Грехи по цене тысячи лет

      Когда полувежливые отмашки уже не помогали спровадить суетливую гримёршу, Со наградил её одним из тех нечитаемых мрачных взглядов, каких удостаивал министров, когда те забывали, с кем вообще разговаривают. Девушка всё порывалась хоть чуть-чуть замаскировать свежий шрам, ссылаясь на какие-то свои понятия об эстетике, но Со-то знал, что дело было далеко не в чувстве прекрасного, а в явлении куда более прозаичном – страхе.       Съёмки рекламы затянулись вот уже на четыре часа дольше положенного, разумеется, не без помощи руководителя проекта и главного лица рекламной компании по совместительству.       Со одели в императорские одежды, причесали, накрасили, даже надушили, как будто экраны могли передавать запахи. «Для атмосферы» – заявили ему. Тяжёлые ткани, расшитые золотом, переливались под холодным искусственным светом, длинные фальшивые волосы были собраны и закреплены красивой заколкой. Удивительно, но Со совершенно не чувствовал себя тем самым Кванджоном, Императором, которого помнили и через тысячу лет, человеком, внушавшим ужас не только врагам, но и союзникам. Может, потому что вырядили его в белые одежды, а вовсе не чёрные. Отдел рекламы настоял на светлом образе великодушного и справедливого правителя, чья добродетель неоспорима, велика и недоступна.       Со плутовато и с оттенком извращённого удовольствия ухмыльнулся. Какая жалость, что уродливый алеющий шрам на пол-лица портит такую замечательную картину.       – Оппа! – раздался противный высокий голос прямо над ухом. Мужчина поморщился, задержал дыхание и накрепко ухватился за подлокотники, чтобы не поднять руку на девицу Мэй, которая уже откровенно достала Императора своей навязчивостью и непроходимой тупостью. – Когда мы уже закончим? Мама обещала, что это ненадолго! Я ещё хочу успеть на шоппинг. Ну оппа! Там будут Сон Ён На и Чон Со Ын, я должна похвастаться им кольцом, эти швабры умрут от зависти! – состроив приторно-миленькое личико с огромными глазами, ярко сияющими интеллектом трёхлетки, Ту Чи проворковала слащавым голоском, едва не срываясь на писк: – Ведь мой оппа не кто-нибудь, а наследник семьи Ким.       – Я тебе ничего не обещал, все вопросы – к твоей матери. Ты же не уйдёшь отсюда, пока я не получу желаемое, – жёстко осадил её Со, очень пожалев, что в этом мире у него нет стражи, готовой немедленно выволочь из помещения любого, кто неугоден их правителю. Тяжело, почти горестно вздохнув, мужчина решительно поднялся со стула и подал знак режиссёру о готовности продолжать работу.       Когда Ван Со ввалился в свою комнату, было почти одиннадцать часов вечера. Мужчина не стал есть, не сказал ни слова, он просто зашёл в тёмное помещение и, совершенно оставленный силами, рухнул на постель.       Он хотел обнять Су. Со очень сильно, до боли хотел обнять свою Су и уснуть вот так, чувствуя её тепло и заботу. Перед глазами встали давние воспоминания, полные счастья и покоя, когда он, совершенно уставший после целого бесконечного дня тяжёлой работы, едва переставляя ноги, заваливался в покои Су и та, не говоря ни слова, понимающе склоняла голову любимого себе на плечо, расплетала его волосы и мягко гладила по голове, даря долгожданный отдых и поддержку.       Он чувствовал её запах. Нежный, лёгкий, едва уловимый. Самый прекрасный запах в мире, который позже Со, раздавленный горем, вдыхал, сжимая в трясущихся руках подушку Су. Со временем, когда запах исчез, Со приказал надушить подушку тем же ароматом, но это было вовсе не то же самое. Этот запах был совсем не такой, как тот, оставленный её волосами, её кожей, а холодный, безликий, чужой аромат.       Со чувствовал тепло её кожи. Нежная, мягкая, чуть сияющая в неверном свете свечей, он словно бы касался её сейчас, чувствовал на кончиках пальцев и ощущал маленькие горячие ладошки Су на собственной спине.       Ему показалось, что в стенах холодной, одинокой и чужой комнаты, он слышал её звонкий счастливый смех.       И тогда Со заплакал.       Он плакал так, как в этом мире ещё не плакал ни разу: также, как и тысячу лет назад. Тоска, отступившая и уступившая место надежде и безудержному рвению найти свою Су, захлестнула вновь с новой ужасающей силой. Острое, непередаваемо болезненное чувство одиночества грозило раздавить его, утопить в этой темноте.       Каждый день Со просматривал десятки резюме сотрудниц May Cosmetics в надежде на одном из них наконец увидеть фотографию Хэ Су, каждый день он тщательно следил за продвижением проекта, придираясь к форме мыла, к запаху шампуней, к текстуре кремов. Со семь раз отсылал сценарий рекламы обратно с требованием внести правки. И это мужчина старался не думать о горе работы, которую взялся выполнить для May Cosmetics на правах будущего преемника директора Мэй. Он сегодня едва не довёл Мэй Ту Чи, эту взбалмошную дурочку, попавшую на съёмки рекламы с помощью матери, до нервного срыва, а съёмочную команду – до полного истощения. Всё, лишь бы Су увидела и поняла. Всё, чтобы знала: её Император её ищет, он ищет её, ей осталось лишь немного подождать. О Небо, лишь бы Су продолжала его ждать!       Иногда Со казалось, что вся его затея – обман, что Су совершенно не желает его видеть, а даже если желает, то среди сотрудниц May Cosmetics её может и не быть, а если всё же есть, то засматриваться на какую-то очередную рекламу ей не за чем. Иногда Со ощущал себя полным идиотом, застрявшим в чужом мире, в чужом доме и ввязавшимся в дела чужой семьи только для того, чтобы в итоге остаться ни с чем.       Нет.       Мужчина с силой сжал кулаки.       Нет.       Он найдёт Су. Найдёт во что бы то ни стало и заплатит любую цену за то, чтобы увидеть её снова. Со обязан это сделать, он должен ей. Должен за то, что так глупо отвернулся от неё, должен за то, что так легко уступил её брату. Он должен Су за то, что не пришёл и позволил умереть в ожидании любимого, который так и не приехал.       Со уснул, чувствуя губы Су на своих губах.

***

      Император в очередной раз совсем не по-императорски грязно выругался, уворачиваясь от стайки особо шумных и шустрых детей. Через пару дней стартуют продажи Lady Hae, рекламная кампания в самом разгаре, Со отчаянно пытается в кратчайшие сроки приспособится к этому миру и одновременно ищет Су. Запасы терпения Императора всё больше сходили на нет в этом отвратительно шумном месте, полным детей и подростков, под названием «школа». Ох, и получат же Ён Лан с Ён Йонгом за свои выкрутасы, когда старший брат до них доберётся! Но сначала нужно найти кабинет директора.       Директором оказалась женщина очень неприятного грозного вида средних лет, с пухлыми щеками и помадой настолько светлого оттенка, что губы почти сливались с кожей лица. Представившись директором Кан, она, не поднимая глаз от бумаг, заявила, что желала бы видеть родителей, а не старшего брата. Директор, очевидно, принимая Ван Со за Со Мина, даже имела неосторожность пробормотать что-то про отвратительное воспитание детей семьи Ким.       – Полагаю вы, как женщина, занимающая высокий пост в учреждении образования, сможете показать достойный пример нашей матушке, – холодно заметил Ван Со, ожидая, когда наглая женщина соизволит обратить на него должное внимание. Разумеется, директор Кан не заставила себя долго ждать и, возмущённо вскинув голову, продемонстрировала враз покрасневшее лицо. В следующую секунду, когда вместо разгильдяя Со Мина, бывшего для неё в своё время той ещё головной болью, женщина увидела Императора Кванджона – мрачного, убийственно серьёзного, одетого в строгий чёрный костюм и рубашку – лицо её налилось ещё более яркой краской, на этот раз – от стыда.       – Ты… Вы очень изменились, господин Ким, – выдавила она с перекошенным от непонимания, злости и даже зависти лицом. Не она ли говорила Ким Со Мину, частенько захаживавшему в этот кабинет, что ничего путного из него не выйдет, что он позорит семью и его отец зря тратит миллионы на бестолкового сына? Разве может тот Со Мин, лохматый, без учебников, в вечно грязной и даже разодранной форме после потасовок в коридорах школы, превратится в него: уверенного в себе, опрятного молодого мужчину, внушающего благоговейный трепет одним-единственным взглядом чёрных глаз? Как же он изменился! Благо, нахальность осталась прежней, хоть что-то в этом мире есть вечное.       – Я занятой человек, директор Кан, и пришёл за братьями. Давайте перейдём к делу, – Со выдержал паузу, не сводя глаз с ошарашенной и чуть потупившейся женщины. Слегка, но достаточно дерзко улыбнувшись, Со с небольшой слащавостью произнёс: – Пожалуйста.       – Ён Лан и Ён Йонг подрались в фойе школы и нанесли серьёзные телесные повреждения другому ученику, Кан Джун Доку. Такое поведение абсолютно неприемлемо в этих стенах, не говоря уже о том, что инцидент произошёл не впервые.       – Кан Джун Док – ваш сын? – осведомился Со. – Где он сейчас? Я не вижу его в кабинете директора.       – Со своим сыном я уже провела соответствующую беседу, – заявила директор, почему-то отведя глаза в сторону. Со не посчитал нужным тратить своё время и как-либо реагировать на очевидную ложь, только пожалел мальчика и детей, которым не повезло учиться с этим ребёнком.       – Какова успеваемость близнецов?       Женщина помрачнела, глянув в сторону мальчиков с жгучим презрением, совсем неподходящим для детей. Ён Лан зло насупился, смотря исподлобья на директора Кан, Ён Йонг же втянул голову в плечи, опасаясь поднять глаза.       – Мальчики учатся хорошо. К сожалению, их поведение оставляет желать лучшего.       – Что ж, – притворно вздохнул Со, – я рад, что умственные способности близнецов позволяют им находится в кабинете директора вместо уроков. Желаю и вашему сыну таких же успехов. Мальчиков я забираю с собой, будьте уверены, что соответствующую беседу с ними я проведу.       Схватив детей за руки, Со вывел их из кабинета директора, не утруждая ни себя, ни их фальшиво-вежливыми прощаниями. Директор Кан только смотрела, как за Ким Со Мином закрывается дверь, и хватала ртом воздух, не совсем понимая, что же такое сейчас произошло.       Стремительным шагом пересекая двор школы по направлению к чёрному блестящему автомобилю, Со, не задумываясь о том, что дети могут за ним не поспевать, заявил:       – Сегодня я поговорю с матушкой о вашем переводе.       В него что-то врезалось, где-то на уровне ног, и Со, опустив глаза, с удивлением посмотрел на запыхавшегося Ён Лана, похоже, волочившего Ён Йонга за руку всю дорогу от школы.       – Братик… – всё не мог отдышаться ребёнок и теперь с трудом выталкивал из себя слова в перерывах между тяжёлыми вздохами, – мы… не успеваем. У меня… бок болит! Ты что-то… сказал?       – Я сказал, что поговорю с матушкой о вашем переводе в другую школу, – нетерпеливо повторил Со, усаживаясь на заднее сиденье рядом с близнецами. Мужчина проследил, чтобы дети были правильно пристёгнуты, и только после этого дал водителю знак ехать.       – Нельзя! – запротестовал Ён Лан, громко, возмущённо, как будто у него забирали любимую игрушку. Брат шикнул на него, опасливо покосившись на Со и Ён Лан, потупив глаза, повторил уже значительно тише: – Нельзя, я не хочу уходить из этой школы.       – Почему? – искренне удивился Со.       – Я не могу бросить Тэ Ин, – смущённо прошептал ребёнок, опустив голову и густо покраснев.       – Кто такая Тэ Ин? – мягко спросил Со.       – Девочка, которой не нравится Джун Док, и она его ругает, сына директора. Он поэтому пристаёт к ней.       – Красивая?       Ребёнок удручённо кивнул.       – Ты её защищал?       Снова кивок.       – А ты, значит, – Со посмотрел на Ён Йонга, – пришёл на помощь брату?       Ён Йонг округлил глаза, глядя на Со, затем, спохватившись, потупил взгляд и молча схватил близнеца за руку. Такой пугливый ребёнок. Ясно, что из этих двоих главный подстрекатель – Ён Лан. Но что же будет, когда дети вырастут? Будет ли Ён Йонг также цепляться за брата?       – Ты молодец, что защищаешь его, Ён Йонг, – потрепал мальчика по голове Со. – Это очень смело.       Ребёнок просиял, схватившись за Ён Лана ещё крепче. Дети засмеялись.       – Братик, – несмело позвал Ён Йонг, – а тебя кто-нибудь защищает?       – Что? – не понял Со. Мужчина с удивлением наблюдал, как мальчик, набравшись смелости, взял его большую ладонь в свою ладошку и, подняв на него по-детски большие глаза, сказал: – Ты часто плачешь ночью, братик. Тебя кто-то обижает?       Со сокрушённо вздохнул, прикрыв глаза. Ну надо же, он-то думал, что его никто не слышит.       – Нет. Я очень сильно скучаю по одному человеку. Вот как Ён Лан будет скучать по Тэ Ин, если его перевести в другую школу, так я скучаю по этому человеку.       Ён Лан немедленно встрепенулся, с интересом заглядывая в глаза старшего брата:       – Она красивая?       – Да, – улыбнулся Со. – Очень.       – Ты её где-то потерял?       – Да.       – А мы можем помочь её найти? – дети, полные энтузиазма, аж ёрзали на сиденьях, готовые доказать старшему брату, что они полезны и он может на них положиться. Вот так выглядят старшие братья в глазах младших? Как образцы для подражания, защитники и друзья? Было ли у его братьев такое же детство и смотрели ли они, даже Ван Ё и Ван Вон, на Ван Му такими же глазами, полными безоговорочной любви и доверия?       – Да, вы можете мне помочь, – задумчиво протянул Со, нарочно смотря куда-то в сторону. – Но это будет непросто.       – Мы справимся! – хором заявили дети.       – Ну, хорошо. Вы знаете, ребята, я потерял много времени, забирая вас из школы. Вы мне очень поможете, если больше не будете встревать в передряги, я научу вас, как. Справитесь?       Дети с готовностью закивали, и Ён Лан, хитро сверкнув глазами, тихо спросил:       – Маме ничего не скажем?       – Маме ничего не скажем! – заявил Со, с улыбкой приложив палец к губам. Так когда-то очень любила делать его Су, когда они, беззаботные и счастливые, в очередной раз сбегали из дворца, чтобы хоть немного насладиться свободой внешнего мира.       Глядя на радостных мальчишек, Со подумал, что поступил правильно, когда ничего не сказал госпоже Ким о звонке от Ён Лана. Незачем волновать женщину попусту, уж с такими делами Со может ей помочь. Он и так ей уже много задолжал.

***

      Наивная Ха Джин, включая телевизор, надеялась отвлечься от воспоминаний об этом отвратительном дне, но, едва нажав на кнопку, не выдержала и разрыдалась. Составленные в кучку в самом дальнем углу яркие блестящие пакетики, перевязанные ленточками и заботливо подаренные бывшими коллегами, ножом резали по и без того израненному сердцу. Ну какой, какой дурак додумался выпускать косметику с названием Lady Hae?!       Го Ха Джин никогда не думала, что последний день на работе может пройти настолько ужасно.       Нет, сначала всё было в порядке: девушка уже давно смирилась с увольнением, девочки из магазина с улыбками дарили ей небольшие подарки и желали ей удачи на новом месте. Конечно, было жаль уходить отсюда, – Ха Джин действительно нравилось работать в этом магазине – но что сделано, то сделано. В конце концов, Го Ха Джин ни о чём не жалела.       А потом она заглянула в один из пакетиков под дружный писк довольных девчонок, ждущих, когда же Ха Джин посмотрит подарки. Конечно же, в каждом из пакетиков было что-то из косметики: в одном ароматное мыло в форме цветов, в другом маска для лица или крем для рук. На матовых тюбиках, пакетиках и коробочках благородных пастельных оттенков изящными позолоченными буквами было выведено: Lady Hae.       Да, это та самая линейка косметики, продажи которой стартуют завтра. Та самая линейка, о которой Ха Джин предпочитала ничего не знать и ничего не говорить. Девочки из магазина вот уже пару недель судачили о новинке, перечисляя обещанные производителем чудеса, пересказывая потрясающе красивую легенду о загадочной Леди Хэ и, конечно же, вздыхая о невероятном красавце из рекламы.       – … жених Ту Чи, ну, той самой…       – … она, конечно, дрянь, но в рекламе такая куколка! Ах, мне бы такие глаза! Ты видела, какие у неё огромные глаза?..       – … эта идея со шрамом! Потрясающая! Эдакий грозный, но справедливый красавец, нуждающийся в заботе и ласке простой девушки!       Вот уже пару недель Ха Джин отчаянно пыталась сбежать куда подальше, едва заслышав радостное щебетание коллег. Идя домой, она больше не смотрела по сторонам, на яркие вывески и витрины, на огромные подсвеченные рекламные плакаты. Похож ли мужчина из рекламы на Кванджона? Вдруг вместо лица своего Со, резковатого чертами, с острыми скулами и маняще-опасными раскосыми глазами, она увидит холёное блестящее личико какого-нибудь мальчишки? Как выглядит Мэй Ту Чи, действительно так мила и хороша? Не уж-то это её, истеричную жадную девицу, обнимает Император Кванджон на глазах у всего огромного города?       Ха Джин не хотела знать. Боялась, что, увидев, как теперь, спустя тысячу лет, на их с Со историю смотрят люди, отдалится от него ещё больше. Боялась, что их общее прошлое станет походить на сон ещё больше, постепенно превращаясь в выцветшие неясные воспоминания, подёрнутые пеленой. Ха Джин и так казалось, что она начала забывать его лицо.       Когда такое случалось, когда Ха Джин уже не понимала, где реальность, а где вымысел, она вспоминала смех своего Императора. Вспоминала его улыбку, сначала несмелую и немного грустную. До их встречи он ведь почти не умел улыбаться: разучился, живя в неволе, позабытый семьёй. Потом принц начал озорничать, и его чёрные глаза светлели, сверкая искорками веселья и беззаботности. Больше всего Ха Джин любила его нежную улыбку, мягкую и лёгкую, какую он дарил ей одной, когда хотел сделать ей приятное, когда рассказывал ей что-нибудь о себе, когда они, утомлённые и счастливые, лежали ночью в её покоях, мечтая о светлом безоблачном будущем, которое создадут вместе.       Пульт выпал из трясущихся рук девушки, с грохотом приземлившись на пол. Захлёбываясь рыданиями, Ха Джин подползла к светящемуся экрану, на котором лучилось яркое летнее солнце, омывая светом высокого красивого мужчину в белых одеждах.       Это он! Это его лицо!       Зло стерев слёзы, застилавшие глаза и мешавшие смотреть, с лица, Ха Джин трясущимися мокрыми руками дотронулась до тёплого экрана. Горестно всхлипнув, она нежно, почти невесомо обвела пальчиками контур свежего шрама, алеющего на бледной коже.       А потом его лицо исчезло. Лицо её Со, её любимого принца-волка исчезло, как сон, растворившись в изображении дорогих красивых упаковок, жестоко сияющих её именем. Уставшая, обессилевшая Ха Джин тяжело опустилась на холодный пол, воя от ужасающей боли.       – Это… это жестоко! О Небо, это так жестоко! – захлёбываясь слезами, повторяла девушка, обняв себя за плечи и представляя его тёплые сильные руки, отгораживающие её ото все бед, вместо своих маленьких холодных ладошек. – Я сойду с ума-а!.. Я… я… Со!.. Со!       Внезапно раздавшийся громкий звонок в дверь резанул по затуманенному сознанию измученной девушки.