***
— Эсмеральда вернулась! — этот слух мигом пронесся по парижским улицам. Весь Париж гудел. Цыганку Эсмеральду никто не видел уже долгое время — с тех пор, как произошло то чудовищное убийство, а убийцу казнили на Гревской площади. Самая известная танцовщица тогда испарилась, словно ее и не было никогда. Но вот она вернулась, и горожане с нетерпением ожидали ее появления. Наконец пролетел еще один слух, что она выступает перед Собором Парижской Богоматери, и люди потянулись туда. Эсмеральда и в самом деле была там, и ее встречали радостными воплями. Люди уже успели позабыть, как она прекрасна, но вспомнили об этом, как только ее увидели. Она извивалась в танце под звуки свирели, била в свой бубен, и вокруг нее прыгала ее рогатая подружка-коза. И что-то в ее танце изменилось — он стал каким-то пронзительным, еще более эмоциональным, чем раньше. Люди не скупились, и то и дело в ее шляпу для денег падали монетки. Судья Клод Фролло, привлеченный суматохой, вышел из собора, где молился, пытаясь заглушить тоску, и застыл, увидев Эсмеральду. Он стоял и смотрел на нее, и не мог оторвать взгляда, как ни старался. Наконец он встряхнулся и подозвал одного из стражников, стоявших на площади во избежание беспорядков. Фролло вручил ему небольшой мешочек, туго набитый монетами. — Положи ей это в шляпу, — сказал он. — И, если прикарманишь хоть одну монетку, тебя вздернут на дыбу. Стражник вздрогнул и уставился на судью. Из глаз Фролло ледяной струей сочился холод — стражник словно заглянул в темный глухой тоннель, в котором не было ни проблеска света — одна лишь нескончаемая стужа и великая сушь в душе. Фролло не угрожал. Действительно — вздернул бы, не колеблясь ни секунды. — Да, ваша честь, сделаю все, как вы сказали, — он поклонился судье и побежал туда, где танцевала цыганка. Протиснувшись сквозь толпу, стражник вышел на площадку, кинул мешок с деньгами в драную цыганскую шляпу и быстро вернулся к судье. — Я все сделал, ваша милость! — доложил он. — Хорошо. Теперь иди, — кивнул Фролло и спустился по ступеням, где его ждал Снежок. Вскочил в седло и тронул бока коня пятками, кинув последний взгляд в сторону Эсмеральды. Больше он на нее не смотрел, просто поехал во Дворец Правосудия, чтобы занять свою голову делами. Так хотя бы не было больно.***
Эсмеральда сразу же поняла, кто оказался настолько щедр, что не пожалел целого мешка денег для нее. Она смотрела, как судья едет мимо, впитывала в себя его облик: его высокую фигуру в черной сутане, осунувшееся лицо со впалыми щеками — одиночество, ставшее его спутником за последнее время, очень плохо сказалось на нем. И в этом тоже была виновата она! Потому что дура. Не смогла понять его, не захотела даже выслушать его доводы. И только Клопен открыл ей глаза, запечатанные скорбью по Марко, который, хоть и был другом детства, но не заслуживал этой скорби. В горле появился комок, но выступление надо было продолжать, и Эсмеральда чудовищным усилием воли избавилась от тягостных мыслей. Она потом об этом подумает, когда сделает то, что должна. Наконец, все закончилось, и довольные люди потихоньку разошлись с площади. Эсмеральда подняла с брусчатки отяжелевшую от монет шляпу. Мешочек судьи лежал сверху. У Эсмеральды и мысли не возникло, что она может взять эти деньги себе. Не ей они были предназначены. Она быстрым шагом направилась туда, где жила вдова кузнеца. Как только Эсмеральда подошла к дому кузнеца, дверь внезапно распахнулась, и на пороге возникла вдова. Увидев цыганку, она нахмурилась. — Тебе чего здесь нужно? — сухо спросила она. Эсмеральда побледнела. — Простите, я… — она не смогла продолжить. Выронила шляпу и со всех ног убежала оттуда. И даже не видела, как вдова присела над этой шляпой и раскрыла ее. Там было полно монеток — медных, серебряных, и еще сверху лежал туго набитый мешочек, в который вдова тут же заглянула. Сколько золота! Эта девушка не просто так пришла, и неважно, что она была цыганкой. Она пришла, чтобы помочь, и этих денег, которые она оставила, им хватит надолго, и ей, вдове, не надо теперь думать, на что ей кормить своих детей! — Боже, благослови ее, чтобы все у нее было хорошо! — прошептала она. Клопен встретил Эсмеральду с распростертыми объятьями. — Я слышал, ты хорошо потрудилась сегодня, Эсмеральда! — его смуглое лицо так и сияло, и она закусила губу. — У меня нет этих денег, Клопен, — выдохнула она. Клопен застыл на месте. Он не мог поверить своим ушам. — Ограбил кто? — спокойно спросил он, но в его темных глазах так и сверкнула молния. — Нет! — поспешно сказала Эсмеральда. — Вовсе нет! — А тогда куда все делось? — Ну, я… Я отдала все деньги вдове кузнеца! — она выпалила это на одном дыхании. Клопен приоткрыл рот. Он уселся на скамеечку и поскреб голову. — Ох ты черт… — пробормотал он. — Вот прямо все? — До единой мелкой монетки. Клопен, у нее ведь дети малые… — Ну… Может, ты и права. Черт побери, и где была моя голова?! Надо было самому об этом подумать и позаботиться о ней. Она же из-за одного из нас пострадала. — Клопен, я… я хочу вернуться к судье. Если он меня примет назад, конечно. После того, что я сделала… Клопен встал на ноги и обнял ее. — Ну, удачи тебе, девочка, — тихо сказал он. — Я буду молить Бога, чтобы тебе это удалось.***
Фролло сидел в своих пустых покоях за столом, где работал, когда не находился во Дворце Правосудия. Он горько хмыкнул. Покои пустые, и сам он опустел, словно пересохший колодец. Когда-то давно одиночество привлекало его. Теперь Фролло его ненавидел. Не хватало тепла, несмотря на жаркое лето. Откуда ему взяться, когда Эсмеральды нет рядом? Один ее взгляд согрел бы его. Жизнь превратилась в сплошную тоску, дни пролетали одни за другим, похожие друг на друга до отвращения. Сегодня Эсмеральда танцевала на площади Собора Парижской Богоматери, и это снова напомнило судье, что он потерял. — У меня нет никакой надежды, что она вернется, — прошептал он вслух. «Надежды не было бы, если бы она умерла, — эта мысль внезапно вкралась в его голову. — Но она жива, и даже снова танцует, ты же сам видел». Но захочет ли Эсмеральда вернуться? Быть может, стоило все же подойти к ней сегодня, попытаться поговорить? Судья тут же возненавидел себя за малодушие. Именно это он и должен был сделать! А что сделал он?! Всего-то кинул ей денег. Идиот! Фролло грохнул кулаком по столу. И вот когда теперь Эсмеральда снова выйдет на улицы?! Ему так хотелось прямо сейчас вскочить, найти ее, поговорить с ней! Но он опять вынужден ждать — на этот раз из-за своей собственной глупости. В дверь робко постучали, и Фролло вздрогнул. Уж больно стук похож на Эсмеральдин, но судья отмахнулся от этой мысли. Это только кажется, откуда ей здесь взяться? Показалось, наверное, и это всего лишь Бертран пришел, чтобы уговорить его поужинать. — Проваливай! — рявкнул судья. — Я не буду есть! — Клод… — не похоже на Бертрана. Голос совсем не его — нежный, девичий. Фролло сорвался с места и рывком распахнул дверь. Эсмеральда. Стоит, потупившись, вся красная, неловко переминается с ноги на ногу. — Как ты прошла мимо слуг? — он ляпнул это, не подумав — совершенно не ожидал ее здесь увидеть. Эсмеральда подняла на него свои зеленые глаза, и судья вдруг согрелся. — Твой мажордом хотел предупредить тебя, но я упросила его не делать этого. Хотела сама… Он схватил ее за руку и втащил в покои. Наверное, сжал слишком крепко — ее лицо перекосилось в жалобной гримасе. Фролло тут же отпустил ее руку и обеспокоенно спросил: — Я сделал тебе больно? — Нет. Это я сделала тебе больно, — ее губы задрожали. — Я была так глупа! Но Клопен мне все объяснил. Я сегодня ходила к той женщине, вдове кузнеца, которого Марко… Я отдала ей все деньги, заработанные сегодня. Все, до единой монетки. Прости меня, Клод, если можешь! — ее голос сорвался, и Эсмеральда заплакала. — Господи! — он прижал ее к себе. — Я озолочу твоего Клопена! Я озолочу всех цыган в твоем таборе! Какой же она была теплой! Он и забыл это ощущение — так давно ничего, кроме тоски не чувствовал! Все вокруг заиграло яркими красками, жизнь снова наполнилась смыслом. Эсмеральда сама пришла к нему! Судья обнял ее лицо ладонями, сцеловывал с него соленые слезы и шептал, как безумный: — Никуда тебя больше не отпущу от себя! Никогда не отпущу! Безумие перетекло в желание — почти непереносимое. Судья впился в ее губы, целовал, как в последний раз, и поцелуи эти были солено-сладкие. Он рвал на Эсмеральде платье, хотел почувствовать ее всю, прямо сейчас, сгорал от нетерпения. Она со стоном дернула его за тунику, помогая Фролло раздеться. Они сами не заметили, как оказались в постели. Эсмеральда заставила судью лечь на спину и нависла над ним. — Я хочу искупить свою вину! — ее глаза заблестели — не от слез, от страсти. Она медленно склонилась к его лицу и поцеловала в губы — нежно, неспешно. Затем спустилась вниз, целуя грудь, живот, и вот уже ее голова там, где его член напрягся от эрекции. Губы Эсмеральды коснулись багровой головки, и судья застонал. Она ласкала Фролло в этом месте, ее язык касался там, скользил, и судья, не выдержав, зарылся рукой в ее волосы, и показал, как надо, слегка надавив на затылок. Наслаждение так и накатывало, он блаженно постанывал, вскрикивал, и, наконец, отстранил ее от себя. — Сядь сверху! — выдохнул судья, и Эсмеральда скользнула на его член, принимая в себя. Выгнулась со счастливым всхлипом, задвигала бедрами, закусив губу, и Фролло сходил с ума. Его ладони легли на ее полные груди, сжимая их, он теребил пальцами нежные соски, а Эсмеральда двигалась все быстрее и быстрее, пока не выгнулась в экстазе с криком, и тогда Фролло подмял ее под себя, бешено работая бедрами. Он взорвался в ней с торжествующим воплем. Какое-то время они лежали молча, сплелись в объятиях, пока Фролло не устроился с Эсмеральдой рядом, прижимая ее к себе — крепко, целуя в губы, плечо, висок. — Я скучал… — прошептал он. — Не мог без тебя, света не видел. — Из-за моей глупости ты мучился. Я люблю тебя, Клод. — Господи, это стоило всех мучений! — он со смешком погладил ее бедро. — Я давно хотел, чтобы ты мне это сказала. — Я сглазить боялась… Зря, как оказалось. Иногда обстоятельства хуже всякого сглаза, — ее голос задрожал. — Ну-ну, Эсмеральда, мой ангел. Теперь все у нас будет хорошо. Мы поженимся, ты станешь почтенной замужней дамой. — Звучит, как приговор. Ты запретишь мне танцевать? — Ни за что. Это сделает тебя несчастной. Счастливая ты мне нравишься больше. Я же помню, что цыгане не могут сидеть взаперти, — судья хихикнул, и Эсмеральда нависла над ним, вглядываясь в его довольное лицо. — А я-то еще не хотела к тебе возвращаться, — она покраснела. — Боже, какая дура! — Я рад, что ты поумнела, — Фролло улыбнулся. В дверь деликатно постучали. — Кто там? — громко спросил судья. — Ваша милость, может, все же поужинаете? — Бертран все-таки не оставил попыток уговорить судью поесть. — Неси все, что сможешь, и оставь у двери! Я безумно проголодался! И моя невеста тоже! — Слава Богу! — в голосе мажордома послышалось явное облегчение. По комнате раскатился дружный смех судьи и Эсмеральды.