Торговец надеждой

      В спальне оказалось прохладно. Мерно мерцали свечи, и Наполеон с интересом наблюдал за тем, как испуганно вздрагивала его новоиспечённая жена после каждого хлопка фейерверка за окном. А ведь он даже не смог хорошенько её рассмотреть перед тем, как принять под своё крыло, наречь супругой, императрицей своей империи, давая клятву, какую иной человек не дает даже своей родине. Стоило отблагодарить Коленкура, тот почти не ошибся, описывая в письме младшую сестру императора Александра.       У неё действительно были прекрасные серые глаза, большие и глубокие, но от волнения она распахивала их ещё шире, и из-за этого нежное выражение её лица приобретало тень испуга. В какой-то степени Бонапарту это нравилось. Её любезная и приятная наружность, пусть и не такая, как у первых красавиц Франции, и тихий нрав, пожалуй даже излишне робкий для императорского рода, давали ему надежду на то, что от этого брака мог быть толк. Властной императрицей ей вряд ли суждено было стать, а вот верной и покорной женой…       Анна Павловна неуверенно сцепила подрагивающие пальцы в замок. От свадебной причёски мало что осталось после венчания, а на по-детски пухлых щеках уже давно краснел румянец смущения и страха. Наполеон усмехнулся, неспешно расстёгивая пуговицы сюртука.       — Что вы так дрожите, la luce dei miei occhi? — спросил он мягко и тихо, но голос его всё равно эхом отлетел от стен. — Вы ведь знаете, что сейчас должно случиться? Смущаться и бояться не следует, верно?       Анна едва слышно выдохнула в ответ, не решаясь поднять на него глаза, глядя куда-то в сторону, под ноги, будто это могло её спасти. Ей столько всего было рассказано о Бонапарте дома, в России, что она была уже не в силах отличить реальность от нарисованного матушкой и братом кошмара, будто нарочно расцвеченного пугающе-алыми тонами. Да и сам Наполеон вёл себя совершенно не так, как она ожидала. Он был холоден, как бывает холоден любой при встрече с незнакомцем, но при этом в глазах его то и дело мелькала заинтересованность. И что-то ещё — странное и притягивающее.       — Верно, Ваше Величество.       — Mia cara, — он взял её руки в свои ладони, мягко поглаживая, прожигая взглядом светло-серых глаз, казавшихся в полумраке чернее сумрака. — Ты полюбишь меня, девочка, — затем сократил расстояние между ними, обхватив пальцами тонкую шею, с непонятным удовольствием наблюдая за тем, как и без того испуганная Анна распахнула губы, силясь дышать по-прежнему ровно и глубоко. Не получалось. — E farai quello per cosa sei nata.       — Я вас не понимаю, — нахмурилась она, от чего на фарфоровом лице появились морщинки.       — Вам и не надо, — он плавно обхватил её за подбородок, проводя большим пальцем по розовым губам, сладким и липким от церковного вина. Во время венчания Бонапарт смог позволить себе лишь секундное к ним прикосновение, не более. Теперь впереди у них была вся жизнь. Её губы дрогнули. — Вы что-то хотите сказать?       — Я… — Анна тяжело сглотнула, — нет, ничего.       Наполеон вновь тихо хмыкнул, на секунду отпуская её, вновь позволяя дышать, а потом обошёл со спины и остановился непозволительно близко, так, что она буквально почувствовала идущий от него жар.       — Вы ведь не против, если я вам помогу?       И не дожидаясь ответа, он медленно провёл пальцами по кромке платья на спине Анны, подцепляя маленькие застёжки. Ему совсем не нравилась та пышность, с которой был сшит свадебный наряд. Слишком много ткани и кружев для простого брака по расчёту. Мысль эта больно резанула по сознанию. И Наполеон резко дёрнул в стороны корсаж, из-за чего Анна Павловна вынужденно переступила с ноги на ногу, чтобы удержать равновесие. Она прижала руки к груди, не позволяя лифу упасть. Всё было слишком грубо. Бонапарт однако на этом не остановился, разрывая ткань до ямочек на пояснице, заставляя молодую жену судорожно вздохнуть.       Сам же он неспешно перешёл к причёске, потянув за ленту, вплетённую в тёмные волосы, позволяя им свободно упасть на плечи. Завитые кудри слабо мерцали в тусклом освещении, переплетались и путались в его пальцах. Анна неуверенно стянула с рук перчатки и покорно повернулась к Бонапарту лицом, наконец поднимая на него глаза.       Он мягко улыбнулся, целуя её сначала в лоб, постепенно спускаясь к губам. Анна вся вспыхнула от смущения, он это почувствовал, хотя руки у неё по-прежнему оставались ледяными. Она осторожно коснулась его ладоней, сжав пальцы, но на поцелуй так и не ответила.       Тогда Наполеон, больше не сдерживаясь, склонил голову ниже, проводя кончиком носа по её шее, и прижался губами к гулко бьющейся венке, оставляя на месте поцелуя алеющее пятно. Совсем рядом с православным крестиком — ей позволили не менять веру, хотя в обществе это вызвало небывалые возмущения и перешёптывания. Но таковым оказалось едва ли не единственное условие, поставленное перед французским двором, прежде чем было дано согласие на этот брак. И Наполеон, как и всегда, выбрал наименьшее из зол.       — Подождите, — вдруг горячо зашептала Анна Павловна, чувствуя его руки на своих бедрах, пытаясь отстраниться, вспоминая про гордость и честь, не позволяющие ей принимать столь откровенные ласки. И пусть пока всё то, что творил Наполеон, ей было приятно, естество её трепетало загнанной ланью, бесконечно протестуя.       Бонапарт не слушал. Вместо этого он быстро сорвал платье вниз, с громким рыком кусая обнажившееся плечо. Анна Павловна тихо вскрикнула и сжалась, отталкивая от себя мужа и стараясь закрыть грудь. Из глаз покатились слёзы обиды и страха, и она обхватила себя руками, чтобы хоть немного успокоиться.       — Я просила вас подождать, — всхлипнув, выдохнула она, бегая глазами по разгорячённому лицу Бонапарта, вмиг ставшему острее и строже.       — Я не из тех, кто умеет долго ждать, mia cara. Мне и так пришлось два года дожидаться согласия вашего брата на наш брак.       — На то были причины.       — О, я прекрасно о них знаю. Но сейчас это не важно. Вы обещали не бояться, помните? — она кивнула, обречённо поджимая губы, прежде чем снова почувствовала его руки на своих плечах, которые плавно повели вниз, будто стирая последнюю линию сопротивления. Ему понравилось это сравнение. Ему нравилось завоёвывать.       Анна Павловна кусала губы, оказавшись на прохладной простыни, отвернувшись и не смотря на то, как Наполеон снимал с себя одежду. Она ничего не видела, так как глаза заволокла странная пелена, и не чувствовала ничего, кроме стыда. Лишь слабо дёрнулась, когда ощутила горячие губы, покрывающие поцелуями грудь.       — Ох, чёрт, — несдержанно прошипел Бонапарт, рвано хватая ртом воздух и резко подминая Анну под себя. — Будет лучше, если вы сейчас хоть немного расслабитесь.       Его лицо оказалось прямо напротив её. Распахнув глаза, Анна Павловна могла видеть лишь дикий взгляд мужа и его нахмуренные брови, которые отчего-то нестерпимо захотелось разгладить пальцами. Ей совсем не вовремя подумалось, что он, оказывается, был красив.       Она робко подалась вперёд, скользнув губами по его щеке, и снова отстранилась, с испугом глядя на застывшего от нежданной смелости Наполеона. Он молчал, лишь судорожно втягивал носом воздух, а потом, пока Анна не успела опомниться, крепко прижался к её рту губами, целуя почти до крови, до тех самых фейерверковых искр из глаз, одновременно с этим размашисто качнув бёдрами.       Он не дал тонкому вскрику застыть в комнате, вбирая его в себя, целуя супругу уже по-настоящему, не позволяя отстраниться. С его губ сорвался сдавленный рык, прерванный то ли всхлипом, то ли стоном, и Наполеон почувствовал на языке солёный привкус слёз.       — Тише, все хорошо, — не прекращая движения прохрипел он, опираясь ладонями на подушки по разные стороны от головы Анны, словно в бреду мечущейся под ним. Тени плыли по полу и потолку, и она смотрела, смотрела широко распахнутыми глазами, будто всё происходило не здесь и не с ней.       — Пожалуйста…

***

      Наполеон не спал. После первой брачной ночи, хотя небо было ещё очень тёмным, его куда больше заботили дела государства, чем отдых после довольно утомительного дня. Скоро и вовсе должен был начаться дождь, потому что тучи заслонили собой совсем недавно сиявшую луну, а ветер протяжно зашумел в парке.       Бонапарт, слушая эти завывания, пытался заниматься документами, сидя в кресле. Свечи не могли дать хорошего освещения, поэтому ему приходилось щуриться, напрягая зрение. Дела не ждали, он это прекрасно понимал, а бесполезные торжества всегда отнимали слишком много времени и сил. Все при дворе знали цель этого брака, но старательно делали вид искренне счастливый, не желая ни на шаг отступить от устоявшихся протоколов. Говорить о том, сколько средств из казны на это тратилось было бессмысленно.       Анна Павловна зашевелилась в кровати, и Наполеон отложил бумаги в сторону, прислушиваясь. Но она не проснулась, лишь вздохнула во сне, переворачиваясь на бок.       Бонапарт поднялся с места, как можно тише ступая босыми ногами по полу, подходя к постели. Анна вольготно устроилась прямо по центру кровати, не привыкшая ещё коротать ночи не в одиночестве, зарывшись чуть ли не с головой в одеяло и подушки. На её щеках всё ещё горел румянец, а приоткрытые губы тёмно-винным пятном багровели после его поцелуев. Наполеон неслышно усмехнулся, касаясь пальцами влажного от испарины лба новой жены. И из этой девочки он несколько часов назад сделал женщину?       Он неловко присел на край, убирая плотную ткань от лица Анны, проводя невесомо по шее, на которой яркими пятнами были заметны следы его несдержанности. И ему на мгновение стало её жаль. В конце концов, в чём была виновата она, расплачиваясь сейчас за своего брата и страну? Но Наполеон быстро себя одёрнул. Если в дворянских семьях браки заключались по настоянию родителей, то императорских детей, должно быть, и вовсе не спрашивали, отдавая без промедления. Тем более дочерей. Тем более, когда их пятеро.       Вздохнув, Бонапарт отвернулся в сторону, уставившись немигающим взглядом на свои руки. В первый раз он женился по любви, настоящей и всепоглощающей, во второй — потому что ему нужен был наследник. От этого становилось больно и противно. И как тогда можно было вообще верить в любовь?       Он вздрогнул, когда его локтя коснулась тонкая ладонь, и резко повернул голову, вопросительно приподняв бровь. Анна сонно щурилась, чуть испуганно глядя на него, и прижимала одеяло к себе. Так невинно и просто, что в груди у него заныло от непонятной нежности.       — Что-то случилось? — шёпотом спросила она, будто опасаясь спугнуть что-то тонкое и эфемерное, буквально только что возникшее между ними.       — Нет, ничего, — Наполеон отрицательно мотнул головой.       — Почему тогда вы не спите?       — Я мало сплю по ночам. А вот зачем проснулись вы?       Анна Павловна отстранилась, принимая сидячее положение и закутываясь в тёплую ткань. Она поджала губы, смущённо отводя взгляд.       — Я замёрзла, — прозвучало тихо в ответ. — Не могли бы вы дать мне ночную сорочку? Она там, на тумбе.       С губ Бонапарта не сходила усмешка, пока он выполнял её просьбу. А она неловко расправила ткань дрожащими пальцами и постаралась как можно быстрее надеть на себя рубашку, путаясь в вороте и рукавах.       Наполеон с тихим беззлобным смехом помог ей. Что ж, незачем было понапрасну рисковать её здоровьем. Тем более, что натопленный ранним вечером камин уже давно стоял остывшим.       — Вы как ребенок, душа моя, — нежно протянул он, завязывая бант из тесёмок на воротнике. Анна вздрогнула от бархата, перекатывающегося в его голосе, от едва слышного итальянского акцента. — Боитесь меня?       — Немного.       — Что такого вам про меня наговорили?       Она отрицательно покачала головой, сжав в кулаках ткань. Бонапарт, заметив столь резкую перемену эмоций, взял её за руку, мягко проводя большим пальцем по тыльной стороне ладони. Её пальцы несмело дрогнули ему навстречу, и она даже не успела заметить, как оказалась в объятиях супруга.       Лишь болезненно поморщилась, когда Наполеон потянул её ниже, заставляя снова лечь на подушки. Все тело ломило истомой первой брачной ночи, но Анна старательно это скрывала, опасаясь однако, что Наполеон захочет повторить близость. Но он лишь перевернул её, ложась рядом и прижимаясь грудью к спине. Анна Павловна замерла, вслушиваясь в его дыхание и удары собственного, гулко бьющегося сердца.       — Так, я надеюсь, вам теплее?       Шёпот у самого уха вызвал волну мурашек по всему телу, и Бонапарт, приняв это вместо ответа, придвинулся ещё ближе, бесконечно смущая молодую супругу. Но она не захотела возражать, действительно чувствуя жар, исходящий от крепких объятий. Словно солнце на Корсике навсегда прогрело его, не давая замерзнуть.       — Да, — ответила она, робко переплетая свои пальцы с его.       — Тогда спите, — оставив ей легкий поцелуй за ухом, Наполеон закрыл глаза, намереваясь дождаться, пока новую императрицу Франции не сморит сон, чтобы затем вновь вернуться к государственным делам, но сам не заметил, как заснул.       За окном начался дождь, и мелкие его капли, оседая на стекле, стали ручейками срываться в неизвестность. ________________________ 1. La luce dei miei occhi — свет моей жизни 2. Mia cara — моя дорогая 3. E farai quello per cosa sei nata — и сделаешь то, для чего была рождена