьющееся прямо в глотке, мне сделалось легче. Гоню прочь попытку возненавидеть себя за этот приступ слабости, и молю Шепфа, чтобы девица сказала: «Не грусти». Не хочу, чтобы она оказалась идеальной. Разобьёт мне сердце, а я не вытерплю больше своего существования. Вики нежно поглаживает мои запястья и не отводит сияющий взгляд от моих утомлённых зеркал души, поросшей бесплодным терновником. Покрываюсь мурашками и притягиваю её ближе, на что она обхватывает моё колючее лицо своими горячими ладонями и ласково шепчет в самое сердце о естественности моих негативных чувств и самых сильных качествах. Сжигает цепи самобичевания и втаптывает в землю пепел скорби. Шепфа, помилуй. Эта девушка находит во мне больше, чем положено. Непризнанная заканчивает монолог коротким поцелуем в щёку и опускает глаза. Чувствую, как загораются мои скулы и заливаюсь смехом. Будучи наблюдателем, непременно осмеял бы такие проявления чувств. Детский сад. Или?.. Нет, здесь определённо больше, чем ребячество. Здесь, в этой душистой розовой беседке, я наконец утрачиваю реальность и обретаю свободу. Уокер рушит всё, что мне ненавистно, и строит лучшие образы моих грёз. Нет существа, которое бы чувствовало меня так, как это делает она, целующая мои руки. — Почему ты выбрала нашу сторону? — Прерываю молчание и улыбаюсь, видя своё отражение в этих искрящихся глазах. Пытаюсь обуздать тревогу. Не потонет ли эта девушка в моем мире, полном хаоса и жестокости? — Ангелы легкомысленны, стремятся одаривать весь мир любовью. Только вот любить всех равно не любить никого. — Вики несколько грустно качает головой и прижимается к моей груди. Поднимаю её маленькое личико и хаотично покрываю поцелуями всю его поверхность, кроме губ. Радуюсь, будто сорвал большой куш. На деле, так оно и есть. Уокер чрезвычайно холодная. Я даже думал, что она не умеет чувствовать, когда все мои попытки задеть за живое оборачивались тем, что эта девица спокойно зеркалила все мои нападки. Теперь же Непризнанная водит указательным пальчиком по моей татуированной шее, вновь провоцируя появление мурашек. Беру тыльную сторону девичьей ладони и провожу по воздуху, создавая дождь из персиковых лепестков роз. Её детский смех проникает под кожу и приятным теплом разливается по всему телу. Дино бы не одобрил, да и к чёрту его. Одну войну я уже выиграл. Вики выбрала меня. Снова убеждаю себя, что для поцелуя в губы у нас недостаточно близкие взаимоотношения, и укрываю девушку своими крыльями. Она вновь обвивает руки вокруг моей шеи и кладёт голову на плечо. Прижимаюсь щекой к растрёпанной макушке и замираю, пытаясь понять, чьё сердце стремится пробить клетку из рёбер и выпорхнуть на свободу. Лгать больше нельзя — нет у меня существа более близкого, чем Вики. Нам даже слов не надо, чтобы наслаждаться обществом друг друга. Поглаживаю мягкие перья её сложенных алых крылышек, улавливая горячее прерывистое дыхание на своей ключице. Губы снова расплываются в улыбке от понимания, что большая близость сейчас невозможна. Но только мы её достигнем, наши души непременно сольются воедино. Поднимаю лицо к рдяному раскалённому небу и закрываю глаза. Воспринимаю болезненно факт того, что пришла пора возвращаться. Я могу отпустить её, но не хочу делать этого даже под страхом исключения из школы. Вдыхаю пряный аромат её духов, нежно щипаю девушку за носик и складываю крылья. — Как бы ты записала мой номер в телефонной книжке? — Любопытствую, выбирая лепестки из шелковых волос, лоснящихся до поясницы. — Синусоида, — Уокер одаривает меня ехидной улыбкой, и я мгновенно заливаюсь от смеха, позабыв, какую колкость собирался выдать. Девица поднимается на ноги, отряхивает свои малиновые шортики, прикрывающие ягодицы лишь на половину. Лениво потягивается, расправляя крылышки. Хватаю её за запястье и оборачиваю лицом к себе. Кладу правую руку на лопатку, левой обхватываю маленькую ладошку и вытягиваю в сторону. Вики берет меня за плечо, прогибается в спине и подает назад левую ножку, позволяя вести мне. Музыки, которая звучит в наших сердцах, достаточно, чтобы танцевать вальс прямо посреди сада, лишенного необходимого пространства. Смотрим друг другу в глаза, продолжая двигаться по воображаемому кругу, и я наконец понимаю, что нет ничего более ценного, чем каждая минута, проведенная в молчаливом согласии. С каждым ограниченным шагом отпускаю всё, что защищало меня годами, чтобы обрести что-то более прочное, нежели всемогущий контроль. Будто пожарный, вдруг осознавший, что сжигать книги — величайшее преступление, посылаю свои принципы на съедение механическому псу. Прерываю танец, чтобы сделать то, чему следовало произойти порядка нескольких недель назад. Целую Вики в губы. Влюблённость уже разлилась полусладким вином по нашим душам, и сомневаться в силе этого чувства — отвратительно глупая философская идея. Аккуратно вбираю ванильные уста и теряюсь окончательно, когда понимаю, что Вики не противится. Она встаёт на носочки и притягивается ближе. Целует нежно, не вовлекая язык, и вновь обхватывает руками мое лицо, и я вновь теряюсь. Готов поклясться, что морщит носик каждый раз, когда больно колется о щетину, но не отнимает губ. Отстраняюсь первым, чтобы увидеть её реакцию, и понимаю, что сам задыхаюсь от мучительного волнения. Ей хотя бы понравилось? Шепфа, это погибель. Ловлю восторженный взгляд и кидаю себе спасательный круг: — Я начинаю думать, что применительно тебе «дура» является аксиомой, — подаю волшебное зеркало, предварительно убедившись, что не измазан помадой. Толкает меня в плечо и, гордо задрав подбородок, уходит прочь, грациозно виляя бёдрами. На подкашивающихся ногах догоняю её и сплетаю наши пальцы. И почему не поверил учительнице ясновидения, когда та заявила, что однажды мне вновь придется побегать за девчонкой? Веду обходными путями к двери спальни, чтобы случайно не попасться на глаза ворчливому Фенцио. На других уже плевать. Даже сейчас, когда до прощания остаются минуты, проблемы с поиском одобрения кажутся абсолютно решаемыми. Окончательно убеждаюсь, что начинаю отпускать свои травмы и становиться тем, кем хочу быть. Но готов ли я впустить её больше, чем в свою душу? Разумеется. Немного отклоняюсь от заданной траектории. Останавливаемся в полуосвещённом коридоре мужского крыла, непосредственно перед чёрной металлической дверью в мою обитель. Пропускаю девушку, не проронившую ни слова, вперед, и облегченно выдыхаю, потому что мне не пришлось просить её остаться, а ей не пришлось осыпать меня вопросами, чтобы понять, чего я хочу. Неудивительно. Не разрывая тишины, подвожу Вики к шкафу и отодвигаю дверцу, предоставляя право выбора. Смотрю на задумчивое выражение ее лица и улыбаюсь, представляя, как Непризнанная разгуливает по комнате в моей любимой красной футболке. Она вытягивает самую ненужную, белую. Встает на носочки, невесомо касается губами моей щетины, и удаляется в душ, оставляя меня в невероятном смятении. Ей не нравится моя любимая футболка? Надеваю бордовые спортивные брюки, освобождая тело от повседневной одежды. Задергиваю шторы и тащусь в противоположный конец комнаты, чтобы сообразить фруктовый салат на две персоны. Болезненно сводит рёбра лишь от мысли, что она ничего не ест. Нервно сглатываю и сильнее сжимаю нож, чтобы раздавить волнение, охватывающее разум. В конце концов, привяжу к кровати и буду кормить из ложки. Уокер возвращается, когда я заканчиваю вытирать стол. Смотрю, как капельки воды стекают с влажных каштановых волос на белую ткань, делая её прозрачной, и закусываю губу. Подходит ближе, обнимает за талию и целует ключицу. Прикрываю глаза, вспоминая лучшие фрагменты камасутры. Отрицательно киваю головой, прогоняя манящий зов плоти — сейчас не время. Подаю ей фен и ухожу в душ, чтобы привести мысли в порядок. Включаю холодную воду, чтобы смыть всё неприятное, что успело произойти в начале этого дня. Втягиваю носом аромат детского мыла и позволяю себе потонуть в самых нежных фантазиях, которые можно как-либо связать с Вики. Она стала моей Луной — единственным источником тепла и света во тьме моей души. Её слишком много, и это делает меня счастливым. Почему? Потому что эта девушка уважает меня. Не пытается сравнять мои принципы с землей, чтобы почувствовать себя той самой, которой дитя самого Сатаны подарил поцелуй, любовь и сына. Единственное интимное место, которое ей захотелось ощупать — моя душа. Она приложила катастрофически много усилий, чтобы я научился её уважать, в то время как другие пытались научить меня целоваться. Шприц с воспоминаниями делает прокол непосредственно в сердце: «Люцифер, я не смею требовать того, что тебя смущает или ограничивает. Меня вовсе не обижает, что ты не можешь прикоснуться к моим губам. Давай обозначим, чего нам делать не стоит, чтобы возникало как можно меньше конфликтов». Да, если обычные отношения начинаются с поцелуя или секса, наши взяли свое начало с оглашения личных границ и долгой задушевной беседы. Теперь близость наших душ тысячекратно важнее любых сексуальных контактов. Отнимаем бразды правления у страсти, чтобы наделить высшей властью ту, что едва ли не сожжена лживыми признаниями и пустыми обещаниями — любовь. Отныне эрос подчиняется. Осознаю, что выпадаю из реальности. Наспех вытираюсь махровым полотенцем и возвращаюсь в комнату. Сердце на несколько мгновений прекращает свою деятельность, страх комом оседает в горле, не позволяя сделать глоток кислорода. Девчонка восседает на диване и сушит феном моего феникса, нагло развалившегося у нее на коленках. Преодолевая оцепенение, подхожу к ним вплотную, чтобы лишний раз убедиться, что птица не помышляет полакомиться самыми восхитительными глазами на свете. Впрочем, Атар что-то довольно щебечет, пока девушка ласково чешет его огненное оперение и что-то оживленно рассказывает. Присаживаюсь рядом и совершаю попытку выгнать захватчика с моей территории. Феникс тут же принимает боевое положение, сверлит меня недовольным взглядом и угрожающе хрипит. — Птенчик, нам надо высушить Люцифера. Пересядь, пожалуйста, — Уокер треплет этого монстра по макушке, и он послушно улетает на свое законное место, отвесив церемонный поклон. Бросаю на нее ошарашенный взгляд и нервно сглатываю. Безумная. Она в курсе, что птенцу лет больше, чем мне? Разворачиваюсь спиной к ней, позволяя перекинуть ноги через мои бедра. Поток теплого воздуха обдувает непослушную шевелюру, которую девица крайне аккуратно перебирает расческой, и я прикрываю глаза, позволяя себе полностью отдаться ощущению нежности. Покончив с волосами, она принимается просушивать мне крылья. Рефлекторно дергаюсь, когда руки касаются спины. Вики откладывает фен в сторону, обнимает меня за талию и сзади покрывает пылкими поцелуями каждый миллиметр грубой кожи. Целует все шрамы, оставленные адскими плетьми. Глаза предательски щиплет от навернувшихся слез. Закрываю лицо руками и делаю глубокий вдох, чтобы не расплакаться. То, что Непризнанная так трепетно относится ко мне, порождает чувство вселенской несправедливости — сразу думаю, что все страдания всё же были не заслужены. Подрываюсь с дивана и быстрым шагом иду за тарелками. То, что она не ела, волнует меня сильнее, чем прошлые мучения. Девушка прищуривается, разглядывая содержимое посуды, которую я ей протягиваю. Отнимает взгляд от салата и одаривает меня самой очаровательной ухмылкой. Да, Уокер, за несколько веков твой демон так и не научился нормально резать еду. — Спасибо, — её чарующий голос звучит в моей голове самой нежной композицией Фредерика Шопена. Морщу лоб, пытаясь совладать с беспокойством. Сейчас заявит, что не голодна, и я поседею от ярости, клянусь. Не выдерживаю и присаживаюсь перед Непризнанной на корточки, потому что девушка уже бессознательно гоняет еду по тарелке. Набираю ложку салата и, словно отец-одиночка, прошу открыть рот ребенка, который отказывается есть кашу на завтрак. Девица слушается. Жду, пока еда отправится в пищевод, и даю ещё ложечку. За папу, как говорится. — Я и сама могу, — она останавливает мою руку, готовую занести третью ложку. Молча отдаю столовый прибор и падаю рядом. Вики нервно ерзает под моим пристальным взором и смущенно отворачивается. Ставлю пустую посуду на стол и терпеливо жду, пока мадам соизволит доесть. Уокер шумно выдыхает, показывает мне, что таки расправилась с несчастными фруктами. Одобрительно киваю, забираю тарелку из ее рук, и тащусь мыть. Девушка возникает перед раковиной, выражая намерение помочь, что не оставляет меня равнодушным. Стремление делить со мной обязанности согревает не менее того, что она ест ради моего спокойствия. Протягиваю ей стакан мангово-персикового сока, когда она ставит чистые тарелки на полку. Приобнимаю за талию и веду к кровати. Непризнанная оставляет стаканчик на столике, укладывается под покрывало и хватает книгу с прикроватной тумбочки. Падаю рядом, предварительно убрав длинные шелковистые волосы со своей подушки, облегченно выдыхаю — она будет рядом до утра. Заключаю её в пламенные объятия, нависаю сверху и покрываю поцелуями каждый миллиметр очаровательного личика. Вики заливисто смеется, трепет мою шевелюру, отчего сердце мгновенно замирает. Как я ей нравлюсь без укладки? Позволяю девице устроиться поудобнее — едва ли не на мне. Поглаживаю изящный твердый переплет любимой книги, пролистываю к необходимой истории, откашливаюсь и начинаю читать вслух. Уокер прикладывается щекой к моей грудной клетке, вслушивается в ускоренный сердечный ритм, ибо я вновь пропускаю через себя чувства главного героя и пытаюсь не задохнуться. Она нежно обхватывает запястье свободной руки и целует каждый палец, призывая спокойствие вернуться. — Я так далека от свободы: прошлое преследует меня, а будущее не в моей власти. Но если ты возьмешь меня за руку, прошу, вытащи меня из темноты, и вновь зажги этот огонь надежды.* — Пытаюсь унять дрожь в голосе, чтобы не показаться вдруг совсем изнеженным мальчишкой. Бросаю встревоженный взор на девицу, которая прекратила подавать признаки жизни. Снова кусает внутреннюю сторону щеки. Щипаю за нос и продолжаю чтение. Дочитываю до конца. Ощущаю, как раскаленные слезы падают на мой торс и вздрагиваю. Беру Вики за подбородок и поднимаю её личико. Всхлипывает, смотрит на меня и улыбается. Во взгляде этом тепла больше, чем в свете Солнца. Что есть силы прижимаю девочку к себе и снова расцеловываю лицо, впитывая губами соленые слезы. Цепляется мертвой хваткой мне в плечи и рыдает, от чего я тут же впадаю в панику. Кладу сборник на прикроватную тумбочку, выключаю свет и укрываю нас шелковым одеялом. Держу Непризнанную настолько крепко, насколько это вообще является возможным. Она успокаивается, но меня теперь лихорадит. Воздух пропитался её страхом расстаться, и теперь я воображаю, что однажды нежное хрупкое «мы» перестанем существовать. Стираю слезу, предательски скатившуюся на пылающую щеку. Моя Вики смеется — феникс возомнил, что ему рады в нашей постели. Делаю несколько глотков воздуха и целую девушку в макушку. Та проводит тыльной стороной ладошки по моим скулам, чмокает в самый уголок губ и падает ко мне в объятия, прогоняя сентиментальность, осевшую где-то в легких. Наконец позволяю себе уснуть, позабыв о существовании кошмаров, где я — ничтожество, недостойное существования. В унисон с моим теперь пылает ещё одно сердце, способное разрушить любые оковы самобичевания. И это нежное хрупкое «мы» не перестанет существовать, пока каждый из нас хранит чувства друг друга от любых инстинктов смерти. Я окончательно и бесповоротно впускаю Вики Уокер во что-то большее, чем моя жизнь, чтобы вновь пройти сквозь Ад и обрести себя.